Дмитрий Пясецкий: «Всего в жизни можно достичь. Просто надо понимать, действительно ли тебе это нужно»

Блог «Кровь с молоком» завершает цикл интервью с самыми яркими представителями белорусской школы муай-тай. Напоследок мы встретились с первым восточнославянским чемпионом мира среди профессионалов, заслуженным тренером Республики Беларусь, руководителем клуба «Патриот» Дмитрием Пясецким и поговорили с ним обо всем на свете.  

- Правда, что у вас раньше были длинные волосы?

– Да, правда, были длинные, кучерявые волосы. Наверное, даже длиннее, чем у тебя (а у меня, на минуточку, волосы чуть ниже уровня лопаток – прим. автора).

- И когда вы решили постричься?

– Сначала я тренировался и выступал с длинными волосами, просто заплетал их в косу. Потом как-то решил покороче постричься, потом еще покороче, а потом совсем коротко. Да и необходимость в длинных волосах отпала. Я же до этого на гитаре играл. Девушки не было – была гитара. Поэтому волосы – это был просто совершенно необходимый атрибут. А затем спорт перетянул, и ценности такой не стало.  

- Как ваши родители на это реагировали?

– У меня очень продвинутые и культурные родители. Мой отец всегда был для меня  большим другом. Нет, понятно, что бывало всякое, но чтобы за волосы? Фразы типа: «Сынок, может тебе постричься?» – я не слышал никогда. Они с пониманием к этому относились и прекрасно знали, что для нашей команды это было принципиально. Не просто для красоты. Тем более, на нас и так давления много оказывалось в школе. Как раз время было такое – 9-10 класс. Музыка и НВП – это было настоящее сражение.

- Вы были лидером в детстве?

– Я, скажем, был точно не из последних. При этом у меня никогда не было «искусственного» лидерства – мне не приходилось строить какие-то ходы, чтобы стать первым. Это точно. Все получалось как-то само собой. Я помню показательный случай: это уже не в детстве было, а когда в медучилище учился. Отправили нас всех на картошку. И сразу между ребятами началась борьба за ячейки, кто где будет стоять. Мне наблюдать за этим было не то, чтобы смешно, а скорее мило. Потому что я знал, что через два месяца каждый займет свое место. Надо быть очень грамотным и умным человеком, чтобы просчитать все наперед и занять какое-то место. Поэтому я просто созерцал. Получается, в детстве был, наверное, не очень многословным, но точно занимал свое место.

- Как вы попали в медучилище?

– Тогда ветер дул во все стороны, и я вдруг захотел поступить в мединститут на лечебный факультет. Мне посоветовали сначала отучиться в медучилище, т.к. в институте был очень большой конкурс. Поехали мы с другом документы в это училище подавать, но не могли его найти никак. Смотрим, стоит машина скорой помощи, решили у фельдшеров спросить, может они знают, куда нам идти. А они как раз туда ехали, и нас с собой захватили. Сидим в машине. Тетенька-врач спрашивает: «Вы чего туда едете, ребята?» – «Поступать хотим на медбратьев» – «Каких медбратьев? Вы что? Там вам девчонки мозги выпудрят за три года. Идите на зубных техников, потом там уже разберетесь: стоматология или лечфак». Рассказала нам все подробно. Мы и поступили на зубных техников. Правда не с первого раза.

- А с какого?

– С третьего.

-  Помните свой первый визит в морг?

– Это было еще в детстве. Настоящее приключение. У Стивена Кинга помимо его страшилок есть много жизненных и реально крутых рассказов, немного похожих на книги Рэя Бредберри. По одному из них сняли фильм о том, как кто-то из мальчиков видел труп, который лежал на дороге. Они с друзьями собираются, убегают из дома и идут всей компанией смотреть на этот труп. И у них по пути там всякие приключения, разговоры об этом. У нас было что-то похожее. Мы с друзьями ходили в больницу на Семашко смотреть на трупы. Мы не то, чтобы ходили баловаться, нам действительно интересно было. А в медучилище я, наверное, в морге и не был ни разу.

- Как можно отучиться в медучилище и не побывать в морге?

– Я все-таки учился на зубного техника. Конечно, мы анатомию человека изучали и практику в больнице проходили, но мы делали упор на анатомию лица, рассматривали 50 мышц вокруг рта, лицевые нервы и так далее. Поэтому точно не помню, но мы, наверное, в морг не ходили.

- Потом вы поступили на юридический.

– Я работал зубным техником и в какой-то момент понял, что мне надоело. Я очень хорошо делал зубы. Вообще я очень педантичный относительно всего, что касается работы. Из гильзы железной аккуратно выбивал зуб анатомической формы с ложбинками всеми. И у нас был план. Нужно было в день изготавливать определенное количество. Мы с другом пошли к главврачу и сказали, что мы в самом начале пути и не хотим делать лажу. Мы будем делать ровно столько, сколько будем успевать, но будем делать качественно. Главврач нас послушал: «Ладно, но это касается только вас двоих». И мы вообще никуда не торопились. Зубные техники постарше спрашивали: «Ну что, ребята, мешки для денег пошили?» Мы только улыбались: «Да нет еще».

И потом мне надоело. Для меня в этом направлении наступил предел. Я сказал, что ухожу. Меня все пытались отговорить: «Ты что, сумасшедший?! Это же золотое дно!». Предложили пойти на металлокерамику. В то время туда было очень сложно попасть. Сказали: «Ты не увольняйся – мы тебя переведем». Но я уже принял решение об уходе, надо было держать слово перед самим собой. И ушел. Мне тогда 22 года было.

Друг предложил пойти учиться: «Давай, образования же нет у тебя, только училище». Идея с медициной мне уже тогда надоела, поэтому мы пошли на юридический и не пожалели: было действительно интересно. Хотя наше первоначальное представление, конечно, очень отличалось от реальности. Мы думали, что там будет все как в американских фильмах: «Господа присяжные, обратите внимание на подсудимого,  вы увидите снаружи это, а внутри это». На самом деле не все было так красиво. Пришлось поработать в суде, в администрации, в прокуратуре. В прокуратуре было хоть немного интересно. Все остальное – это как работа для манекенов. Ничего творческого. По крайней мере, так было у меня. Даже поработал какое-то время в одной фирме, которая занималась тюнингом зданий, перебирал договоры. Но потом понял: все, хватит. И с того момента я уже полностью ушел в спорт.

- У вас же еще есть и третье образование – БГУФК.

– Вообще никогда не хотел поступать в БГУФК. Просто не воспринимал это как образование. Но пришлось туда пойти потому, что уже работал в школе олимпийского резерва, и согласно указу, мне нужно было иметь соответствующее образование. И сейчас могу точно сказать: это может быть классное образование, когда оно получено вовремя. Я же после медицинского и юридического поступил туда на специальность «Менеджмент в спорте и туризме». Мне было легко и интересно учиться. Когда я закончил, мне сразу предложили остаться работать преподавателем в университете. Я отказался: тренерская деятельность и педагогическая – это два разных мира, их невозможно совмещать. Но было приятно.

- Вынесли что-то полезное для себя из трех ваших образований?

– Мне каждое образование пригодилось в жизни. Но не потому, что я работал по полученной специальности, а потому что все, что делаешь, что ты говоришь, а тем более изучаешь, откладывает на тебе отпечаток.

- Будете заставлять своих детей идти в вуз?

– Я постараюсь направить их. Образование очень важно. Дело в том, что человек по своей природе ленив, а некоторые особо ленивы. И если его не поставить перед фактом, что сегодня он должен сделать это, завтра – то, а послезавтра, например, пойти и сдать экзамен, то он может просто просидеть, и ему будет казаться, что это временно. Но на самом деле это «временно» все продолжается и продолжается, а для себя он так ничего и не сделал. Поэтому образование – это хороший стимул. А куда поступать, уже пусть сами выбирают, хотя я за этим тоже буду наблюдать. Но никакого тотального пресса не будет.

Я видел массу людей, которые занимаются не своим делом – они несчастливы. Такие люди быстро стареют. Им не нравится то, что они делают. У моего друга дочка есть. Все детство она пела, играла на фортепиано, ходила на танцы, а потом, когда она оканчивала школу, родители уговорили ее поступить на бухгалтера в Нархоз. Я им говорил: «Вы понимаете, что делаете? Вы сами ее направляли, водили ее по всем этим кружкам. Ей это нравилось. Зачем вы сейчас заставляете ее идти туда, чем она вообще никогда не занималась, просто потому, что вы посчитали, что стране нужны бухгалтеры?». А там творческая девчонка, но работает сейчас в бухгалтерской сфере. И это грустно.

***

- У писателя Чака Паланика есть фраза: «Ты не знаешь себя, если ты не дрался». Согласны?

– В принципе, согласен. Но я бы немного уточнил: ты не знаешь себя, если ты не был в экстремальной ситуации. Дрался ты или не дрался, или просто свисал с моста на последнем издыхании, боясь сорваться – это уже не так важно. Если ты не был в экстремальной ситуации, ты себя не знаешь. Потому что именно там люди себя проявляют. Иногда смотришь на человека, и он весь такой смелый, явный лидер, а потом что-то аховое происходит, и ты видишь, что он, оказывается, слизняк. Но бывает все с точностью до наоборот. Человек может казаться вообще никаким, а в экстремальной ситуации он проявляет себя как настоящий герой. Не могу сказать, что это правило и так всегда происходит, но такие ситуации случаются. 

- Можете вспомнить первый случай, когда пришлось применить кулаки?

– Первый случай не вспомню. Во дворах где-то, еще в детстве.

- Тогда первый серьезный стык?

– Это было уже не в детстве. Мы были на сборах и играли в футбол с ребятами. Какие-то пьяные мужики захотели к нам присоединиться. Мы не хотели их брать, говорили, чтобы они не мешали, у нас тренировка. Но они долго просили, и, в конце концов, мы согласились. А эти мужики какие- то грязные были, наглые. Начали играть, а они матерятся, толкаются. Мы им замечание делали, мол, мы в футбол играем, а не боремся, давайте аккуратнее. А потом произошла такая неприятная ситуация. Кто-то из них замахнулся на моего тренера, и я, не думая, секанул того локтем, причем разрезал как шашкой: лоб, нос, брови. И мы били их приблизительно секунд десять. Эти ребята просто были из другого мира – они не в нашей скорости жили, все происходило как будто в «Матрице». Оказалось, что это была бригада ОБЭПа на отдыхе, у них какой-то корпоратив проходил. Эти ребята, по сути, при исполнении обязанностей были. Приехал ОМОН разбираться. Еле вырулили потом. Честно говоря, им поделом досталось, но это очень опасно. Лучше избегать таких ситуаций.

- Можно по тому, как человек дерется, понять, дурак он или нет?

– Абсолютно. Но ты можешь и от дурака отхватить нормальных оплеух, недооценивая человека, думая, что он слабый. Бывает, попадается ну такой неудобный дуралей, что смотришь на него и думаешь: «Что он вообще делает?». И тебе в это время прилетает от него непонятным образом. Но вообще, я бы их дураками не стал называть. Скорее, это просто люди с поверхностным мышлением. И, конечно, в тотальном тактическом понимании они легко читаемы. Такие бойцы никогда не станут хорошими спортсменами. Чем выше уровень бойца, тем он, как правило, умнее.

- Футбольный тренер Юрген Клопп как-то сказал: «Если один не очень хороший человек научился хорошо бить по воротам, это не повод брать его в команду». А вы смогли бы тренировать спортсмена, зная, что он талантливый боец, но при этом не очень хорош как личность?

– Здесь есть один нюанс: не всегда четко сочетается, что хороший человек дает хороший результат. И вообще сложно дать точное определение понятия «хороший». Некоторые из моих спортсменов самые настоящие зверьки. Или «шпана» так называемая. Но, возможно, именно поэтому человек и выигрывает. Он может многим не нравится, может быть неудобен, быть эгоистом и не всегда обходиться с людьми деликатно. Но это именно те качества, которые позволяют ему побеждать. Потому что в единоборствах ты иногда должен зубами грызть. После гонга ты можешь обнимать бойца как друга, но в ринге ты все должен сделать для победы. Вот поэтому не показатель, что человек хороший обязательно выигрывает. Да и в процессе тренировок уж совсем ярые засранцы отваливаются. Редко случается, чтобы они оставались. Такие люди из коллектива выталкиваются. Так было всегда.

- Вы сами кого-нибудь выталкивали из коллектива?

– Специально пару раз выгонял за подозрение в воровстве. Такое случается практически везде – не только в одном клубе. Периодически появляются такие дети. Или это болезнь у них какая-то, или, может, действительно денег нету, но всегда такие засранцы попадаются. Вот их выгонял. Правда, их не так просто вычислить – в таких ситуациях легко подумать на другого. Как-то было у меня так. Думал на одного парня: был практически уверен, что он виноват. Оказался не он. Потом я подошел к нему и извинился. Хотя до этого не говорил ему о том, что на него думал. Просто за подозрения свои извинился.   

- Если сравнить футбол тридцатилетней давности с сегодняшним, то создается впечатление, что тогда футболисты по полю ходили пешком – настолько все медленно там происходило. Олимпийские игры гимнасты раньше выигрывали с такими программами, которые сейчас дети во втором классе делают. Одним словом, спорт усложнился. С муай-тай происходило что-то подобное?

– Да, определенно. Информации стало гораздо больше, чем было в наше время. У нас она появлялась каким-то кусками. Сейчас информации стало даже слишком много. Зашел в интернет, посмотрел все, что захотел: всевозможные школы, клубы, программы подготовки. Даже сам спорт помолодел. Раньше же такого не было, чтобы человек чемпионом мира стал в шестнадцать лет, как Виталик Гурков, например. И это не единственная перемена. Есть такое понятие как голландская школа, белорусская школа. Или школа конкретного клуба. Даже в пределах одной страны стили этих школ будут отличаться. Наш стиль отличается от «Кик Файтера», например, или от «Синь Тяо». Но именно потому, что информации много, происходит что-то вроде универсализации. Ребята крутятся на сборах постоянно, на соревнованиях пересекаются. И ты смотришь: вроде человек раньше совсем по-другому работал, а сейчас его стиль изменился. Просто он, общаясь с другими спортсменами и тренерами, впитывает их знания и меняет манеру. Безусловно, спорт сейчас очень изменился.

- После того как в январе прошлого года Виталий Гурков завоевал свой первый титул чемпиона мира среди профессионалов, вы в одном из интервью сказали, что организаторы этого поединка сделали все, чтобы Виталик проиграл. Это действительно так?

– Возможно, это могло и случайно произойти. Может это просто необязательность какая-то со стороны организаторов. Хотя, возможно, изначально такая задумка была. Это не единственный случай, такое бывает. И со мной такое происходило. Помню, ездили мы с моим соратником, двукратным чемпионом мира по муай-тай среди профессионалов Сергеем Карпиным, в Марокко. У Сергея там бой был. Нас организаторы тогда конкретно измурыжили. Визу нам должны были открыть на границе, а мы добирались очень долго. Сначала торчали в аэропорту Шарля де Голля во Франции часов восемь, потом прилетели в Марокко и ждали пока нас встретит нужный человек. Мы прождали с раннего вечера до полуночи. Нас все это время кормили обещаниями, мол, да-да, он сейчас приедет. Но он не приехал – аэропорт закрывается. Что нам делать? Позвонили организаторы: «Ребята, такое дело, придется ждать утра». А мы в нейтральной зоне, вокруг скамейки бетонные. Просили у таможенников разрешения в туалет сходить. Я потом звоню одному из организаторов, говорю: «Мы сейчас возьмем обратный билет и улетим домой» – «Ребята, вы не сможете это сделать, у вас самые дешевые билеты, если вы сдадите их, вы ничего не купите». Мы дождались утра, но утром тоже никто за нами не пришел. Нас забрали только в обед. На следующий день должны были быть бои, готовиться нужно, но мы настолько измотались, что поели и практически сразу заснули. Через полчаса звонок – взвешивание. А Сергей только что съел огромную тарелку еды. Надел халат, обмотался полотенцами, бороться начали, еле скинул он этот вес. Вот так было. Специально это сделали или просто по невнимательности – никто не знает.

- Кому надо так топить белорусов?

– Я вообще не придерживаюсь мысли, что белорусов везде засуживают. Ерунда это. Конечно, всякое случается на некоторых соревнованиях, но это не носит глобальный характер. Белорусов очень уважают – и бойцов, и тренеров. Ну, бывает, да, сливают, но это не только нас касается. Например, перед финалами турниров по любителям начинается передел командного первенства. Терпеть не могу командное первенство. Нет, классно, конечно, что команда занимает первое место, но все, что зачастую делается ради этого, просто низко. С полуфиналов там начинается такая лажа, что достойные грамотные судьи начинают вести себя неадекватно. Раньше, когда еще чемпионаты мира проходили только в Таиланде, судейство почти всегда было «5:0» – все пять судей, обслуживающих бой, принимали одинаковое решение. Редко проскакивало «4:1». Результата «3:2» вообще никогда не было. Что это за судья, если он не может понять, кто выиграл? Было единогласно. Сейчас «3:2» – это нормальная ситуация. Варианта два: либо это реально неквалифицированный судья, который к спорту никакого отношения не имеет, а таких сейчас валом, либо происходит слив представителя какой-либо страны в сторону чьих-то интересов. Но это касается не только нас.

***

- Вы можете вспомнить день и час, когда решили, что завязываете со спортом?

– Точно не помню день и час, но помню, что заканчивал тяжело: не так просто бросать то, что тебе нравится. У меня была травма позвоночника плюс появилось много учеников, которым приходилось уделять очень много времени. А когда сам выступаешь, сложно разорваться. Допустим, они тренируются, а мне нужно было готовиться два раза в день к каким-то соревнованиям. Я просто приходил на них посмотреть, а меня заменял какой-то тренер. Сложно. Играющий тренер – это очень недолговечный отрезок пути. Поэтому пришлось выбрать.

- Когда вы вспоминаете свою спортивную карьеру, вы думаете: «это было так давно» или наоборот «это было как будто вчера»?

– Это было очень давно, но когда я вспоминаю свою карьеру, кажется, что это было как вчера. Это странное ощущение. Я вот когда о своем детстве думаю, у меня всплывают яркие картины, впечатления, образы. Вроде и лет столько прошло, а помнится как вчера. Самые главные воспоминания надолго сохраняются в памяти. Здесь такая же ситуация. Поэтому и ответ такой неоднозначный.

- Существует мнение, что великих тренеров намного меньше, чем великих спортсменов. Согласны?

– Можно и так сказать. Если ты великий спортсмен, совсем необязательно, что ты будешь великим тренером. Часто бывает наоборот: человек, который в спорте себя не показал, может быть гораздо более толковым тренером просто потому, что он не передает свои ошибки, не пытается научить своей технике. Самая большая ценность спортсмена – это его индивидуальность. Задача даже не столько научить, сколько не испортить то, что есть. Нужно уметь видеть особенности спортсмена и развивать их. Если ты зайца учишь как собаку, какой в этом смысл? 

- Вы всегда знали, что станете тренером?

– Нет. Сначала я хотел быть музыкантом, потом я хотел быть медиком, потом я планировал, что завершу карьеру и буду заниматься юриспруденцией. А получилось так, что параллельно со своей спортивной карьерой я тренировал. И все это перетянуло потому, что здесь было интереснее, чем в других сферах.

- Самое большое открытие, которое вы сделали, перейдя на тренерскую должность?

– Это не открытие, а скорее просто осознание того, что ты должен быть готов к неблагодарности. Потому что ты как тренер смотришь на какие-то вещи определенным образом, рассчитываешь на что-то, а у спортсмена могут быть на этот счет совершенно другие планы. Каждый тренер с этим сталкивается и будет сталкиваться. Просто надо это понимать и принимать как реальную ситуацию. Безусловно, это обидно, но я воспринимаю это как естественный ход событий. Это происходит со мной, это происходит и с другими тренерами. И будет происходить.

***

- Когда вы решили создать собственный клуб?

– Это было почти пять лет назад. Просто львенок вырос и в прайде стало мало места. Гридин меня воспитывал как лидера и всегда это подчеркивал. И вот я вырос. Я даже не то чтобы взял и ушел – на тот момент это было просто необходимо. Если бы я остался, было бы гораздо хуже. Но это не мешает нам с Андреем Сергеевичем и сейчас оставаться в теплых отношениях. А вот если бы я остался, думаю, отношения могли бы ухудшиться. Я ушел в период, когда понял, что дальше пойдет просто разрушение. Мы много говорили с Гридиным на эту тему. Я уходил из «Чинука» так же, как в свое время уходил из профессии зубного техника. Там было очень круто, но я понимал, что ничего не получится. Если сейчас это не изменить, то ничего не выйдет. Просто пришло время, нужно было, наверное, так поступить.

- И вы уходили, грубо говоря, в никуда – у вас ведь не было своего помещения. Может быть, стоило сначала найти зал и затем уйти?

– Да, так, наверное, поступили бы многие: подготовили почву и потом ушли. Но для меня всегда существовал четкий принцип, которому меня, кстати, учил сам Гридин – если я понимаю, что что-то нужно менять, то сделать это надо сейчас, а не тогда, когда мне будет удобно. Поэтому я объяснил ситуацию ребятам в клубе, сказал, что они могут остаться, а могут уйти со мной.

- Не боялись, что они за вами не пойдут?

– Я об этом не задумывался. Я всегда знал, что у меня будет много учеников. Мне просто нужно было найти зал.

- Сколько времени вы помотались по разным местам прежде, чем нашли постоянное помещение?

– Мы до сих пор мотаемся. У нас есть зал на Волгоградской плюс мы снимаем  помещения в Уручье и в клубе «Синь Тяо». Но на самом деле это все временно.

- И какие у вас планы на будущее?

– У меня вообще много планов. Я хочу построить Дворец муай-тай. Я год над этим работал. Помогал один парень, но не получилось. Существует декрет президента, согласно которому общественная молодежная спортивная организация может получить землю на строительство спортивного объекта. Но, к сожалению, не так все просто, как написано в приказе. Мы год бились за землю, даже получали на руки проект во Фрунзенском районе, но приезжали на следующий день на это место и нам говорили, что этого проекта уже нет, а участок отдали. Поэтому пока строительство откладывается.

***

- Вы повышаете голос на своих учеников?

– Вообще не особенно. Это у меня происходит скорее на волне стеба. Где-то могу над ними подтрунивать. Я могу крикнуть, но это будет что-то типа: «Эй, жертвы, оторвали свои задницы и вперед! Я сказал двадцать раз!». Например, когда человек подустал и ему нужен толчок. Тогда я могу так крикнуть.

- Что вы говорите своим ученикам перед боем?

– Они разные. Я просто говорю то, что нужно. И все. Надеюсь, что я не ошибаюсь. Наверное, иногда ошибаюсь. Самый плохой вариант, это когда ты нервничаешь и переживаешь: эти чувства вылезают на поверхность, и спортсмен начинает их впитывать, даже не осознавая. Нельзя мандражировать и секундировать одновременно. Спортсмен, приходя в угол и слушая то, что ты ему подсказываешь, должен чувствовать уверенность и силу в тренере.

- Если ваш боец проигрывает, вы чувствуете свою вину за это?

– Есть такое выражение: «Выигрывает спортсмен, проигрывает тренер». Спорт – это работа не только тренера и спортсмена, но и всех людей, которые рядом. В том числе, и врача. Поэтому и проигрыш общий.

- Если спортсмен выигрывает, вы говорите, что это он выиграл или что вы выиграли?

– Я говорю, что это он выиграл.

- Какой момент самый важный во взаимоотношениях «тренер-ученик»?

– Спортсмен выигрывает только тогда, когда между ним и тренером есть абсолютное доверие. Тренер может ошибаться, ученик может ошибаться, но если у них есть вера друг в друга, боец обязательно победит и в этот раз, и в следующий. Можно привести сотни примеров, когда спортсмен, выступая на высоком уровне, проигрывает только потому, что в нем зарождается сомнение в наставнике. Ученик перестает верить тому, что говорит тренер. Именно доверие, несмотря ни на что и вопреки всему – это и есть самая важная сила. Все на нем держится. Ученик должен доверять тренеру. Тренер – это ось, вокруг которой все вращается. Потому что именно он дает технику, мышление, тактику и, главное, терпение.

- Вам нравится тренировать детей?

– Да, нравится. Просто это совсем другая специфика. У них впитываемость огромная. Смотреть, как развивается ребенок – это очень круто. Вот придет к тебе такой весь неуклюжий, и ты делаешь из него спортсмена. Сейчас вообще дети неповоротливые – в футбол во дворе они не играют, в хоккей тоже. Ну, такие неуклюжие – это катастрофа просто. Грубо говоря, я не знаю, как некоторые из них по улице ходят – они же руки и ноги путают. Но с детьми интересно работать. Другое дело, что это очень разный контингент: дети, подростки, взрослые – к каждому из них нужен особый подход.

- Взрослым есть чему поучиться у детей?

– Да, есть. Счастью, умению радоваться. Этому действительно стоит поучиться. Тому, как они смотрят вперед, хотят быстрее взрослеть. В то время, как мы боимся стареть.

- Чему последнему вы научились у детей?

– Все родители считают своих детей гениальными. У меня сейчас маленькая дочка, и я иногда удивляюсь, как она в таком возрасте может понимать некоторые вещи. Например, у меня черный телефон, у жены – белый. Когда Тоне еще не было года, если звонил черный телефон, она приносила его мне, если белый – маме. И двигательность у нее необычная: ребенку год с небольшим, она залазит вверх по гимнастической лестнице к потолку. Поэтому я смотрю и думаю: может это сейчас поколение такое, эти дети индиго. Они с другой скоростью развиваются, впитывают информацию по-другому. У себя в клубе я не тренирую детей – я тренирую подростков. Детские группы у нас в клубе на Артуре Янченко. Бывает, мы с ними иногда пересекаемся – он заканчивает тренировку, начинают выходить. Я здороваюсь, спрашиваю: «Какой самый сильный клуб в мире?» Они кричат: «Патриот!». Короче, заигрываю с ними. И там есть таких пару ребят – они из  космоса просто. Ходят, сами с собой разговаривают, реакция какая-то неадекватная на все вокруг. Это не плохо, это просто по-особенному. Да, дети меня удивляют.

- Вас родители не напрягают? Они же практически все считают, что знают больше тренера.

– У нас родители на тренировке не присутствуют. Это важно. Потому что родители забирают инициативу у ребенка. Ребенок может потом с ними тренировку обсудить, но в зале родителей быть не должно. Я как-то хотел старшую дочь отдать на плавание. Пришли в бассейн, смотрю, а там прямо возле бортиков сидят родители. Дети постоянно отвлекаются, подплывают к ним. Что за бардак? Никакого плавания не будет. Пошли на гимнастику. Там всех родителей сразу выгнали из зала, хотя детки совсем маленькие, по три годика, от мамы-папы оторваться еще не могут. Но это правильно. Только в таком случае у ребенка есть возможность развиваться, общаться с такими же, как он, а не оглядываться на маму.

- Как вы относитесь к ситуации, когда родители тренируют своих детей?

– Это большая редкость, когда из этого получается что-то толковое. К примеру, Василий Ломаченко. Это шикарный и талантливый боксер, который проиграл только один бой, выступая по любителям, и то спорно. Вот он тренируется у своего отца. И это очень редкий случай, когда папа может трезво оценивать, какой у него сын. Понимать, что ему давать и не включать при этом отцовские амбиции.

- Некоторые ваши бойцы тренируются не только у вас: Виталий Гурков с Павлом Туруком дополнительно занимаются у Константина Маханькова, Денис Гончеронок периодически уезжает в Болгарию на сборы. Вы ведь понимаете: если ваши бойцы идут к кому-то другому, значит, они не могут взять что-то у вас?

– Они не могут все взять у меня потому, что я только тренер. Я не менеджер, не психолог, не медик, хотя у меня есть понемногу от всего этого. Если бы у меня был один спортсмен, возможно, я бы больше ему времени уделял и тогда сам бы справлялся. Но так повелось, что у меня много хороших ребят. Моих рук, моей головы реально не хватает на всех. Я это понимаю. И ребята в какой-то степени обижаются, что я уделяю много времени Забиту, Денису, Виталику или кому-то еще. Меня просто не хватает на всех. На самом деле, это очень грамотный подход, когда со спортсменом работает ряд специалистов. Я, например,  человек, который вложил идею. Есть человек, который очень хорошо разбирается в физической нагрузке, как, например, Костя Маханьков. И я понимаю, что пусть Виталик будет лучше общаться с ним, чем я буду разрываться между лапами. Ты не сделаешь сто работ. Я знаю ряд тренеров, которые очень тяжело подобное переживают и воспринимают это как предательство. Я это как предательство не воспринимаю. Я, наверное, просто реально оцениваю ситуацию и понимаю, что если я им этого не дам, то они просто уйдут к другому тренеру и будут иметь на это полное право.

- На прошедшем в Минске 13 сентября турнире, ваша ученица Маша Валент после проигранного боя сказала, мол, она не знала, что бить локтями нельзя. И такую фразу можно периодически услышать от многих бойцов. Объясните, как может случиться такое, что спортсмен выходит в ринг и не знает правил, по которым ему предстоит драться?

– На самом деле мы знали правила, по которым выходим в ринг. Просто мы узнали в ринге, что правила другие. Почему так происходит? Есть организаторы, которые предлагают бой. Существует целый ряд вопросов, который я им задаю сразу. В том числе, о правилах, по которым будет проходить поединок. Когда начался бой, я понял, что происходит что-то не то. Маша ударила локтем и ей сразу сделали замечание, хотя организаторы утверждали, что такие удары наносить можно. Когда ты узнаешь об этом в ринге, тяжело перестроиться. Я думаю, что это была просто недоработка организаторов. Это не наша ошибка. Мы готовились к клинчу, посмотрели бои китаянки. У нее неплохие руки, работает в боксерской манере. Нам организаторы сказали, что бой будет по правилам муай-тай. Мы и нарабатывали удары локтями вблизи, коленями, кучу работы сделали в этом направлении. Или, например, со мной похожая ситуация была в Таиланде. Это был мой первый серьезный бой после большого перерыва – до этого полтора года не дрался. Я должен был встретиться с американцем, но тот почему-то не приехал, а приехал таец. Причем очень хороший таец. Меня спросили: «Будешь драться?» – «Конечно, буду. Я же приехал сюда, чтобы драться». Но мне потом сказали, что коленом в голову бить нельзя. А это была моя коронка. Особенно, с тайцами потому, что они всегда этот удар недооценивали. Прошел бой, таец мне так отсадил ноги, что они синего цвета были. После поединка меня спросили: «А чего ты коленом не бил?» – «Мне же сказали, что нельзя». Вот специально это произошло или случайно? Никто не знает.

- Вам приходилось сталкиваться с договорными боями?

– Нужно понимать, что и договорные бои бывают разные. Бывают ситуации, когда для какого-то бойца специально приглашают более слабого противника. Например, турнир проходит в Минске и нужно, чтобы в финале вечера победил минчанин. Подобное много где происходит, и с этим ничего не поделаешь. Второй вариант, когда к тебе подходят и говорят: «Ты проиграй – так надо». Это мерзко. Но я в таких ситуациях не участвовал.

- А предлагали?

– Было подобное пару раз, но мне никогда не предлагал тренер. И я бы очень сильно на него обиделся, если бы он мне такое предложил. Но был один забавный случай, близкий к этой теме. Когда-то мы с моим другом делали профессиональный бой в киевском цирке. Организаторам нужен был красивый поединок, и мы его им дали. Это был не подставной бой, а просто постановка такая. В итоге, мы сделали так все натурально, с нокдаунами и всем прочим, что организаторы, которые были в курсе этой задумки, потом подходили к Андрею Сергеевичу и спрашивали: «Что случилось? Почему ребята подрались?» – «Да не знаю. Из-за девушки, кажется». То есть, даже те люди, которые знали, что это был подставной бой, не поверили, что это было не по-настоящему – такое рубилово мы там устроили, настоящая драка получилась. А нам прикольно – мы как актеры были.

***

- У всех людей есть недостатки. Какие недостатки у вас?

– Я иногда в общении со спортсменами нарушаю субординацию «тренер-ученик». Порой слишком много сюсюкать не нужно. Нужно просто ставить цели и быть жестче. Это недостаток. Бывает, опаздываю, хотя это необязательно. Есть такое выражение: «Как приятно предаваться праздности, когда особенно поджимает время». Иногда я с таким наслаждением пью кофе, что выезжаю на десять минут позже, чем должен был. И это неправильно. Но вообще: пусть о моих недостатках другие судят. Честно говоря, я не очень люблю это делать.

- Когда вы в последний раз сожалели о своих поступках?

– Говорят, что шанс дается раз в жизни. Это ерунда. Шанс дается каждый день, сотни раз, но мы его не видим. И поэтому его для нас не существует. К сожалению, я иногда не делаю каких-то вещей вовремя и до конца, упускаю этот шанс. И это важно. При этом слишком радикально действовать тоже неправильно. Это сродни наглости. Нельзя допускать, чтобы настойчивость становилась наглостью. Иногда я сожалею, что недостаточно настойчив в каких-то моментах. К примеру, не так давно я нашел хорошее помещение. Я познакомился с директором подшипникового завода, и у него там пустовала столовая на две тысячи квадратных метров. Договорились, что это помещение отдадут нам под договор безвозмездного пользования. То есть, мы должны были оплачивать только коммунальные. Все вроде хорошо складывалось. Но тут кто-то из бухгалтерии этого завода ушел в отпуск, попросили подождать немного с этими документами. И я, лопух, согласился. А мне надо было просто дожать эту ситуацию, всегда же есть люди, которые исполняют обязанности отсутствующего специалиста. Там, видимо, кто-то был против этой идеи безвозмездного пользования, помещение выгоднее же в аренду сдать. Короче, пока я ждал бухгалтера, это помещение отдали под ресторан. Потом сидел и думал, как же я лоханулся.

- Вы часто повторяете, что нет ничего невозможного. С чего бы такая уверенность?

– Я так говорю, потому что точно знаю: практически всего в жизни можно достичь. Единственное: надо четко понимать, действительно ли это тебе наужно. Всегда нужно иметь хороший запал. Это как бросать камень не до ближайшего фонарного столба, а до того, который намного дальше. Конечно, если я его буду туда бросать, я не докину, но все равно сделаю этот бросок максимально далеко. То же самое и в жизни: если ты ставишь цели сложные и малодостижимые, ты гораздо дальше зайдешь, гораздо большего добьешься. Ты достигнешь того, что тебе раньше казалось невозможным.

- Например?

– Если говорить о личном опыте, то это, конечно, завоевание звания чемпиона мира. Я и представить не мог, что стану им. Не то чтобы сомневался – я этого очень хотел, но когда у меня был первый чемпионский бой, я просто поверить не мог, что действительно буду драться за пояс, что я претендент. Помню, мне тогда Андрей Сергеевич сказал: «Ты относись к этому как к простому бою. Ты все равно будешь драться с этим парнем – неважно, за пояс или нет». Меня это очень успокоило. Для многих звание чемпиона мира – это что-то невозможное. Но человек, который уже является чемпионом, точно понимает, что это не самое сложное. Это не вершина. Это как будто ты поднялся на холм и увидел очень много нового – того, что ты не видел снизу.

- Предавали ли вас когда-нибудь друзья? И есть ли у вас враги?

– Меня предавали друзья. И потом я долго думал над тем, друг ли это был мне. И вообще, что такое дружба. Чем отличаются такие понятия как друг, приятель, соратник, знакомый. Конечно, неприятно, когда тебя обманывает близкий человек. Но такое случалось, и с этим ничего не поделать. Враги? Есть люди, которые мне неудобны и которым я не нравлюсь. Но можно ли назвать их врагами? Мне от них ничего не нужно. Я их как врагов не воспринимаю, это их несчастье.

Фото: Екатерина Биюмен, из личного архива Дмитрия Пясецкого.