Этот юрист был главой регби в Беларуси и защищал гребцов, когда их не пустили на ОИ. После выборов помогал атлетам, а сейчас «виновен» в том, что не хочет войны в Украине
И запрете спортсменам общаться со СМИ.
Работал с Романовской, публиковался в «Прессболе».
Юридическая сфера в Беларуси – крайне опасная и рисковая. Особенно для тех, кто занимается делами, связанными с политикой, или отрыто высказывает свою позицию. После выборов 2020 года многие адвокаты лишились своих лицензий, так как не прошли «аттестационную комиссию». А по факту – за то, что защищали интересы неугодных власти людей. Тех, кто выступает за перемены в Беларуси, все равно сажают, а адвокатов после этого лишают возможности работать в стране. Поэтому некоторые уже покинули Родину.
Среди тех, кто в скором времени может оказаться без лицензии, Александр Данилевич. Этот адвокат некоторое время был спортивным функционером – с 2012-го по 2016-й возглавлял Беларусскую федерацию регби, которым сам занимался. Но и без того Данилевич известен многим спортсменам: он сотрудничал с НОК, продолжает оказывать юридическую помощь «Крумкачам», а в течение последних двух лет не раз защищал интересы спортсменов, обвиненных в административных правонарушениях, в частности, фристайлистку Александру Романовскую.
Сейчас в отношении Данилевича, за плечами которого более 25 лет юридической практики, возбуждено дисциплинарное производство. В интервью телеграм-каналу «О, спорт! Ты – мир!» Александр рассказал, что стало поводом для проверки со стороны коллегии адвокатов, а также поделился мнением о существующей юридической системе в Беларуси.
– Непосредственно адвокатской деятельностью я занимаюсь с 2013 года. До этого, окончив юрфак БГУ в 1996 году, был юристом-хозяйственником, то есть специализировался по вопросам бизнеса, хозяйственных дел. В принципе, это сохранилось и сейчас, просто в середине 2000-х добавилось спортивное право. Когда получил адвокатскую лицензию, стал заниматься гражданскими делами, семейными.
– Почему решили заниматься еще и спортивными вопросами?
– Я люблю спорт. Никогда не был профессиональным спортсменом, просто люблю заниматься. Какое-то время играл за регбийную команду в Минске, но после травмы прекратил. Еще раньше посмотрел фильм «Джерри Магуайер», где Том Круз играет спортивного агента. Меня вдохновил этот фильм, я сам захотел стать спортивным агентом, даже пытался пробовать себя в сфере хоккея. Но потом понял, что это совершенно не мое, потому что я все-таки юрист. Решил сконцентрироваться на спортивном праве.
Если поднять архивы «Прессбола», то можно увидеть, что в 2000-х там была колонка «Спортивное право с Александром Данилевичем». В свое время также преподавал международное спортивное право на факультете международных отношений БГУ, но постепенно понял, что это слишком узкая сфера, и на самом деле не всем студентам это интересно – люди просто понимали, что вряд ли пойдут в спортивную сферу. Поэтому перестал его преподавать, но на практике продолжил заниматься вопросами спортивного права. С определенной периодичностью ко мне обращались спортсмены, тренеры, клубы и НОК Беларуси.
– А какое сотрудничество было с НОК?
– Вообще-то мы выиграли в 2016 году дело [не допущенных до ОИ-2016 по обвинению в употреблении допинга] беларусских гребцов [в Спортивном арбитражном суде] в Лозанне. Я был в беларусской команде, мы работали совместно со швейцарскими юристами. Готовили позицию, документы, швейцарцы помогли в представительстве. И это было первое в истории спорта дело, связанное с мельдонием, которое удалось выиграть. Тогда НОК был моим клиентом, как и федерация гребли на байдарках и каноэ, и члены национальной команды.
– Сейчас ваше отношение к НОК поменялось? Вы бы стали представлять его интересы?
– Не имею права комментировать эти вопросы, потому что НОК был моим клиентом – даже если это было несколько лет назад, согласно этике, не имею права комментировать или критиковать его деятельность. Безусловно, у меня есть позиция по этому поводу, но озвучивать ее не могу.
– Получается, раньше система вас ценила и уважала?
– Думаю, да. Но в моей карьере случился переломный момент, когда я работал в одном семейном деле одной известной теннисистки из Беларуси – называть имя, конечно, не буду, это противоречит профессиональной этике. Я представлял интересы не теннисистки, а противоположной стороны. Были процессы в Беларуси, где я был представителем второй стороны, были процессы в США, где я выступал в качестве эксперта. Все получилось совершенно случайно – если бы мне позвонили с беларусской стороны и попросили помощи, я бы, конечно, не отказался. Но этого не случилось – мне позвонили из США и предложили работать на них.
Я так понимаю, что у серьезных людей в Беларуси был определенный интерес в исходе дела, в организации его разбирательства. И так получилось, что я выступил не на их стороне.
– И что произошло после этого?
– Ко мне перестали обращаться некоторые мои клиенты, вот и все.
– Насколько знаю, вы плотно работали со спортсменами после выборов 2020 года.
– Скажем так, ко мне начали часто обращаться спортсмены с вопросами, касающимися заключения и исполнения трудовых контрактов, получения вознаграждений. Еще я защищал интересы нескольких довольно известных спортсменов в административных делах. Надеюсь, чем-то помог. Хотя, к сожалению, в нынешней ситуации очень малое количество оправдательных постановлений по административным делам в сфере охраны общественного порядка. По уголовным не говорю, потому что не работаю в этой сфере.
– Адвокат на административных делах – это больше моральная поддержка?
– Во многом – да. Но адвокат по закону имеет доступ туда, где сидит человек на сутках. Адвокат – это единственное связующее звено человека, находящегося в изоляторе, с его близкими. Я ходил в изолятор, общался с клиентом, поддерживал его морально и передавал от него информацию родственникам. Как говорил мой клиент, ему это очень помогало. И я надеюсь, что это действительно так.
– Вы говорите, что помогали людям с решением контрактных вопросов. Как вы охарактеризуете контрактную систему в беларусском спорте?
– Скажем так, спорт у нас во многом – это административная система, которая действует во многих странах экс-СССР. Минспорта или его аналог в том или ином виде существует почти везде. Вопрос в организации и принципах его работы.
Помню, был в Национальном олимпийском комитете Венгрии, который отвечает за развитие спорта в стране. Да, во многих странах именно НОК отвечает за организацию спорта. Это общественное независимое объединение, с которым государство сотрудничает лишь в рамках социального партнерства. После совместного решения выделяются деньги на тот или иной вид, при этом нет никакого перекоса в ту или иную сторону. Я убежден, что спорт долен быть более народным со всех точек зрения, в вопросах финансирования и использования его результатов в том числе. Потому что государственные деньги – это же, по сути, народные деньги. Мы платим налоги в бюджет страны для того, чтобы наши дети, например, могли заниматься на хорошем стадионе. Считаю, что бюджетные деньги должны идти больше на массовый и детский спорт, остальное – удел частного сектора.
Возвращаясь к вашему вопросу, контракты в спорте существуют везде. Вопрос в том, как там прописаны условия, например, их расторжения. Также здесь можно отметить, что в Беларуси, например, внесены ограничительные положения об общении со СМИ в типовые договоры спортсменов. Помните, какой приказ Минспорта появился в 2020 году – что можно общаться с медиа только с разрешения работодателя.
– По сути, это нарушение норм Конституции?
– Да, это запрет на выражение своего мнения. Конечно, тебе платят зарплату, дают деньги, но это не значит, что при этом нужно лишать тебя гражданских прав. Ты же не военный, который не имеет права говорить, в какой части служишь и где эта часть находится. Ты спортсмен, и в первую очередь гражданин, и подобных запретов – на общение со СМИ без разрешения работодателей – быть не должно.
– Знаю, что вашим клиентом также являлся клуб «Крумкачы».
– У моего бывшего бюро с этим клубом было соглашение о партнерстве, а сейчас у меня есть договор. Так что да, оказывал и продолжаю оказывать юридическую помощь «Крумкачам».
– Защищать интересы этой команды в нынешней системе, при нынешнем режиме – это заведомо проигрышнее дело?
– Никогда не говорю, что какие-то дела являются заведомо проигрышными. Я всегда всем говорю, что бороться нужно до конца. Во многих случаях говорю клиенту, как в спорте: свистка еще не было – мы играем. Конечно же, говорю людям об их шансах на победу в деле, о сложностях, которые необходимо преодолеть, о позиции второй стороны, о расходах. Если шансы у клиента низкие, я сразу ему об этом говорю. Но сказать, что дело безнадежное – я как адвокат против таких формулировок. Шансов нет вообще, если ничего не делать.
– С вашей точки зрения, сейчас клуб убивают?
– Полагаю, что многим может не нравиться, что клуб яркий, самостоятельно пытается добиться успеха, без господдержки громко о себе заявляет, при этом руководители, игроки имеют гражданскую позицию. Я защищал интересы клуба и в спорах с АБФФ, и на уровне УЕФА, наша позиция была четкая, аргументированная. Но на национальном и международном уровне документы составлены так… В общем, на определенном этапе «Крумкачы» поняли, что бороться сложно, это чревато большими финансовыми затратами, поэтому прекратили борьбу.
Да, может дойти до того, что «Крумкачы» вообще исчезнут с футбольной карты Беларуси. Но это решение будет принимать собственник клуба, а не кто-то другой.
– Как известно, сейчас и для вас наступило не самое благоприятное время. Вас могут лишить адвокатской лицензии?
– Теоретически да, у меня могут забрать лицензию. Сейчас возбуждено дисциплинарное производство за то, что я подписал антивоенный призыв беларусских адвокатов и юристов. Естественно, я не согласен с той оценкой, которую дал совет коллегии адвокатов по этому вопросу, я буду возражать.
Только в понедельник узнал, в чем меня, если говорить по-простому, обвиняют, в чем видят нарушение профессиональной этики. Как оказалось, подписавшись под антивоенным призывом, я якобы «допустил распространение недостоверной информации». Но в письме было сказано, что мы против использования Беларуси как плацдарма для российских войск в войне с Украиной. Господа, посмотрите информационную ленту БелТА. Там прямо сказано, что с беларусской стороны [на территорию Украины] летели ракеты. Где я что-то придумал?
Также в претензии ко мне сказано, что я не имел права высказываться от лица всех адвокатов Беларуси. Для меня это очень странное обвинение, тем более под письмом есть список тех, кто его подписал. Вот представьте: стоят на остановке два адвоката, они говорят, что являются беларусскими адвокатами. И что, это значит, что все адвокаты страны стоят на остановке? Не понимаю этой логики.
– Предполагали, что могут быть такие последствия?
– Конечно. Но считаю, что совесть важнее. Я давал объяснения с точки зрения человеческой, христианской морали. Не считаю возможным молчать, когда гибнут люди. Не важно, кто гибнет – российские или украинские солдаты. Это трагедия, это ужасно, и в такой ситуации нельзя молчать. Это неправильно. Моя человеческая и гражданская позиция не позволяют молча за всем этим наблюдать.
– Когда после выборов 2020-го адвокатов массово начали лишать лицензий за то, что они защищали людей, обвиненных по политическим делам, к вам не было претензий?
– Нет. Хотя бы потому, что я не веду уголовные дела, не вел дела известных людей, которые сейчас находятся в тюрьме. Специализировался в коммерческом праве, на решении спортивных споров, семейных. И после выборов 2020-го именно этим продолжал заниматься.
Но когда в августе адвокаты самоорганизовались и поехали в скверик возле [ЦИП и ИВС Минска в 1-м переулке] Окрестина, я был там два или три раза. Не дежурил ночью, как многие мои коллеги, потому что понял, что из-за отсутствия подобного практического опыта до них не дотягиваю. Поэтому там я был, скажем так, как на рецепции – выслушивал людей и отводил их к тем адвокатам, которые могли бы помочь, давал простые советы. И мне не надо читать официальную позицию властей по поводу всех тех событий, потому что я сам разговаривал с людьми и знаю правду. Я разговаривал с актером Павлом Харланчуком. Он показывал мне следы от дубинок на спине. Никогда не думал, что буду там разговаривать со своим любимым актером Купаловского театра и смотреть на следы от дубинок на его теле.
– Спрошу вас как адвоката: реально ли, что когда-нибудь против силовиков, нарушавших закон в отношении обычных граждан, будет возбуждено хоть одно уголовное дело?
– Если мы говорим о законе, то, конечно, реально. В законе же установлена ответственность должностных и не только лиц за превышение своих обязанностей, нанесение телесных повреждений и так далее. Этот закон есть – его никто не отменял, по нему все должно быть доведено до конца. Просто нужно сделать так, чтобы прокурор возбудил дело, ему дали ход.
Все реально. Даже если сегодня будет принят закон, согласно которому срок давности для привлечения к ответственности по преступлениям, совершенным, например, в 2020 году, составит два года, это не значит, что потом парламент не изменит сроки и люди не будут наказаны, если так решит суд.
Мы же видим, как законы меняются за последнее время, причем в сторону ужесточения. Как средства массой информации стали массово признаваться экстремистскими. Хотя в простом понимании экстремист – это человек с гранатой, который идет и взрывает автобус с людьми. Это ужасно – убивать массово людей. Это экстремизм. А в Беларуси закон регулирует это понятие иначе, более широко. Медиа наделяются таким статусом, даже если они не призывают к массовым расправам или геноциду.
Как юрист и человек могу задать вопрос, а нужен ли нам такой закон? Но пока закон остается законом, его нужно исполнять. Да, перед каждым есть выбор – если тяжело следовать этим правилам, то лучше уехать, остаться в безопасности. Это все-таки лучше, чем сидеть в тюрьме. На свободе, пусть и в другой стране, ты принесешь больше пользы обществу и своей семье.
– При нынешней системе рассчитывать на наказание действительно виновных не приходится?
– Возможно, человек, по нашему мнению, виновен, но прокурор может посчитать, что это не преступление. А вот когда позиции законодателя и правоприменителя совпадут, тогда виновный понесет ответственность. Но, опять же, я никого сейчас преступником называть не хочу. Это может определить только суд.
– Как вы считаете, правовая платформа в Беларуси сейчас уничтожена?
– Максим Знак в свое время говорил о правовом дефолте. Но я не сказал бы, что в Беларуси вообще законы не действуют. Люди же расторгают браки, делят имущество в судах, взыскиваются долги. Вопрос лишь в том, в какой сфере вы хотите достичь справедливости.
– В таких моментах, которые вы назвали, закон работает. Но в общенациональном плане юридическая платформа не на стороне людей?
– Мы сейчас с вами заходим в немного опасное поле. Давайте остановимся.
– Вы думали уже над своим будущим?
– Каждый день об этом думаю. Я хочу остаться в этой стране, быть счастливым в ней среди счастливых людей. Верю, что это произойдет. Сейчас, откровенно, я несчастлив. Хотя у меня есть многое, чтобы называть себя счастливым человеком. Но пока в тюрьме мой товарищ Максим Знак, например, о счастье я говорить не могу. Потому что я уверен, что Максим не виноват, а невиновные не должны сидеть в тюрьме. Это моя позиция. Я не читал, конечно, его дело, но знаю, о чем говорили его адвокаты в процессе, знаю его самого. Когда выйдет Максим и все невиновные, тогда будет лучше и мне, и стране.
Фото: jurcatalog.by, dplaw.by, facebook.com
