«Верил Лукашенко, а он оказался настоящим чертом». Топ-дзюдоист из Украины – о том, почему не держит обиды на беларусов

Кеджау Ньябали – сын украинки и выходца из Гвинеи-Бисау. Родился в Киеве, там и живет. В семь лет попал в дзюдо и сделал карьеру в спорте: брал бронзу на Европейских играх-2015, выигрывал медали, в том числе золотые, на этапах Кубка мира, не раз приезжал соревноваться и тренироваться в Минск, участвовал в Олимпиаде-2020. С апреля 2023-го работает в тренерском штабе сборной Украины.

В интервью «Трибуне» 34-летний Ньябали рассказывает, как война повлияла на дзюдо в стране и как сегодня уживаются украинцы, беларусы и россияне на международных соревнованиях, а еще о том, мог ли Владимир Путин стать таким под влиянием японского единоборства.

– Как жило мировое сообщество дзюдоистов до войны в Украине и какие отношения были между спортсменами?

– С теми же беларусами у нас всегда были хорошие отношения, мы общались, были приветливы на соревнованиях, на сборах. Более того, стабильно раз или два в год, украинцы приезжали на сборы в «Стайки», соревновались там. Реально позитивная атмофера, мы не смотрел друг на друга врагами. Даже с российскими спортсменами общались, разграничивали понятия спорт и политика. К правительству России у нас после 2014-го, после аннексии Крыма, понятно, стало негативное отношение, и мы на турниры в эту страну перестали ездить. Но что касается спортсменов, то с ними сохранялись адекватные отношения, мы здоровались, общались, не было никаких шовинистических настроений. Знаете, если откровенно, то мы слышали даже иногда слова поддержки от россиян, многие реально понимали ситуацию, которая творится в Украине, что делает российское правительство. И тихонько выражали нам поддержку. Но и тех, кто молчал, мы не считали врагами.

Что до западных спортсменов, то с ними отношения всегда были доброжелательными. Тут и говорить лишний раз не стоит.

– Какое впечатление у вас было от беларусов?

– Мне всегда казалось, что беларусы на нашей стороне, что они понимают украинцев, которые с 2014-го оказались под давлением России. Беларусы как будто понимали, что они следующие в плане [возможной] оккупации Россией, поэтому понимали и поддерживали нас. Ну и вы видите, что в итоге сейчас происходит, что Россия делает с вашей страной.

А так у нас было много друзей из Беларуси, всегда приятно было их встречать. Это очень добродушные и открытые люди. Мне кажется, у вашего народа напрочь отсутствует высокомерие, беларусы не считают кого-то младшими братьями, не смотрят свысока. Беларусы и украинцы всегда были наравне друг с другом.

– Как оцените нынешний уровень беларусского дзюдо?

– Этот спорта в вашей стране в полном упадке. Если раньше беларусы брали медали, в том числе золотые, на разных топовых соревнованиях, то сейчас такого нет и близко. После Олимпиады в Токио пошел упадок. Нет в сборной таких крутых спортсменов, как Александр Ваховяк, Дмитрий Шершань. По каким-то причинам уволили тренера Леонида Свирида, который готовил классных дзюдоистов. И сейчас беларусов и близко нет в борьбе за медали. Нет у беларусов международной практики, кадровый голод, чиновники отказались от тех атлетов, которые могли бы подтягивать молодежь. Точнее, не отказались, а вынудили их уехать. И вот благодаря кому будет расти новое поколение? Ответ очевиден.

– Говорят, что дзюдо – это своего рода философия. В чем она заключается?

– Дзюдо в дословном переводе с японского это «гибкий путь». И философия этого единоборства заключается в том, что даже человек, который не обладает шикарными физическими данными, большим весом и мышцами, все равно может справиться с соперником. При этом зачастую используя силу оппонента против него самого. В этом и заключается суть «гибкого пути».

– А чем отличаются дзюдоисты от представителей других единоборств?

– Несмотря на то, что это тоже борьба, у нас более дисциплинированный вид спорта. Вы никогда не увидите выбегающих на ковер тренеров, снимающих с себя одежду, каких-то скандалов и так далее. У нас все строго, дисциплинированно. Даже за умышленный удар, совершенный не по правилам, могут дисквалифицировать пожизненно. Хотя за всю свою карьеру я припоминаю лишь один случай с грязью. Один молодой украинец, не помню в каком году, проиграл схватку, кинулся на соперника с кулаками и за это получил пожизненное отстранение.

– Как считаете, то, что Путин является дзюдоистом, как-то повлияло на его характер?

– Как дзюдоист он слабенький :). А если серьезно, то не думаю, что вид спорта как-то повлиял на него. Мир дзюдо – это большая семья, мы друг другу помогаем. И дзюдо, мне кажется, наборот делает характер лучше, мягче. В случае же с человеком, которого вы назвали, всё совсем наоборот. Дзюдо – не жестокий вид спорта. Тут, если прямо говорить, чем мягче кинешь соперника на ковер, тем больше к тебе уважения. Однозначно это не кровожадный вид спорта. А вот человек, фамилию которого даже не хочу называть, полностью этому противоречит.

– Как вы думаете, почему Международная федерация дзюдо быстро вернула беларусов и россиян в соревнования, несмотря на санкции и рекомендации МОК?

– Мы не можем отрицать того, что в мировом дзюдо очень велико влияние россиян. Насколько знаю, IJF изначально придерживалась позиции, чтобы не допускать россиян и беларусов даже под нейтральным флагом, хотела проводить какие-то проверки на предмет причастности тех же россиян к силовым структурам. Но ничего этого проведено не было. Склоняюсь к тому, что это все-таки из-за существенного влияния России. В чем оно проявляется? В первую очередь с финансовой стороны. Ведь основные спонсоры мирового дзюдо как раз из России, и мировые спортивные чиновники, мне кажется, опасались потерять существенную финансовую поддержку.

Также, как уже говорил, у нас не кровожадный вид спорта, поэтому, не исключаю, что мировая федерация, допуская россиян и беларусов, хотела как-то помирить спортсменов, сблизить их, несмотря на все конфликты. Получилось ли? Однозначного ответа не дам.

– Влияние России на мировое дзюдо по-прежнему велико?

– Скажем так, раньше оно было больше. С 2007-го по 2022-й президентом Европейского союза дзюдо был россиянин Сергей Соловейчик, много соревнований проходило на территории страны. После начала войны в Украине влияние России стало уменьшаться, страна оказалась практически отрезана от международного сообщества. Сейчас на первые роли выходят японцы, французы. Во Франции так это вообще один из самых популярных видов спорта, много секций в школах, университетах. Эта страна имеет большой вес в мировом дзюдо.

– Как сейчас друг с другом общаются украинцы, россиян и беларусы на соревнованиях?

– Однозначно нет такого, чтобы мы ходили и друг в друга плевались. Честно скажу, сколько раз уже пересекался со спортсменами из этих стран после начала войны, ни разу не слышал какого-то негатива в адрес украинцев. С теми, кого мы знаем давно, общаемся, здороваемся, интересуемся делами. Конечно, нет такого, что мы сидим вместе и чаи пьем, но общение сохраняется.

Но в том же Париже на Олимпиаде, насколько знаю (я ездил на другие соревнования), украинцы не общались ни с беларусами, ни с россиянами.

– Если россиянин протянет вам руку, пожмете?

– [Только] Если это не военнослужащий и не человек, который публично поддерживает войну. Более того, могу сказать, что и беларусы, и россияне (по крайней мере по моим наблюдениям) на соревнованиях испытывают неловкость, когда находятся рядом с украинцами. И эта неловкость связана со стыдом за правительства своих стран. Среди дзюдоистов много адекватных и понимающих спортсменов, которые осознают, что происходят страшные вещи. От них в большинстве своем можно услышать только слова поддержки. Но тихонько, не во всеуслышанье, потому что люди боятся за свои должности, места.

– Украина уже не раз бойкотировала топ-соревнования из-за того, что туда были допущены россияне и беларусы под нейтральным флагом. Как относитесь к такой практике?

– Решения принимались на самом верху, президентом Федерации дзюдо Украины, властями страны. Мы старались таким образом повлиять на Международную федерацию. Так пропустили чемпионат мира, несколько больших лицензионных турниров. Но когда увидели, что нас не поддерживают другие страны, что, по сути, только мы бойкотируем, поняли, что выражать свое мнение таким образом не стоит. В первую очередь это вредит нашим спортсменам. У нас такой вид, где все заточено под рейтинг, а очки набирать можно только через участия и победы в соревнованиях. Были опасения, что ребята не попадут на Олимпиаду в Париж.

– А как вообще украинские дзюдоисты реагировали на бойкот, согласны были с таким шагом?

– А у них, по сути, и не было выбора, не они же принимали решения. Поэтому пришлось согласиться. И даже если кто-то был против, то такой позиции не выражал.

– Как вы отреагировали на то, что к Олимпиаде-2024 допустят беларусов и россиян?

– Плохо. В первую очередь потому, что это могло помешать выступлению украинцев. Насколько знаю, у нас в федерации поднимался вопрос бойкота Игр, но не решились на такой шаг.

– После начала войны с вами связывались дзюдоисты из других стран?

– Звонили беларусы, интересовались, чем помочь. Но тут нужно уточнить, что звонили беларусы, которые вынуждены были уехать с Родины. Они сами пострадали от режима [Лукашенко], прошли определенные испытания, поэтому понимают, что такое цена свободы. Они искренне сочувствуют украинцам и переживают за нас. Те же Дима Шершань, Саня Ваховяк. Это очень достойные ребята, с которыми я давно знаком. Из Беларуси больше никто не звонил.

Связывались со мной и из России, несколько человек, причем действующие спортсмены. В основном – представители кавказских народов. По-моему, два человека позвонили, спросили, чем могут помочь.

А так звонили дзюдоисты со всех уголков мира, предлагали помощь. Я очень проникся тем, какая все-таки семья в нашем виде спорта. Буквально в первые дни войны позвонили люди и Швейцарии, и благодаря им мы эвакуировали шесть или семь семей дзюдоистов, дети продолжили там тренироваться. А кто-то уже закончил со спортом и нашел работу в другой сфере. При этом швейцарцы ничего взамен не просили – вся помощь бескорыстная.

– Многих ли в мировом дзюдо беспокоит сейчас война в Украине?

– К сожалению, общества устают от войны, это объективно и вполне объяснимо. И поддержка чуть-чуть угасла. Но все равно в мировом сообществе очень много неравнодушных к украинцам. Просто сейчас уже нет такого, что было в начале войны, когда разные европейские страны бесплатно предоставляли свои базы для тренировок, комплексы. Да мы и сами уже более-менее стоим на ногах. Тем не менее, думаю, если обратимся за помощью, нам не откажут.

***

– Как для вас началось полномасштабное вторжение России в Украину 24 февраля 2022 года?

– У меня был запланирован на 10 часов самолет в Прагу на Кубок Европы. Но в четыре утра будит жена и говорит, что на нас напали. Честно говоря, для меня это стало шоком, потому что до конца не верил, что это случится, не представлял, что такое возможно в современном мире. Но по факту... Гудит сирена, люди на улицах. Я быстро сел в машину, поехал на заправку, отстоял очередь и поехал за тещей за город. По дороге видел горящие машины, разбомбленную воинскую часть, работающих пожарных. Складывалось ощущение, что на земле начался ад. Тяжесть внутри, ужас. Никогда не думал, что увижу такое на своей Родине.

Отвез семью на Закарпатье, где были знакомые, сам вернулся в Киев, чтобы помогать коллегам, спортсменам. С чемпионом мира Георгием Зантараей занимался гуманитарной помощью, организовывал сборы, отправку. Помогали людям, старикам, делал все, чтобы помочь украинцам. И, честно скажу, очень порадовало, как Украина дала отпор врагу в первые же дни. Меня это впечатлило, как и украинцы, которые стремились защищать страну.

Естественно, ни о каких тренировках речи не шло. И в таком ритме пролетели, по-моему, две недели.

– После этого в вашу жизнь вернулось дзюдо?

– По сути, да, потому что мне как тренеру сборной нужно было уезжать за границу и готовить спортсменов к чемпионату Европы. Тем более часть атлетов еще до войны находились на сборах в других странах.

А вот дзюдоисты, которые остались в Украине, полноценно вернулись в спорт, наверное, месяца через три. Потому что банально не было условий, чтобы тренироваться. Ведь когда объявлялась воздушная тревога – она была практически всегда, – нельзя было тренироваться. Требовалось спускаться в бомбоубежища.

– Как война повлияла на дзюдо в целом, на инфраструктуру?

– Сейчас у нас запрещено, например, проводить тренировки в залах, где нет убежища. Когда идет занятие, при сирене все обязаны спускаться в укрытие. Многие залы у нас в школах, и там, понятно, убежища есть. Но есть и залы, которые стоят отдельно, и там нет укрытий. Соответственно, там работать запрещено.

В областях очень много залов разбомблено. Особенно на востоке Украины. В Донецкой области дзюдо практически умерло, в Запорожской ситуация очень плачевная. Раньше там были очень серьезные школы дзюдо, но после начала войны многие перебрались в Киев, на Западную Украину. Во многих регионах дзюдо просто умерло.

– Какие регионы в Украине считались сильными в плане подготовки дзюдоистов?

– Как уже говорил, Запорожская область была в топе, Донецкая, Николаевская. А сейчас спортсмены, которые как бы представляют эти области, рассредоточены по всей стране. В тех же регионах вид спорта пришел в упадок после начала войны, потому что большие территории оказались под оккупацией.

– Как изменился выбор дзюдоистов в Украине за последние пять лет?

– Конечно, раньше выбор был больше. Некоторые уезжали [за рубеж], а когда началась война, пошла мобилизация, многих спортсменов начали призывать на фронт. Ребята до 18 лет, молодые спортсмены, стараются выехать за границу. Да и тренеров немало уехало. Призеры чемпионатов мира и Европы живут не в Украине, потому что выехали с семьями. Так что выбор атлетов сейчас небольшой. Но и в таких условиях федерация продолжает оказывать всяческую помощь: оплачивает сборы, выезды на соревнования.

– Заставала ли вас сирена во время тренировок?

– Очень много раз, ведь практически каждый день у нас тревоги. И как только раздается звук, мы все спускаемся в убежище. Это закон. Бывало, что мы проводили тренировки на улице и видели, как в небе летела ракета. При этом не было никакой сирены. Лишь после того, как ракета падала, куда-то попадала, раздавалась сирена. После этого мы бежали в убежище.

– Недалеко от вас ракеты падали?

– Чтобы совсем рядом, такого никогда не было, слава Богу. Ну и я живу на Троещине, в таком районе, который обстрелам особо не подвергался.

– Как сейчас проходит ваш обычный день?

– Просыпаюсь, отвожу ребенка в школу и еду в зал, где провожу практически весь день.

– Когда едете по Киеву и не слышите сирен, что напоминает о войне?

– Очень много людей в камуфляже, много вынужденных переселенцев. Да и в обществе витает какое-то напряжение. Тем не менее заметно, что люди более расслабленные, больше, скажем так, живут, нежели это было в первый год войны, как-то отдыхают. И это нормально, считаю, потому что нельзя всегда думать о войне.

– Как вообще в принципе изменила война украинское общество?

– Люди стараются говорить только на украинском, играет только украинская музыка. Если раньше мова была обязательна только на госслужбе, то сейчас она распространена в обществе. При этом все по желанию народа, никто никого не заставляет.

– Последние новости с фронта не самые радостные: Россия захватывает новые территории, помощь от Запада не идет. Как люди на это реагируют?

– Кто-то нормально воспринимает это, потому что понимает, что это война, тут может быть всякое. Кто-то не понимает, почему все так. В этом вопросе, можно сказать, общество разделилось 50 на 50. Лично я надеюсь, что власти знают, что делают, и что все будет хорошо.

– Два года назад украинцы были полны решимости воевать до освобождения всех территорий. А какие мысли по этому поводу в обществе сейчас?

– Люди все равно хотят освобождения территорий, потому что уже слишком много людей погибло, слишком много было обещаний, что так и будет. Сейчас отвернуться, отказаться от обещаний и планов – этого общество как минимум не поймет. Люди верят в победу и в освобождение всех территорий. Хотя какие-то высокие чиновники говорят, что это бред, что такое невозможно. Президент говорит, что это все реально – общество хочет ему верить.

– Каково вообще столько времени жить и постоянно слышать о войне?

– Очень тяжело. Тем более у нас есть дзюдоисты, которые погибли на фронте. Грустно, тяжело принимать новости о том, что тот или иной спортсмен погиб. Или вот я помню, как в прошлом году пересекся с дзюдоистом Станиславом Гуленковым, хорошим молодым паренем. Я ему говорил, чтобы не лез сам, не шел на фронт. Он отвечал, что все понимает, но в итоге пошел – а потом пропал без вести. В феврале 2024-го пришла новость, что он погиб в возрасте 22 лет.

– Какие новости за время войны шокировали больше всего?

– Новости о погибших ребятах, которых знал, о спортсменах. Многие из тех, кого тренировал или кто тренировался со мной, погибли на фронте. У них остались родители, семьи. И вот эти новости больше всего доставляют боли.

Недавно пришла новость, что отец одного нашего молодого спортсмена погиб. Его вот как раз совсем недавно мобилизовали...

– Когда вы уезжаете за границу, ваши жена и дети остаются в Украине?

– Конечно. Они уже давно вернулись в Киев. У меня жена сама как-то сказала, что никуда не поедет – будет всегда дома. Конечно, когда уезжаю, есть страх, опасения. Но во время тревоги они всегда выходят в коридор, придерживаются правила трех стен. Недавно в убежище ходили. Они соблюдают все правила безопасности, а я всегда с ними на связи.

– Когда вам было страшнее всего за время войны?

– Был как-то день, когда начались прилеты, отвел жену и детей в бомбоубежище, а сам вернулся домой, был в квартире. Сделал себе кофе и буквально над головой услышал взрывы. Может, сбивали ракеты. Вот тогда было реально страшно, я вышел в коридор.

– Дети понимают, что происходит в Украине?

– У меня две дочери – двух и восьми лет. Конечно, они понимают. Но грустно от того, что старшая дочь не училась в школе не во время войны. Она чуть ли не каждый день спускается во время уроков в убежище. Жаль, что ее детство и детство ее ровесников проходит в таких условиях. А вообще так получается, что дети как будто и не помнят другой жизни. Младшая дочка родилась, когда война уже шла, а старшая была маленькой, ходила в сад в 2022-м.

– Можно в Киеве забыть о том, что в Украине идет война?

– Наверное, да. Даже когда раздаются воздушные тревоги, нет такого, что люди массово бегут в убежища. В городе забиты кафе, люди ходят в клубы, на концерты.

У меня есть товарищи, которые воюют, и вот один признался, что ему тяжело общаться с гражданскими, когда приезжает на ротацию. На фронте сумасшедшая психологическая нагрузка, и когда военные приезжают в Киев, видят, как тут бурлит жизнь, не все могут нормально и спокойно это принять. Многих это, скажу честно, раздражает. И их можно понять.

***

– Сколько раз вы были в Беларуси и какие впечатления у вас о стране?

– На самом деле много раз, в последний – год 2018-й или 2019-й. Я не любитель гулять, много времени уделяю тренировкам. Но запомнилась чистота :). Визуальный порядок. Правда, друзья-беларусы мне потом говорили, что не все так однозначно. И я им верю. Это такое внешнее спокойствие, умиротворенность. Но на самом деле, по словам друзей, если копнуть глубже, то все не так уж благополучно в Беларуси при нынешнем режиме, в первую очередь в отношении тех, кто не согласен с ним.

– Вы следили за беларусскими события после выборов-2020?

– Честно, нет. Но в Украине многие тогда говорили, что Лукашенко все равно останется, почему-то не верили в беларусов. К сожалению, так и получилось. Мне кажется, проблема постсоветских стран в том, что там многие просто не верят сами в возможные перемены, и поэтому их легко подавить.

– Как изменилось за время войны ваше отношение к беларусам и Лукашенко.

– Изначально мне казалось, что он адекватный мужик, что переживает за свою страну, народ, как сам говорил. Плюс за пару месяцев до войны давал интервью Дмитрий Гордону и рассказывал, что украинцы – родные для него люди, что никто не пойдет из Беларуси на нас. Я даже ему верил, а он оказался настоящим чертом. Когда он начал рассказывать о четырех точках, откуда готовилось нападение, окончательно в нем разочаровался.

А как поменялось отношение к беларусам... Знаете. В какой-то степени вам сочувствую, потому что понимаю, что вы заложники ситуации. И мне просто тяжело обижаться на беларусов после того, как они попытались свергнуть режим Лукашенко. Смелые, но все равно не смогли побороть эту государственную машину. Куча пацанов убежало, многие сидят – и говорить в такой ситуации, что беларусы плохие, что они не старались, будет просто нечестно. И даже после того, как Беларусь стала соагрессором в войне, отношение к беларусам не поменялось. Потому что, повторюсь, они старались что-то сделать, чтобы свергнуть режим. А тогда, возможно, и не было бы войны.

Фото: Instagram Кеджау Ньябали