«У Штанге была кличка Мюнхгаузен»

На четыре года Александр Рухля стал русскоязычным голосом Бернда Штанге. Выпускник Йенского университета. Кандидат химических наук. Замминистра иностранных дел. Руководитель дипмиссии Беларуси в Германии. Начальник международного управления БГУ. И много-много еще кто. Все это об Александре Рухле, которого, Бернд Штанге называл своим русскоязычным голосом. В интервью Goals.by Александр Николаевич вспомнил о четырех годах общения с немцем, а также рассказал свою биографию, плотно утрамбованную интересными событиями. — Завершился довольно продолжительный период вашего сотрудничества с АБФФ. Уже ощущаете что-то вроде ностальгии? — Честно? — Честно. — Я рад, что оказался в этой шкуре. Пусть и по договору, но поработал с федерацией. Приобщился к футболу, познакомился с его нутром. Раньше футбол казался мне недостижимым и далеким. Но в жизни бывали случаи, когда очень хотелось реализовать себя в какой-то новой, нереальной, сфере. Хоть я и поступил в свое время на химфак… — Что теперь кажется очень удивительным. — Действительно. Но будучи студентом химфака, у меня была мечта поработать дипломатом. Елки-палки — и потом совершенно неожиданно стал чуть ли не послом Беларуси в Германии. Чуть позже замминистра в МИДе. Вот шесть лет я и был дипломатом. А попасть в национальную сборную страны по футболу… Я люблю эту игру, всегда ею интересовался, хотя сам никогда не занимался профессионально. Моим спортом был отчасти бокс. Отчасти легкая атлетика. Но на любительском уровне. А вот еще — в шашки играл :). Но футбол манил. С федерацией сотрудничали давно. Еще при Федорове начали. У меня хорошие связи в Германии с посольских времен. Я знал представителя фирмы Puma, который отвечал за работу в Беларуси. — И все равно для многих вы появились практически из ниоткуда. — Существует детский центр «Надежда», который помогает ребятам, пострадавшим от аварии на Чернобыльской АЭС. Я его организовал. Среди проводимых нами мероприятий были в том числе и спортивные. Вот и предложили АБФФ сотрудничество. Лет десять назад это было. Может, больше. Команда федерации приезжала к нам в центр, сыграла с ребятами. Тогда возникла идея привлечь к работе Puma. Я посодействовал. Немцы поначалу отказывались: «Беларусь? Что это вообще за страна. Мы не хотим туда ехать». Но после пары побывок представителю компании здесь очень понравилось. Я курировал этот вопрос — переводил договоры. Чистой воды общественная нагрузка. Работал бесплатно. В результате завязались хорошие отношения с Леонидом Дмитраницей. *** — И как началась ваша работа со Штанге? — Я даже не знал, что немец будет руководить сборной. Сидели у Леонида Федоровича в кабинете. Это был июль 2007-го. Обсуждали вопрос обеспечения формой. И вдруг заходят Штанге с Ирмшером. Ирмшера я сразу узнал. С 1969 по 1973 годы я учился в Йенском университете. «Карл Цейсс» была моей любимой командой. Я ходил на все матчи. В 70-м меня пригласили на товарищескую встречу «Карл-Цейсса» с «Зенитом» для перевода. Раньше после игр команды собирались в гостинице попить пива. Тогда у Харальда были длинные волосы. Хиповый парень :). И вот спустя 37 лет мы встретились. Он меня узнал, только когда разговорились. Ну, Штанге и предложил: «Может, будешь мне помогать?» Так все и получилось. В итоге я ничего не потерял. Было интересно. Так что ностальгировать мне пока не с руки. Тем более связи остались. Плюс с новым руководством федерации у нас нормальные отношения. Такие деловые. — Менее душевные? — Да. Хотя я к этому и не стремился. — Но получилось. Говорят, вы немцев даже на рыбалку возили. — Ну, да — раз шесть-семь ездили ко мне на дачу рыбачить. И карпа ловили, и подлещика, и щуку Штанге из полыньи доставал. Были мы и на рыбалке, и на шашлыках. — В плане рыбалки Штанге и Ирмшер были увлеченными? — Нет, они не рыбаки. Им нужно было дать удочку, нанизать червя, показать, как забросить. Для немцев это был отдых. Они отвлекались от дел насущных. — Мы знаем Штанге исключительно как медиаперсону. А какой он в жизни? — Нормальный мужик. С ним можно и о женщинах поговорить, и о рыбалке, и о футболе, и о жизни вообще. Ему, кстати, очень понравилась Беларусь. Он был в восторге. — То есть все эти его ахи не были напускными? — Нет. Ему реально понравилось. Штанге даже удивлялся количеству критических стрел, пущенных в сторону страны. Он говорил, что вообще этого не понимает. Хотя в политику Штанге не лез. Его не особо интересовало, отсутствие в Беларуси некоторых политических свобод, которые допущены в других странах. По большому счету это Бернда и не касалось. А спокойная жизнь, отсутствие криминальности, пресловутые чистые улицы и вежливые люди, конечно, полюбились. Он очень нравился себе с экрана. Штанге было приятно, когда его приветствовали где-нибудь на Комаровке. Хотя имелся у него один недостаток. Он… Не сказать, чтобы врал. Мне Ирмшер рассказывал, у Штанге кличка была Мюнхгаузен. С детства. Это в хорошем смысле слова фантазер. Он мог нафантазировать, а потом поверить в то, что сказал :). Были такие моменты. Когда я понял, то стал нормально к этому относиться. — В федерации Штанге называли как-то по-другому… — Покойный Володя Евсюк называл Штанге Штангой, а Ирмшера — Перекладиной. Еще он Бернду дал кличку Волшебный кролик. Как-то Штанге в одной из передач сказал, будто он не волшебный кролик, чтобы все проблемы враз решить. — Кажется, это с детским Евровидением было связано? — Я уже не помню. — А как Володя — царство ему небесное — называл вас? — Адаптер. — Как вы реагировали? — Нормально :). Все же я адаптировал немецкие слова к русским, русские к немецким. Вообще, я с любовью и очень большим уважением относился к Володе. Прекрасный парень. Он мгновенно давал клички людям. Точные, емкие. К нам в сборную на какое-то время приехал работать немецкий физиотерапевт. Коренастый, лысоватый. Володя его называл Доктором Шреком или Бенито Муссолини. Немец обижался. Но действительно очень походил на Муссолини. — Адаптер — слово не особо русское. Вы часто использовали похожие при переводе. «Маркетировать оборону», «перфектно»… — Бывало. Ну, а что делать? Главное, чтобы понятно было. Я же не переводчик, а химик :). *** — Переводом Штанге помог кандидат химических наук. Как вы им стали? — 67-й год. Поступил в БГУ. В 69-м в числе 27 лучших студентов Союза попал в ГДР. В 73-м закончил с отличием Йенский университет. Предлагали остаться, делать диссертацию. Но был влюблен по собственному желанию. Вернулся, женился, начал работать, поступив в аспирантуру. Потом в армию ушел. Друзья опубликовали мою работу. Защищаться самостоятельно я не мог из-за службы. После армии поехал в Москву. Защитил диссертацию — в 80-м, кажется. Снова вернулся. Был избран секретарем комитета комсомола БГУ. По тем временам это было очень интересно… — И очень статусно. — Да. Потом покрутился в партийных органах. Стал замдиректора института физико-химических проблем по науке. Для ученого — это вышка. Крупный институт — 300 человек работали. — А что потом? — А потом было создано чернобыльское министерство. Я кандидат наук по радиационной химии. Нужен был начальник управления, который имеет кандидатскую степень, знает языки и обладает связями за границей. Все сошлось на мне. Я шел в тогдашний Совмин отказываться. А вернулся, согласившись. О чем и не жалею. Потом меня перевербовали в МИД. Короткое время побыл замминистра. Прихожу на работу, приказ лежит. Написано: «Назначить замминистра иностранных дел». Ничего не понял, но ладно. В 94-м избрали Лукашенко. Все ключевые министерства тогда чистили. Не буду всего рассказывать. Короче, попал я в Германию советником-посланником. Петя Садовский тогда был послом. Душевно меня встретил, мы хорошенько выпили. Я должен был стать его заместителем. Но на следующий день (или через пару) пришла депеша. Ему собираться, мне принимать дела. Петя был оппозиционером, наверное, поэтому. Не знаю. Вот я и руководил дипмиссией почти два года. А потом уехал по собственному желанию. Не хочу вдаваться в подробности. — Вы ведь и партию покинули по собственному желанию? — Да. За год до ее распада. — Удивительное ведь дело. — Удивительное. Но побыв внутри системы, быстрее других понял, какая это, извините, задница. Я солидно ушел, безо всяких скандалов. Это был 1990 год. В сентябре, кажется. Пришел в партком, отдал заявление. На что мне сказали: «Ты к нам еще приползешь, Александр Николаевич». А через год: «Чего ж ты, такой умный, нам не сказал?» Мне это в минус не пошло. Я воспитывался на комсомоле и действительно верил во все идеалы. Смотрю порой эти фильмы про партию, про то, какое там бл...о творилось. У нас, честно, такого же не было. Но как-то вдруг вся картина открылась. Пресса, книги, фильмы…. И правда через знания людей. Мне просто стало противно. Я написал заявление и ушел. Но партбилет не сжигал :). Сдал его в партком. — Так по поводу фильмов. Правдивыми или нет они были? — И то, и другое. Я просто не все знал. — Протяженный этап вашей карьеры связан с БГУ, расставание с которым получилось внезапным? — Мы с Козулиным были знакомы со времен комсомола. Он пригласил меня возглавить управление международных связей БГУ. Я вернулся в альма-матер. В 1999-м. Работал до 2005-го. До предвыборной кампании Козулина. Он пригласил меня. Я не мог отказаться. В итоге вышло, что поддержал не того кандидата, которого нужно. Козулин, конечно, — парень авантюрный. Но мне казалось, что он что-то сможет сделать. Поддержал я его и попал под раздачу. — Не жалеете? — Я ни о чем не жалею. Пусть и потерял работу. Поэтому для меня федерация стала хорошей возможностью поддержать себя. — Желания лезть в политику, наверное, больше нет? — Не дай Бог! Это исключено. Ни в политику, ни в партию — никуда не хочу. У меня есть желание жить спокойно. Поддерживать детей, дачей заниматься. Ну, и контракты с футболом не разрывать. Спортивный директор «Динамо» Томас Брдарич говорил, что будет меня привлекать к каким-то семинарам. — Брдарич уехал недавно. — Уехал совсем? — Ну, да. — Ну, классно. Значит, не будем. Не знал этого. Хотя на его помощь сильно не рассчитывал. *** — Помимо работы в федерации вы занимались детским благотворительным фондом «Надежда». Это ваша основная деятельность? — Это моя общественная деятельность. Здесь я не получаю ни одной копейки. Я создал центр «Надежды», привлек немецких и белорусских инвесторов. В 91-м году это еще было. Здесь я не для денег, а для души. — А какой у вас теперь источник дохода? — Ну, во-первых, я получаю пенсию. Пенсия хорошая, но маленькая :). Во-вторых, есть друзья. Я не страдаю. Нет такой необходимости, чтобы я высунувши язык бегал по улице в поисках работы. На худой случай, если жизнь прижмет, могу сдать квартиру, уехав на дачу. — Немецкие тренеры сборной не раз посещали центр «Надежда». Есть мнение, будто подобные поездки Штанге рассматривал в некоторой степени как возможность пропиариться? — В этом есть доля правды. Но приезжать в «Надежду» ему было интересно. Штанге всегда хорошо встречали, да и провожали тоже. Первое мероприятие было пиарным. А потом он уже ездил для души. Бернд даже внес какую-то сумму для расширения столовой. Не помню точно, какую. То ли 1800 евро, то ли пару раз по 900. Врать не буду. Плюс агитировал «Карл-Цейсс», клуб помог двумя тысячами евро. Правда, обещал Штанге намного больше. Но… Мюнгхаузен :). «Мы проведем игру с немцами в Кайзерслаутерне, внесем вклад в развитие центра». Вклада никакого не внесли, но поговорили об этом душевно. *** — Случилось, сборники очень серьезно вам помогли. — Очень серьезно. Всю жизнь буду благодарен ребятам. Они собрали деньги мне на операцию. — Можно поподробнее? — Я не знал, что у меня аневризма под правым коленом. В июне прошлого года во время поездки в Германию с делегацией АБФФ все и случилось. В семь утра мы должны были уезжать. А в три у меня произошел тромбоз. Нога стала мраморно-белой. Боль страшная. Меня прямо в трусах и халате и повезли в больницу. Сразу на операционный стол. Говорят, через некоторое время полностью восстановлюсь. Все раны зажили, ходить я могу, даже машину вожу. — Правда, что ноге грозила ампутация? — Процентов на 99 она была вероятной. После операции на правой ноге врач сказал, что требуется еще и хирургическое вмешательство в левую. Ребята из сборной в итоге помогли финансово. Полная стоимость операции — около девяти тысяч евро. Сборники взяли на себя половину расходов. Юра Жевнов передал мне собранные ими деньги. Очень признателен ребятам. Партнеры по «Надежде» тоже помогли. Неделей бы позже… — После операции говорят, вас чуть ли не транспортировали в Минск. — Страховой компании это стало тысяч в 20 евро. Раны были открытыми. Ногой шевелить не разрешалось. Сделали мне анализ некрозных тканей. Есть какое-то значение — 25. Не знаю, о чем оно свидетельствует. Выше 25-ти — критическая ситуация, которая провоцирует гангрену и последующую ампутацию. У меня было 27, на следующий день ногу должны были ампутировать. Вечером доктор уже начал рассказывать о хорошем протезе. Но на завтра — бах 17, потом 8. Резко пошел на поправку. Когда все стабилизировать, отправили в Беларусь на самолете. В бизнес-классе на трех сиденьях сделали мне лежанку. — Виталий Кутузов передавал вам заговоренный платок. Правда? — Было дело. Приятно, что Виталик вспомнил, позвонил. У него знакомая женщина заговаривает вещи. Передали мне этот платок. Я его прикладывал к больным местам. Не знаю, насколько это помогло, но сам факт внимания был чрезвычайно приятен. — С кем у вас сложились самые теплые отношения из сборников? — Да в принципе, со всеми. Но поскольку Кутузов так ко мне отнесся, всегда вспоминаю его очень тепло. Честно, не ожидал его внимания. Я всегда ребятам помогал с переводом во время загранпоездок. Они тоже относились ко мне хорошо. Настроение в команде всегда было в порядке. Жалко только, что не вышли в итоге на Евро.