«Кондратьева до сих пор не простил»

Казимир Знайдинский хочет вернуться в белорусский футбол Судейская карьера Казимира Знайдинского вышла насыщенной. Он приезжал к полю на молоковозе, снимал побои после вспышки гнева Георгия Кондратьева, отбывал длительную дисквалификацию в качестве рефери, а став инспектором, был пожизненно отстранен от футбола. Об этом и многом другом руководитель гродненского отделения «Союза поляков на Беларуси» рассказал в ностальгическом интервью Никите Мелкозерову. — Мы сидим напротив места, в котором раньше базировалась федерация футбола… — И это навевает воспоминания. — Какие? — Кирова, 8, корпус 2 — вся моя спортивная жизнь. Воспоминания только положительные. Я достиг всего благодаря футболу, за что и благодарен этому виду спорта, а также людям, с которыми мы сотрудничали в федерации. Особенно Вадиму Дмитриевичу Жуку — это большой человек с большой буквы. — Вы следите за современным белорусским судейством? — Да. Мне интересно. Из последнего запомнился борисовский матч БАТЭ и минского «Динамо», который судил Вадим Панченко из Могилева. Сделал для себя некоторые выводы по спорным ситуациям на последних минутах игры и после нее. Помню, я когда-то инспектировал Панченко. Нормально потом разговаривали с парнем, разбирали его работу. А тут… Если бы он дал финальный свисток чуть-чуть пораньше, не было бы никакого скандала. — Объясните. — Дело в том, что Панченко сообщил резервному арбитру, что компенсирует определенное количество минут. — А резервный вывел на табло на одну больше? — Думаю, что да. Отсюда все последующие размолвки и тот же инцидент с Молошем. — Можете назвать лучшего арбитра страны в нынешнем году? — Мне нравится судейская манера Сергея Цинкевича. Он не рисуется. Есть такие арбитры, которым кажется, будто бы обилием розданных карточек они поддерживают нить игры и дисциплину. Но это не так. Это просто ненужная демонстрация силы. А Цинкевич ведет игру, отслеживает ситуацию, контролирует ее. Сергей для меня номер один. — Кто дальше? — Панченко и Севостьяник. — Почему? — С тем же Севостьяником мы даже успели поработать вместе. Делился с парнем опытом. Виталий в итоге стал рефери ФИФА, это очень почетно. К тому же я всегда готов поддерживать земляков. Еще у Севостьяника есть преимущество — он играл. Знание профессиональных нюансов очень важно. Оно позволяет лучше реагировать на эпизоды и грамотнее их трактовать. Что до Панченко, то я видел несколько его хороших матчей. Они мне по-настоящему понравились. Хотя шероховатости имеются. — Вы согласны, что в эпизоде с Молошем Панченко был слишком мягок? — Согласен. Это красная карточка. — Можно сказать, что арбитры стали менее жетскими? — Каждый арбитр определяет для себя допустимые пределы. То есть за эти и эти фолы я показываю желтые. За эти и эти — красные. В результате получается последовательность в принятии решений. Но Панченко оказался в нетипичной для себя ситуации. И попросту не знал, что делать. От него требовались жесткие санкции, которые не были приняты. А зря. Толкать арбитра — это уже край. Думаю, в наше время за подобное поведение Молош стабильно получил бы красную карточку. Шмолик, Жук, Дайлид, я — генерация жестких и принципиальных судей. Ни о какой излишней мягкости тогда речи не велось. — Хорошо. Какой была ваша судейская манера? — Никогда себя не выпячивал. Но старался всегда быть рядом с эпицентром событий. Я вам приведу один пример. Владимир Маслаченко в свое время играл в футбол. Позже стал комментатором. Но до того пробовал реализовать себя в судействе. Надолго человека не хватило. То ли его облаяли, то ли еще что. В общем, Маслаченко оказался психологически не готов. У рефери должна быть сильная нервная система. Должно быть умение находить контакт с футболистами. — Как оно проявляется? — Слышать нужно далеко не все. Речь идет об эмоциях на поле. Если игрок матюгается, коря себя за ошибки, не стоит его трогать. Черт, ефана и тому подобное — такая табуированная лексика должна проходить мимо арбитра. Другое дело — любой направленный на судью или соперника мат. Это нужно пресекать. Разного рода фразы вроде «Ты, клоун» — тоже. — Самый эмоциональный футболист в вашей карьере? — Ну… Мне сразу вспоминается Игорь Ковалевич. Мы как-то часто встречались. Помню, перед матчами он все время обещал: «Казимир, буду играть корректно, буду сдерживаться». Но против себя не попрешь. Ковалевич был игроком в полном смысле слова. Глаза у человека горели всегда. В моментах, когда Игорь играл жестко, я его понимал. Жесткость и грубость — разные вещи. Но когда Ковалевич на эмоциях въезжал в соперника сзади, я говорил: «Игорь, это карточка». Он не спорил. Кстати, и после карьеры спортивная злость из Ковалевича не вышла. По зиме в Гродно проводился турнир, в котором участвовала команда ветеранов «Немана». Игорь пару раз приезжал. А играли мастера с молодыми ребятами. Те порезче, побыстрее. Игорь любил схватить молодого за майку. Получал от меня желтые карточки :). — Что изменилось в судействе за последнее время? — Сейчас стало проще чисто в бытовом плане. Помню, как-то я судил в Могилеве. Добирался из Гродно на поезде. Попросил у проводницы разбудить перед Могилевом. Не знаю, что там с ней произошло, но никто меня в итоге не стал трогать. Сработало, наверное, шестое чувство — в итоге проснулся сам. Смотрю, поезд на каком-то полустанке. Говорю: «Когда Могилев?» — «Какой Могилев. Давно проехали». А мне ж судить надо. Я выхожу на этом полустанке. До Могилева километров 10-15. Едет какой-то молоковоз. Остановил его. Говорю: «Мужик, мне на стадион надо». — «А кто ты такой?» — «Судья. Без меня игра не начнется». — «Давай, садись». А время уже поджимало. Минут десять до начала игры. Команды на поле. Ждут. А арбитра нет. И тут картина: прямо на территорию стадиона въезжает молоковоз с рефери на борту :). Я чуть в салоне не начал переодеваться. В итоге этому водителю отдал десять рублей. В то время как за матч нам платили три. Потом игроки и тренеры смеялись: «Говорят, судьи плохо живут. А Знайдинский ездит на личном молоковозе :)». Комичный момент. — А что тогда можно было купить на три рубля? — Килограмм колбасы — за 2,10. 3,62 стоила бутылка водки. Три рубля за судейство — это никакие деньги. Но у нас тогда была нормальная дисциплина. Все дороги лежали через Минск. Существовало железное правило. Оказавшись в столице, мы завозили в федерацию протокол матча, отдавали его дежурному. А сами потом направлялись по домам. То есть после каждой игры мы заезжали в Минск. Подобная мелочь дисциплинировала. А сегодняшние арбитры к некоторым вещам относятся как-то вальяжно. — Как в советское время задабривали арбитров? — Ну, сейчас финансовая система вообще переменилась. Есть подбитый итог, в который входит стоимость работы, стоимость переезда и проживания в средней гостинице. По истечении месяца федерация перекидывает арбитрам деньги на карточку. А нас в свое время обязан был рассчитать администратор принимающей команды. Мы предъявляли ему билеты в обе стороны, получали деньги за них, за работу и суточные. И если нас не рассчитывали до матча, мы имели право не выходить на поле. Таким был федерационный закон. Сейчас деньги на оплату судейского труда входят в заявочный взнос. — И все-таки вас пытались как-то умаслить? — Знаете, после матчей я никогда не слышал от тренеров чего-то вроде: «Рефери, к тебе никаких претензий. Ты же не можешь сам за нас забить. А мои ребята сегодня сыграли плохо». У нас судья — универсальное объяснение всех бед. В то же время после любого матча под эгидой УЕФА приходили менеджеры команд и благодарили за работу: «Referee, thanks, no problems, our players were bad today». Мы когда-то поехали в одну кавказскую республику. Местной команде совершенно по делу были предоставлены два пенальти. Хозяева не реализовали оба. И потом пеняли на судей. Это просто нонсенс. Бывали случаи, когда судей выбрасывали поколоченными на грузинской дороге и говорили: «Добирайтесь до аэропорта, как хотите!» — В вашей жизни тоже случился подобный эпизод. Правда, уже в суверенную пору. — Было дело. Наш молодечненский конфликт с Кондратьевым вспоминается до сих пор. Хотя он по прошествии нескольких лет подходил ко мне, предлагал мириться. Но негативный осадок остался. Очень много осадка… Кондратьев тогда поступил не как мужик. Если бы он хотел подраться со мной после матча с «Динамо», так пожалуйста. Я бы оказался в его распоряжении. Но… Он улучил момент, когда я находился в душе. Кондратьев зашел туда одетым и ударил меня в лицо. Бойцовский клуб. Точный удар Георгия Кондратьева в челюсть Казимира Знайдинского и еще пять случаев физического воздействия на судей в чемпионате Беларуси — Как все происходило? — Я разделся, спокойно принимал душ. Кондратьев открыл дверь, зашел. Я развернулся. Он вначале ударил меня ногой, я увернулся. Затем последовал удар кулаком в лицо. Он что-то бормотал в духе: «Вот тебе, как я и обещал…» И ушел. Естественно, я позвонил в федерацию, сообщил, что произошел инцидент, поставил в известность администрацию принимающей команды. Молодечненцы пытались меня задобрить. Были извинения, предложения поужинать. Но я отказался. Вызвал медпомощь. Мне сняли побои. Был ушиб челюсти. Правда, в больницу меня не повезли. Я не захотел и уехал домой. — И как прошла ваша следующая встреча с Кондратьевым? — Точно не помню… Но в какой-то момент Кондратьев был причастен к Мозырю. Мы встретились в поезде, который ехал в Минск. Он попытался пойти на контакт: «Ну вот, Казимир, давай забудем». Но я даже обсуждать ничего не захотел. Остался при своем мнении. Считаю, что правильно поступил. Бог ему судья. Я же Кондратьева до сих пор не простил… Группа игроков звездного «Динамо» впоследствии написала прошение снять дисквалификацию с Кондратьева. И оно было удовлетворено… — Понятно. Правильно понимать, что советское судейство не было профессиональным? — Правильно. Если судья получал травму, никто ему не оплачивал бюллетень. И действительно у большинства ребят имелись основные места работы. — Чем занимались вы? — Я работал воспитателем в общежитии. — Это как? — Ну, рабочее общежитие. Там жили строители в основном. И имелась такая штатная единица как «воспитатель общежития». Я был обязан проводить различные массовые мероприятия вроде турниров по мини-футболу или волейболу, водить жильцов в кино или на дискотеки. — Чем вы занимались после развала СССР? — В 90-е годы работал в управлении по спорту Гродненского облисполкома. Курировал несколько видов: футбол, хоккей, многоборье ГТО. Проводил проверки, писал справки. Плюс занимался судейством. Но мои работодатели нормально относились к футбольной занятости. Всегда отпускали на матчи. — Говорят, еще бизнесом каким-то занимались? — Нет. Бизнеса у меня не было. — Вы до сих пор заняты чиновничьей работой? — После облисполкома перешел в школу. Работал учителем физкультуры. А недавно у нас поменялся мэр города. Мне предложили должность директора спортивной школы олимпийского резерва №1. Вот, руковожу. Плюс есть общественная нагрузка. Союз поляков города Гродно. — Вы возглавляете эту организацию? — Раньше в Гродно находился республиканский центр Союза поляков на Беларуси. Но в 2013-м организация переехала в Минск. А в Гродно остался городской отдел, которым я руковожу на общественных началах. — Можно сказать, что руководство Союзом поляков предполагает политическую карьеру? — Я бы сказал, что оппозиция иногда пользовалась некоторыми негативными моментами из моей футбольной карьеры. В Польше, помню, как-то написали: «Что это за арбитр, если его бьют?» Сказать по правде, было не по себе… В общем, у нас общественная организация, мы никак не ввязаны в политику. Но люди со стороны часто пользовали Союз поляков в своих политических целях. Больше скажу: есть группа поляков при консульстве, которые кричат, что они настоящие поляки, а не Знайдинский, который работает в городском отделе Союза. А потом эти же люди приезжают в Польшу и просят денег, рассказывая, что их угнетают и преследуют. Мне несколько раз доводилось выступать по телевидению и я каждый раз заявлял, что тоже являюсь поляком и никто меня не преследует, мы тут нормально живем. К тому же в Гродно каждый третий чиновник — поляк. Люди занимают нормальные должности. И никем не преследуемы… Понимаете, бизнес, желание получить деньги — отсюда все кривотолки. — Так а где жить лучше — в Польше или Беларуси? — Мне — в Беларуси. — Почему поляку лучше в Беларуси? — Моя родная сестра живет в Польше. Хватает примеров, которые подтверждают, что там не все идеально. — Вы создаете впечатление прогосударственного человека. — Ну… Если честно, я не занимаюсь политикой. Я спортивный работник. — Вы урожденный поляк? — Оба моих родителя — поляки. Сам же я родился в Вильнюсе. Так называемый «вiленскi поляк». Потом я поступил в Минский ИФК. Тогда учебные корпуса еще располагались на Ленинском проспекте. Закончил с красным дипломом. По распределению шел одним из первых. Ректор спросил: «Казимир Казимирович, где бы вы хотели работать?» Я ответил: «Поближе к Вильнюсу». Нашлось место в Гродно. Я согласился. Так мы и завязались с этим городом. — Интересная история… Вы ведь инспектировали. — Да. — И это закончилось как-то не очень хорошо. — Ну… Это была конкретная подстава либо чей-то заказ. Я планировал выйти на международное инспектирование. Видно, кому-то помешал. Все же при владении польским, литовским, немецким, английским языками шансы на международную карьеру у меня были высокими. Но сперва вышел инцидент с судьей из Могилева по фамилии Седнев. Потом смолевичский арбитр Сорока… Ребята говорили такую ерунду, что я понял… Я остался один, помощи ждать было неоткуда. В итоге даже не стал подавать апелляцию на решение АБФФ о моем пожизненном отстранении от футбола. Если люди не хотели работать со мной, то пожалуйста… — Ситуация с Сорокой. 2008 год. Играли «Спартак» из Шклова и… — «Барановичи». — Говорилось, что Сорока сообщил вам до матча о предложенной ему взятке в 700 долларов. — Он просто сказал, что команда из Барановичей просит его помочь. Я ответил: «Андрей, судим нормально. Без всякой ерунды». — Откуда взялась информация о конкретной сумме? — Я не знаю. Может, они что-то придумали. Ни о какой сумме до матча вообще не говорилось. Прямо сказал Сороке, что работаем нормально. — А что за ситуация с Седневым? — Он судил в Мостах. Была пара плохих моментов — отработал парень неважно. Я поставил рефери низкую оценку. И потом начались разговоры, будто бы Знайдинский у кого-то что-то вымогал… Вместо того, чтобы разбираться в слабом судействе Седнева, люди решили обвинить меня. Потом еще Лавский подключился… Играли Барановичи и Слоним. Обычно перед матчем я проводил инструктаж с арбитрами. Показывал на макете, как двигаться, и прочее. После игры стало известно, что Лавский написал рапорт, в котором сообщил, как я скрылся со слонимским тренером Грабуном в неизвестном направлении. А получилось так, что я приехал на своей машине. И тренер попросил меня подбросить его до Слонима. Было по пути, я согласился. И все… Думаю, Олег Чикун был в этом замешан. Я, конечно, домысливаю. Но, кажется, Седнев и Сорока давали нужные показания против меня, чтобы продвинуться в судейской иерархии. Против Чикуна они бы не пошли. — Если вы ощущали свою правоту, почему не стремились ее доказать? — Когда меня вызывали в федерацию на заседание, Сергей Куница пообещал, что состоится повторная встреча, на которой мы окончательно во всем разберемся. Но ничего подобного не произошло. Никто меня никуда не пригласил. Я потом как-то встретил Сороку. Он сказал: «Если бы знал, что все так далеко зайдет, ничего бы не писал». И так далее. В общем, ситуация очень некрасивая. Даже если бы я стал защищаться, никакой помощи не отыскал бы. Со мной просто не хотели работать. Грустно… — Правда, что вас в принципе не очень любили коллеги? — Я не девушка, чтобы меня любить или не любить. Я просто делал свою работу. И считаю, что делал хорошо. Может, была какая-то зависть… — Слухи о вас тоже из зависти? — Думаю, что да. — Самая яркая история. Полуфинал Кубка, встреча «Днепра» и МПКЦ. Говорят, вы поставили решающий пенальти за нырок. Мозыряне в итоге победили. Помните? — Помню. — И как все было? — 1995 год, кажется. Счет был 1:1. Получилось так, что игрок Мозыря получил мяч под правую ногу. Вратарь пытался ликвидировать угрозу. Но прежде чем добраться до правой ноги, сбил левую. Все произошло очень быстро. Я посчитал, что был пенальти. Указал на точку. Ромащенко, насколько помню, забил. То был решающий гол. Потом могилевчане подали протест. Эпизод крутили со всех сторон. В итоге случилась моя дисквалификация. — Долгая? — Насколько помню, меня отстранили до конца года. — Еще говорилось про какие-то деньги, которые вы получили за ту игру. — Однозначно, это блеф. — В чемпионате Беларуси вам когда-нибудь предлагали деньги? — Ну, это провокационный вопрос. Как говорится, no comments :). — Хорошо. Давайте итожить. Вы до сих пор любите белорусский футбол? — Меня дисквалифицировали как инспектора. Но вся моя жизнь — это футбол. Есть мысли о возвращении. Считаю, я много сделал для белорусского футбола. Хочу заручиться поддержкой, подготовить документы и подать их в АБФФ. — Чтобы восстановиться в качестве инспектора? — Хотя бы чтобы отстоять свои имя и фамилию.