«К Скабелке уважительно отношусь»

Авторитетов в хоккея для Сергея Николаева нет. Сергей Николаев красочно и с примерами рассказал о том, как расставался с хоккеистами, почему его боятся ставить главным тренером, в чем он нашел сходство своей работы с работой ассенизатора, а также другие были, небылицы, анекдоты и подводные течения современного российского хоккея. Сергей Николаев, прочтя это интервью, поехал на тренировку. В свои 64 он катается с ветеранами. Лед оплачивают сами – выходит тысяч 50 в месяц. – Ну, вы в порядке на льду? – неосторожно спросили мы. – В порядке ли я? А вы предплечье пощупайте. Чувствуете? Я кулаком бью, как бейсбольной битой. Мне 40 лет было – я на одной руке подтягивался на спор. В общем, он в порядке. *** – Вы можете официально заявить, что завершили тренерскую карьеру? – После того, как я доступно для народа прокомментировал ситуацию с бывшим директором «Салавата Юлаева» Даукаевым, меня выкинули из этого, как говорится, хоккея. Нынешние президенты меня просто боятся брать на работу, потому что я могу все сказать открытым текстом. – Например. – Вот возьмем «Локомотив». Как они увольняют Хейкулю? – Хейккиля. – Хейкуля в 2009-м проиграл финал Казани. Именно он проиграл, не кто-нибудь другой. Я в Ярославле сижу за тренерской скамейкой, лица его не вижу. А матчи в Казани смотрел внимательно. И вот что увидел: как только сложная ситуация в игре, этот финн начинает почесывать подбородок. – И что? – Я знаю, что это прострационная позиция. Он нихера не может поймать. Все, что делает чешущий подбородок тренер, – мимо. Так вот был вечер, посвященный сезону «Локомотива». И там почему-то решили, что все нормально, все идет поступательно. Сначала бронза, затем два серебра, в следующем сезоне будет золото. Я сел за столик к Хукелю и говорю: «Ты же проиграл, финал-то». А он что-то замялся. И я очень удивился, что его оставили на следующий сезон. Как же так, думаю? Солдаты знают, что их командир не способен побеждать, а им говорят: «Идите и деритесь за него». А как идти в этот бой, если знаешь, что командир не умеет выигрывать и побеждать? – Так. – Вот чем выгодны для президентов тренеры-иностранцы? Они молчат. Ничего не говорят. Никакого анализа, ни слова – за что убрали, почему, где его ошибки. Боятся. – Чего? – Да анализ работы показал бы, что беда не только в тренере. Менеджмент был херовый. Вот скажите мне, зачем надо было в прошлом году менять Сергея Конькова на Константина Макарова? Это не просто неравноценный обмен. Это непрофессиональный подход к делу: от незнания рынка, незнания игроков. Но речь не о том. Сейчас вообще закрыли разговоры о хоккее. Всем завязали глаза, заткнули рты. И получается как. Если команда плохо играет – молчат. Почему? Если видишь проблему – надо критиковать. Без этих, конечно, завихрений. Просто укажи на проблему. Вот вы помните такого тренера – Плющева? – К сожалению. – Вот этот Плющев в «Северстали» так здорово отпахал, ну так здорово. Он из подготовки к сезону убрал аэробную работу. То, на чем зиждется весь организм. Объясняю: сначала мы набираем объемы, не включаем интенсивность. Потом объемы уменьшаются, интенсивность возрастает. Это законы подготовки спортсмена к чемпионату, а он решил их обойти. Я ему звоню и спрашиваю: «Ты, полковник или подполковник, что же ты делаешь-то?». – А он? – Да ничего не ответил. Из-за того, что он не давал аэробную работу, у игроков в крови не было кислорода. Вы знаете, как плавится металл? Там в печи – 3000 градусов. Но металл плавится только после того, как в печь начинают пускать кислород. И я вот удивляюсь, Череповец – город сталеваров. Неужели Плющеву никто не подсказал, как надо игроков готовить. Кислород в организме закончился – все, п….ц. Без кислорода не выводится молочная кислота из организма, мышцы забитые получаются. Так вот не зная этих простых, элементарных вещей, этот человек загубил команду. Потом уже была молодежная сборная. Начал зачем-то прилюдно выяснять отношения с Филатовым. Ну, глупость же. Почему ни один корреспондент, слушая его, не сказал ему, что так нельзя поступать, нельзя говорить людям, что игрок тебя не слушает. Как это тебя не слушают? Ты подполковник или полковник? – Вот вы сами говорите, что можете сказать всю правду. Может быть, не стоит так? Тогда и работа будет. – В сорок лет меня пытались подмять мэры и губернаторы – я не сломался. В пятьдесят лет меня старались переделать – мимо. И сейчас я не сверну. Если я имею собственное мнение, то буду его отстаивать. Буду держаться за это мнение, драться и биться за него. У меня ведь, худо-бедно, достаточно хоккейного образования. Я и ВШТ окончил, и в хороших командах поиграл, и с приличными специалистами поработал. Ведь возьми сейчас любого тренера и заставь его защитить свою предсезонную подготовку. Не получится. *** – И все-таки современные хоккеисты, пожалуй, не готовы к вашим беседам. – Когда я начинал работать тренером, приходилось комплектовать команды тем, что с воза упало. Студентами там или людьми, которые вообще играть не умели. Нормальный такой контингент. Затем я работал с мастерами. И у меня всегда была одна манера. Теперь внимание, вопрос: что, мало я людей подготовил? Все эти разговоры о том, что я такой-сякой… Я просто не привык тренировочный процесс превращать в базар. А конкретизирую задание для хоккеистов. Что делать, как делать. Я и игрокам говорил: «Хотите разговаривать – беседуйте с женой. Накройтесь одеялом и ведите переговоры. А здесь – выполняйте молча». Хоккеист – он же как шпион. Шпиону перед внедрением нужна легенда. Если у него херовая легенда – его быстро расколют и отправят к чекистам. Вот задача тренера – сочинить безупречную легенду для хоккеиста. Что ему делать на льду, как и зачем. Потому что все нормально, пока хоккеист делает то, что ему говорит знающий тренер. А весь разлад наступает, когда он начинает что-то выдумывать. Самое высокое мастерство – умение играть просто. – Но от вас еще в 90-х убегали игроки. Например, вратарь Алексей Волков, вернувшись из Америки, послушал вас и убежал из Уфы, никого не предупредив. Он не хотел играть просто? – Он проиграл два или три матча. И мне пришлось сказать ему все, что думаю, прямо в глаза. Волков встал на дыбы: у него же папа какой-то крутой, водится с бандюганами. Ну обиделся и обиделся – в моей команде его не стало. И чего, кстати, он добился? Заиграл в сборной? А всякую чушь на тренера сказать мог. – Некоторые не убегали, но со страхом ходили на ваши тренировки. «Краткий курс НКВД», – так однажды сказали. – Как это со страхом? Вот у меня был Максим Рыбин в свое время. Он мне говорит: «Сеич, возьми меня к себе, много не надо – дай пятерочку». Какой разговор, отвечаю, приезжай. И вот у меня крутился, вертелся. Как испорченная швейная машина. Вроде строчки есть, а не сшивает. И сколько он болтался, пока не заматерел как мужик. Он же начал делать сумасшедшие обороты – и на этих оборотах научился цепляться за игру. Вот Константина Горовикова знаете? – Конечно. – Некоторое время назад он мне звонит, совет спрашивает. Стали бы мне звонить, если бы со страхом на тренировки ходили? И ведь не только Горовиков звонит: Кухтинов, Глазачев. Звонят те, кто нормальные мужики, а не гнилые внутри. С гнилыми я быстро прощаюсь. А многие тренеры терпят их у себя в командах – во имя своего благополучия и финансовой стабильности. У меня же играли только те, кто хотел играть. – Дмитрий Красоткин, помнится, был озадачен вопросом о самой яркой вашей установке на матч. Не мог выбрать. – Да у меня столько этих примочек было! Я расскажу вам историю. Матч с Казанью, значит. Мы утром провели свою раскатку, я смотрю на Казань – ну мощная очень: прет, катит. И у меня какое-то подспудное ощущение, что мы проиграем, что ребята мои не готовы, вальяжные слишком – это я по их лицам вижу. И вот после раскатки Казани я провожу установку на игру. Первым мне на глаза попался Тарасенко – я ему ввернул словесно. Пошел за него Трасеух заступаться – и ему досталось. Вот так творчески прошла установка. 5:2 выиграли. После игры захожу в раздевалку, жму руки мужикам, говорю: «Ребята, чуть-чуть подрастете – и я вам расскажу, какой эксперимент сегодня утром провел». А парни – что Тарасенко, что Трасеух – все правильно поняли: «Да ладно, Сеич, главное – выиграли. Забыли уже, что утром было». Мне Трасеуха очень жаль – очень цельный был парень, честный, без гнили. Ушел из жизни из-за бабы одной. *** – Говорят, процесс расставания с хоккеистами у вас проходил небанально. – Был у меня один игрок. Вот никак с ним не получалось. Я им крутил, вертел – никакого толка. «Ну все, – говорю, – если не отгадываешь шараду, мы с тобой расстаемся». Не угадал. – Загадайте. – «Х.. в жопу, два в уме – сколько будет в голове?» Он сначала отмахивался, думал, что я это несерьезно: «Да ну тебя, Сеич!». Я ему повторял, подсказки делал, просил, чтобы он подумал. «Свяжи, – говорил я ему, – в шараде хоть что-то с чем-то!» – Ответ: ничего в голове? – Мягко говоря, да. А он так и отмолчался. Расстались. Потом его из одной команды попросили, из другой. Но история не в этом. – А в чем? – Потом он детей тренировал. Сейчас где-то в Москве. Может, тоже тренирует. Вообще – мне больно смотреть на родителей, которые приводят детей в хоккей и думают, что те станут Харламовыми, Мальцевыми. Нихера они ими не станут. В силу простого: их тренеры не имеют квалификации. Чтобы поставить технику, тренер должен знать технологию техники. А никто не знает. Я Красоткина, Юшкевича год учил, как бить по шайбе. Год! Но потом они били так, что она пищала. Зиновьев, Волков Игорь – это люди, которым я ставил технику катания. Хоккейный технический прием надо уметь раскладывать на части. Никто же не ест кусок мяса целиком, его режут на кусочки – так лучше усваивается. А детям скармливают все целиком. На выходе получаем ничему не обученных хоккеистов. Знаете, я хотел бы работать старшим тренером в школе. Мне это интересно. Я хочу поднять уровень детских тренеров: он крайне низок. Сейчас никто не понимает, что надо прессовать тренировку, увеличивать ее моторную плотность. Вот ты тренер, родители в 8 утра привезли тебе 40 детей на занятие. Ты разбил их на 4 группы – по углам площадки. Один работает, девять стоят. В итоге у игрока получается 5 секунд работы – и 45 простоя. Если сесть на трибуну с секундомером, мы посчитаем, что двигательная активность пацана за ледовую тренировку будет равна максимум 10 минутам. В неделю – час. Это страшно. *** – И все-таки шарада – не метод. – Да, шарада – это просто прощальный гудок. Я все подготовил к отчислению, и нужен был красивый последний штрих. Или вот другой хоккеист все время у меня спрашивал, почему он не забивает. Каждый день интересовался, просил совета. Я не выдержал однажды и говорю: «Да все у тебя есть. Не хватает лишь лаврового листа и женского дриста». Смех, конечно. Но что сейчас на пресс-конференциях происходит, уму непостижимо. Там все стали очень интеллигентные и правильные – настолько, что люди уже газет не читают, и так ясно, кто что скажет. Команда проигрывает 2:5, а тренер: «Молодцы ребята, они старались». А если бы не старались – 2:10 было бы? Что это за разговоры? У тренера должен быть анализ. Да и вообще человека надо оценивать не по словам, а по поступкам. Если он сподличал, то надо спрашивать. А у нас спрашивают за слово, которое отлично от того, что говорят все вокруг. А что страшного в крепких выражениях? Мне как-то премьер-министр Башкирии начал что-то высказывать. Я слушал, слушал, потом говорю: «Объяснить вам, как надо асфальт класть, как плотину строить – или обойдетесь без моих советов?» И все. Я стал врагом премьер-министра. А рассказать, как меня в Ярославле поссорили с властью? – Давайте. – Приходит ко мне девочка и говорит: «Я буду писать о хоккее». Я в ответ: «А ты сленг хоккейный знаешь? Обороты хоккейные знаешь?». Она – нет. Ты, говорю, «компот», что ли, писать собираешься: Сидоров забил на этой секунде, а Иванов на той? И между делом объясняю ей, что так уж повелось на Руси: когда человек приходит не на свое место, ему намекают: «С рязанской рожей, да в калашный ряд». Иди, говорю, поучись немного. И что делает эта гвоздика? – Не томите. – Она выпускает статью, употребляет там фамилии губернатора, мэра, а заголовок делает: «С рязанской рожей, да в калашный ряд». Мне звонят сразу: что ты, мол, говоришь такое. После этого испортились отношения с властью – и меня выжили из города. Хотя я столько для Ярославля сделал – не перечислить. Я взял команду на 15 месте второй лиги. 16 лет приходил в 8.30, а уходил в 22.30. Иногда и на стадионе оставался ночевать. – Вы ведь Юрия Яковлева в президенты привели? – Я. Хотя планировал другого. А Яковлев – он же бывший мой игрок. Работал в каком-то строительном кооперативе. У него руки по локоть в известке были, когда я его вытащил и привел на место президента. Ездил с ним по всем кабинетам, представлял. А он меня потом – того. – Что случилось-то? – Я же очень долго без отпуска работал. И тут мне поступило предложение поработать во втором немецком дивизионе. Хотел передохнуть, там и нервотрепки вроде нет. Я сказал Яковлеву, что хочу на восемь месяцев съездить, а потом вернуться. Все, вроде бы договорились. Но после Германии он уже обо всех обещаниях забыл. Подул такой ветер перемен. Вернулся – никого не узнал. Я ведь еще в одном ошибся. Оставил на своем месте Альберта Данилова. – А он что? – Я для этого человека все сделал. Квартиру двухкомнатную в центре города отдал ему – свою. И мы обо всем договорились. Возвращаюсь, он глаза прячет: «Я вторым быть не согласен, я сам себе на уме». Сам себе на уме он! Но меня потом болельщики вернули. – Как? – Да «Торпедо» валиться начало. Люди видели это, встречали меня и удивлялись, почему это я в клубе не работаю. И вот однажды они пришли на стадион, поднялись на второй этаж к Яковлеву и взяли его за горло: «Или возвращай, или из окна выкинем». Он начал звонить покровителям. – А те? – Говорят, или возвращайте Николаева, или сигайте из окна. Вернули. – А вы что делали в это время? – Работал в одной фармацевтической компании. Коммерческим директором. – Нравилось? – Я умел работать. Мог принести деньги фирме. – Как Яковлеву удается так долго оставаться у руля «Локомотива»? – В этом он настоящий мастер. Техника простая: как только там появляется человек, который начинает набирать авторитет, – ему тут же дают поджопник. Яркий пример с Андреем Коваленко. Яковлев стал сильной и мощной фигурой для Ярославля. *** – Диалоги на скамейках у вас получались красочные. Некоторые краснели. – Играл у меня такой Вадим Морозов. Он ошибался, ошибался, я к нему подошел и говорю: «Через борт играй». Он в ответ начинает что-то нести. «Я тебе, – говорю, – два слова, а ты мне восемь – ты решил подавить меня интеллектом? У нас в команде 25 человек, так сколько времени потребуется, чтобы с каждым поговорить? Исполняй – я тут тренер». С хоккеистами надо общаться четко, конкретно. При этом я ребятам сразу говорил, чтобы они не вздумали принимать все на свой счет. – Но принимали. – Я и по отношению к себе допускал вольности. Говорил в начале сезона: «Ребята, знаю, что вы будете называть меня за спиной, дадите мне прозвище. Зовите, как хотите, только не черной …….». И вот через некоторое время жестко проговариваю момент хоккеисту, а он в сторону тихонько так: «У-у, черная …...». – «Я же предупреждал?» – говорю. «Предупреждал». – «Ну полижи и будет белая». Все в отключке. Тут надо понимать: каждая фаза напряжения требует фазы расслабления. Иногда подымаешь все специально, подымаешь – они вот-вот в драку кинутся. Но тут еще тонкий момент. Нельзя это в раздевалке оставлять. Нужно выстроить в речи такой мостик, чтобы оно все на площадку перешло. – Известно, что некоторые хоккеисты огрызались. Для них это плохо заканчивалось? – Нет. Я могу ругаться с игроком максимум 10 секунд. После этого эмоции отпускают – и я ищу грамотный выход из ситуации. А вообще это целая наука — работать на конфликте. Порой, чтобы заставить игрока сделать работу, нужен конфликт. Но как только он сделал, из конфликта надо его вывести – подходишь к нему, жмешь руку, благодаришь за работу. – В НХЛ некоторые кидаются мусорными баками. – У меня был случай. В Германии нас привезли в магазин и сказали, что все покупки для игроков со скидкой в 30 процентов. Так вот один парень в рукава напихал какой-то мелочи: авторучки, зажигалки. Его поймали, акцию для нас прекратили. И вот однажды во время перерыва я в него секундомером запустил. – Попали? – Да я специально бросил так, чтобы не попасть. *** – Нам рассказывали, как от Петра Воробьева в 90-е прятали дорогие вещи. Если он видел мобильный телефон, хорошую машину, то был недоволен. – Нет-нет, я к этому спокойно отношусь. Но деньги людей испортили. И особенно моих коллег. Знаете, почему российские тренеры сейчас в такой жопе? Зеленый змий по имени доллар. Даже крепкие мужики – и те ломаются. Хорошо играющий хоккеист должен хорошо получать. Но когда дисбаланс – у средних игроков ставки по каким-то причинам больше, чем у лучших, – все, команда разваливается. Я в командах старался делать так, чтобы все получали по труду. При советской власти меня за это вообще посадить должны были. – Почему? – Раньше премии были так: выставляешь оценки, а на их основе тебе выплачивали. Я выставлял почти всем пятерки (100 процентов премии) и – для отвода глаз – две четверки (80 процентов), подавал эти списки в бухгалтерию, получал деньги – и тут уж делил их по справедливости. Себе, между прочим, не тащил. Так вот потом мы садились с игроками и я объяснял, почему этот больше получит, а тот – меньше. Микроматчи учитывал, броски. – Объясните вашу фразу, которую все друг другу цитируют: «Все п…..сы, один Скабелка – д…..б». – Это не мое. Я такого и сказать не мог, так как к Андрею очень уважительно отношусь. Свои фразы я помню. Едем мы как-то с выезда, останавливаемся на заправке. Тут же подъезжает ассенизационная машина. Редкая удача. Я, конечно, кричу водителю: «Привет, коллега». Он не понимает: «Какой я коллега? Я же говно вожу». Отвечаю: «Я тоже». – Мы знаем этот анекдот. – Это не анекдот, а быль. Еще, помню, администратора посылал в киоск, чтобы он порнуху купил. – Зачем? – Говорил, что это краткое изложение нашего последнего матча. Нас там так же отодрали. – Смешно. – А вообще – я же давал игрокам выбор. Однажды сказал: «Давайте введем жесткую систему штрафов, а я в ответ буду всем говорить «будьте любезны» и «извините». И чего-то все отказались. Мол, мы уж лучше зарабатывать будем. Я тоже считаю, что лучше я игроку скажу все в лицо как мужик мужику, чем оштрафую его – и он денег домой не донесет. – Как думаете, вы будете еще тренировать большой клуб? – У меня есть знания, умения, злость на работу, желание работать. Но в большой клуб я не рвусь, просто не полезу в это пекло. Я лучше лишний год проживу, чем изворачиваться под каким-то президентом, ублажать неграмотного в хоккее человека и дрожать: «Только бы он оставил меня в клубе, только бы не отобрал работу».