«Сытость притупляет»

Александр Журик всегда мог сдержать нескольких соперников. Бывший защитник сборной Беларуси Александр Журик, завершивший игровую карьеру в позапрошлом году, рассказал о своей нынешней жизни, работе вместе с другим сборником Дмитрием Старостенко, о причинах, по которым он принял решение повесить коньки на гвоздь, о своих принципах, о желании встретиться и пообщаться с великими тренерами, о своей упертости, а также об испорченности многих молодых хоккеистов. — Александр, признаться, как-то вы немного потерялись для нас. Расскажите, как, где и чем сейчас живет бывший защитник сборной Беларуси. — Проведя сезон 2008/09 в МХК «Крылья Советов», я завершил игровую карьеру. Остался жить в Москве и устроился детским тренером в школу «Крыльев». Отработал там сезон, после которого перебрался в хоккейную школу «Динамо». В ней и тружусь. У меня два возраста пацанов: 1994 год рождения и юниорская команда. — А почему вы решили остаться в Москве, а не вернулись на родину? — Так сложилось, что моим домом на протяжении многих лет была именно Москва. Тут я встретил свою супругу, тут у нас квартира. В Беларуси, помимо родственников и самого факта моего рождения, у меня, по сути, ничего и нет. — Почему вы вообще приняли решение завершить выступления? — Из-за семьи. Деньги уже были не столь важны, чтобы ради них можно было жертвовать уютом родных. Пришло время детям идти в школу и я хотел, чтобы они пошли в школу там, где мы будем жить долгое время. А если бы я продолжил карьеру, то мог бы уехать из Москвы. — Многие хоккеисты вашего поколения становятся тренерами и работают в Беларуси в национальной сборной, клубах экстралиги. Вы же тренируете детей. Вам этого достаточно? Самолюбие не задевает? — На данный момент я учусь, узнаю эту профессию. Не знаю, как бы у меня все сложилось в Беларуси. К тому же, с родины-то и предложений конкретных не было. Только с одним клубом вроде начали диалог, но дальше слов дело не сдвинулось. — Почему решили податься в тренеры? — В последние годы игровой карьеры стал замечать за собой некоторые повадки: во время игр прокручивал в голове тактические варианты, пытался предугадать ходы главного тренера, выбор стратегии в той или иной ситуации. Довольно часто мои решения совпадали с решениями наставников. Тогда-то и задумался о тренерской работе. — А деньги? — Естественно, я живу не только на тренерскую зарплату. Мне удалось кое-что скопить и грамотно вложить. — А какие у вас еще источники доходов? Многие бывшие хоккеисты открывают, например, рестораны, автосалоны. — Извините, но об этом я не хочу говорить. — Можете выделить тренера, от которого вы впитали больше других? — Одного, пожалуй, не смогу. За время выступлений в Северной Америке узнал, насколько важна психологическая работа с хоккеистами. Очень импонировали мне подходы Андрея Сидоренко. Глен Хэнлон научил, как за счет организации можно добиваться побед над гораздо более мастеровитыми соперниками. — С кем-нибудь из сборников поддерживаете отношения? Знаю, что в Москве детским тренером также работает Дмитрий Старостенко. — Так мы вместе с Димой работаем в «Динамо». А из сборников постоянно общаемся с Олегом Хмылем. — Есть ли вас какой-то жизненный принцип, которым вы руководствуетесь? — Не терплю равнодушия. Любому делу, за которое берешься, надо отдаваться полностью. — А хобби есть у вас? — На хобби и интересы нет времени. Уходишь из дома рано утром и приходишь поздно вечером. — Жена на вас не злится? Она ведь, наверняка, рассчитывала, что после окончания карьеры вы будете больше времени проводить в семье. — Если честно, то сейчас у меня еще меньше свободного времени, чем когда я играл. Супруга иногда бурчит, но в целом относится с пониманием, за что ей большое спасибо. — Помните, в фильме «Брат-2» герой Сергея Бодрова задавался вопросом: «В чем сила?» Вы знаете на него ответ? В чем, на ваш взгляд, сила современного мира? — Современный мир очень слаб. — Почему? — Слишком много материальных ценностей в современном мире. Они преобладают над всем остальным. — Для вас они насколько важны? — А я разве живу в другом мире? Конечно, они важны и для меня, без них никуда, но все же, материальные благо — для меня не главное. — Вас когда-нибудь предавали? — О жизни говорить не буду. А в спорте… Сегодня понимаю, что те вещи, которые мне раньше казались предательством, были с большего обычными рабочими моменты. Я просто критику всегда воспринимал очень болезненно. Я знал свою каждую ошибку, а когда меня еще тыкали в нее носом, было вдвойне тяжело. — Вы совестливый? — Да, бывает, она меня мучает. — А если вас обидят, долго дуетесь? — Нет, я быстро отхожу, все забываю. — С каким животным вы бы могли себя сравнить? — Ну, упертый я. Животное сам придумаешь. :) В карьере мне эта черта характера помогла. — К слову, в целом карьерой-то довольны? — В спорте нельзя быть до конца довольным. Когда играл в Северной Америке, если бы был рядом человек, который мог бы подсказать, как поступать в той или иной ситуации, может быть, все по-другому сложилось бы. Конечно, очень хотелось попасть в НХЛ. Жаль, что не удалось. На мой взгляд, все молодые игроки должны думать не про КХЛ или ОЧБ, а только про НХЛ. — Михаил Захаров не раз утверждал, что наша действительность очень развращает молодых хоккеистов большими деньгами, теперь у них нет стимула уезжать в ту же НХЛ. — Полностью согласен с Михаилом Михайловичем. Деньги портят. Помню, еще в «Динамо» играл с одним парнем. Однажды спросил у него: «Хочешь попасть в НХЛ?» Ответ изумил: «Мне и в Беларуси хорошо!» О чем тут говорить? Там, где есть сытость, успокоенность, ничего не будет. Сытость притупляет все. — Скажите, существует ли исторический персонаж, с которым вы хотели бы встретиться, поговорить? — С какими-нибудь великими тренерами. Чтобы они мне рассказали, в чем секрет их успеха, откровенно ответили бы на все мои вопросы

«В последние годы игровой карьеры стал замечать за собой некоторые повадки: во время игр прокручивал в голове тактические варианты, пытался предугадать ходы главного тренера, выбор стратегии в той или иной ситуации».

„Не терплю равнодушия. Любому делу, за которое берешься, надо отдаваться полностью“.

«Я критику всегда воспринимал очень болезненно. Я знал свою каждую ошибку, а когда меня еще тыкали в нее носом, было вдвойне тяжело».