«Не быть двуличным хамелеоном»

Максим Мирный не хочет, чтобы его дети профессионально занимались спортом Этим летом самому успешному белорусскому теннисисту исполнится 34 года. Максим Мирный продолжает играть турниры в паре, развивать свой многопрофильный бизнес в Минске и растить троих детей. Мы встретились с ним в его недавно открытом спортивном центре в Малиновке. После небольшой прогулки по своим новым владениям Максим обстоятельно ответил на все вопросы. — Вам скоро исполнится 34 года. Какими были ваши приоритеты в жизни, когда вам было 18 лет, и каковы они теперь? Что поменялось? – Жизнь поменялась. Если 20 лет назад на первом месте у меня был теннис, то сейчас моя спортивная карьера подходит к концу. Но открываются новые перспективы. Прямо сейчас мы — в спортивном центре моего имени, и это лишь одно из направлений, которыми я занимаюсь теперь. У меня большая семья. Дети растут, и хочется предоставить им максимальное количество шансов и возможностей. — Ваш отец производит впечатление человека властного и сильного… Вы с ним похожи? – Может, просто потому, что он высокий? У нас всегда замечательно складывались отношения, и сейчас, когда я перехожу на новый этап своей жизни, когда пытаюсь строить для себя возможности в мире бизнеса, мы оба адаптируемся и находим новые амплуа, пытаемся друг другу помогать… — То есть вы теперь — бизнес-партнеры? – Ну, можно и так официально это назвать, но я отношусь к нему как к старшему товарищу, к другу, с которым у меня много побед и поражений. Важно иметь человека, на которого ты можешь положиться. Мой отец именно такой. — Вы растите ваших детей, ориентируясь на то, как вас в детстве воспитывал отец? – Конечно, есть что-то общее. Но очень трудно сравнить то, как растут мои дети, с моим собственным детством или, тем более, с детством моих родителей. Эволюция неизбежна, от поколения к поколению все меняется — другие возможности, другие и требования. Хочется все равно придерживаться каких-то критериев, от которых нельзя уходить — дисциплина, уважение, вежливость… Важно, что мы с женой выдерживаем одну линию. Я помню, что в детстве я мог лавировать между строгим и требовательным отцом и мамой, которая всегда была мамой и зачастую давала слабинку. — Вы бы хотели, чтобы ваши дети пошли в профессиональный спорт? – Я бы хотел, конечно, чтобы они были физически развиты, чтобы девочки получили базовое спортивное образование. Но, говоря искренне, не очень хотел бы для девочек профессиональной карьеры в спорте. Да, там есть замечательные стороны: слава, известность, узнаваемость — это все здорово. И те девушки, которые добиваются этого, оправдывают все свои затраты физические, моральные и так далее. Но девочке все-таки не обязательно проходить через те физические нагрузки, которых требует профессиональный спорт. С мальчиком, конечно же, по-другому. Если он будет видеть себя в спорте — что ж, я буду всячески ему помогать. — Был какой-то период, когда у вас были проявления звездной болезни? – Нет, когда я говорил про славу и прочие прелести жизни, я имел в виду другое. Можно понять и оправдать родителей, которые шли на все и жертвовали всем, чтобы получилась Маша Шарапова. Но таких Маш Шараповых, может, всего пять найдется за всю историю спорта, которые с трех лет полностью отданы этому делу. А сломанных сердец, которые хотели бы добиться такого, — миллионы. И, глядя на это с более пессимистичной точки зрения, я бы не хотел оказаться в этих миллионах… Если говорить про дочек, то они сейчас больше стремятся в искусство. У меня жена с художественным образованием, и девочкам нравится заниматься музыкой, танцами, актерством. — Теннис в середине 1990-х был спортом для избранных. Что изменилось за последние 10–15 лет? – О теннисе действительно сложился такой стереотип. Но если посмотреть на профессиональный рейтинг, то мы видим, что теннис становится более народным видом спорта. Сейчас в первой сотне — выходцы из тех стран, которые не так давно переживали какие-то войны или кризисы… Просто-напросто теннис для многих послужил путевкой в состоятельный слой населения. Именно таким образом воспиталась плеяда аргентинских теннисистов, переживших кризис, плеяда русских теннисисток, которые находили возможность выезжать тренироваться, искать спонсоров. Сегодня мы видим полное доминирование сербского тенниса, а вспомните, что было в Югославии в 1990-х. Сломан тот стереотип, когда в 1970-1980-х в мировой теннис играли пять стран: США, Англия, Франция, Австралия и Германия. Теперь это не так, теннис становится географически широким видом спорта. — А на любительском уровне он стал доступнее? – Если сегодня появился теннис и в ЮАР, и в Марокко, и в Таиланде, и в Китае, и в Беларуси — то за профессиональным спортом развивается и любительский. Я думаю, что после футбола теннис на втором месте по количеству посещаемости зрителями… — Какой момент в вашей карьере был самым тяжелым? – В спортивной карьере? — А какая еще? – Ну, я не знаю… В спортивной… Это был 1997 год, я был на распутье. Я был очень перспективным игроком и одним из лучших юниоров в мире. И мой юниорский успех заставил меня поверить, что я и дальше буду выигрывать. Но в этот период, в 17–18 лет, когда я переходил в профессиональный теннис, пошла полоса неудач. Было разочарование и растерянность, потому что я не знал, как долго эта полоса будет продолжаться и что надо делать для выхода из кризиса. Мы поехали на одни соревнования, вторые, третьи — у меня ничего не получалось. Тогда мы приняли решение спуститься на ступеньку ниже, и в 1997 году я начал играть «сателлиты» (это турниры самого низкого профессионального уровня). Было ясно: дальше либо уже успокоиться и закончить с теннисом, либо начать восхождение. И когда мои сверстники-коллеги поехали играть квалификацию на «Ролан Гаррос», мы поехали в Узбекистан, где проходила серия «сателлитов». Там наступил перелом: за тот месяц я не проиграл ни одного матча, у меня было 34 победы подряд. Но это было реально на грани пропасти. Май 1997 года — и мы все вздохнули с облегчением и пошли дальше. — Нет досады, что не удалось многого добиться в одиночном разряде? – Все познается в сравнении. Если сравнивать количество моих побед с Сафиным или Кафельниковым, то у них была карьера ярче, они выиграли больше. Если с кем-то другим, то я имел вовсе не плохую одиночную карьеру. Став 18-м в мире, я провел порядка 500 только официальных матчей. Я спокоен, потому что знаю, что сделал все, что мог. И просыпаясь, я не чувствую огорчения «Ах, вот если бы…» Сегодня я продолжаю играть только в паре. Мне это еще посильно, мне это нравится, я вижу, что способен выигрывать на крупных турнирах, и все это дает вдохновение идти дальше. На каком-то этапе я перестал ощущать это в одиночке, и потому перестал ее играть. Я понимал, что глупо после 12 лет выступлений на довольно высоком уровне в одиночке продолжать ездить по турнирам как турист, питать себя какими-то амбициями и мыслями «а вдруг еще что-то впереди», тратить деньги. Экономический момент тоже присутствует, и ты должен себя хотя бы окупать. А если ты оказываешься за пределами первой сотни, ты уже играешь себе в убыток. Я принял это решение в 2008 году, мне был 31 год. Я считаю, что это было правильное решение. Я горжусь теми достижениями, которые были у меня в одиночной карьере. Ну, например, я победил 11 первых ракеток мира. Это довольно интересный факт. Я не обыгрывал только Надаля и Агасси. Всех остальных, кто был первым с 1998 года по 2008, — обыгрывал. Сампраса того же, Роджера Федерера дважды обыгрывал. — Ваша карьера была достаточно ровной, без срывов и особенно коварных травм. В чем секрет успеха? – В основе всего стоит наш семейный подход. Все надо делать правильно, основательно и верить, что цель досягаема. Я не отношусь к разряду выскочек, к которым успех пришел быстро. Мне помогло все то, к чему с детства меня приучили родители: что надо работать, надо быть уважительным и внимательным к людям, надо дисциплинированно относиться к себе, беречь здоровье и делать все, чтобы предотвращать травмы. Все это в комплексе и дало результат: на носу 34 года, я в отличной форме, продолжаю вести активный образ жизни теннисиста-профессионала, играю порядка 25 турниров в год. — В чем-то приходится себя ограничивать? – Просто приходится жертвовать большим, чем в 20 лет. Тогда был приоритетом теннис, сейчас ощутимо больше времени нужно уделять и семье, и тому хозяйству, которые мы нажили в Минске. – Расскажите про хозяйство… Есть спорт-центр, есть ресторан Coffee Inn. Что еще? – Буквально недавно мы открыли ресторан «Ателье» на улице Мельникайте. Получилось довольно интересное место с интернациональной кухней. — Чем отличается ужин в своем ресторане от ужина в «чужом» ресторане? – В своем ресторане настроен более критично. Хочется достойно себя преподнести, чтобы каждый гость хотя бы не ощутил дискомфорта. Еще ловлю себя на том, что, придя в «чужой» ресторан со своими детьми, я могу не заметить, что они громко разговаривают, капризничают или смеются, а в своем ресторане я хочу обеспечить комфорт своим гостям и прошу детей быть потише. — Какие качества должны быть у настоящего мужчины, чтобы считаться таковым? – Пфф… Мне нравится песня у Розенбаума, в которой лирический герой говорит, что не любит тех мужиков, которые по сути дела мачо, а на самом деле петухи. Я думаю, что надо быть самим собой. И, в первую очередь, быть честным по отношению к себе. Нужно делать свою работу добросовестно. Это относится не только к мужчинам, но вообще к людям. Когда мы превращаемся в двуличных хамелеонов, начинаются проблемы и в личной жизни, и в профессии. — Какие были в последнее время интересные культурные переживания? – Две недели назад знаменитый корабль Queen Elizabeth, построенный, как говорят, по образцу «Титаника», зашел в порт Монте-Карло, и мне как игроку турнира в Монте-Карло представилась возможность погулять по его палубе и ощутить, каково это — быть на «Титанике». Справка. Максим Мирный. Родился в Минске в 1977 году. Теннисом начал заниматься в 6 лет. В 1991 году переехал тренироваться в США. Карьеру теннисиста-профессионала начал в 1996 году. Был первой ракеткой мира в парном разряде. Высшее место в одиночном разряде — 18-е. Выиграл семь турниров Большого шлема в парном и смешанном разрядах. В Кубке Дэвиса вместе с Владимиром Волчковым выводил Беларусь в полуфинал. Женат, трое детей. Живет в городе Брадентон (Флорида, США).

Я помню, что в детстве я мог лавировать между строгим и требовательным отцом и мамой, которая всегда была мамой и зачастую давала слабинку.

Маш Шараповых, может, всего пять найдется за всю историю спорта, которые с трех лет полностью отданы этому делу. А сломанных сердец, которые хотели бы добиться такого, — миллионы.

В 17-18 лет, когда я переходил в профессиональный теннис, пошла полоса неудач. Было разочарование и растерянность, потому что не знал, как долго эта полоса будет продолжаться.

В основе всего стоит наш семейный подход. Все надо делать правильно, основательно и верить, что цель досягаема.

Нужно делать свою работу добросовестно. Это относится не только к мужчинам, но вообще к людям.