Драгун – про свои бизнесы, слезы Капского, помощь медикам и о том, как Василюк помог выбрать «Динамо», а не БАТЭ

Мелкозеров запустил собственный проект на YouTube мощным интервью.

Станислав Драгун дал интервью журналисту Никите Мелкозерову, запустившему собственный проект на YouTube под названием «Жизнь-малина» (обязательно подпишитесь на канал, потому что когда Никита работал на «Трибуне», это всегда было очень интересно). Героем первого выпуска стал один из лидеров БАТЭ, который рассказал, как открыл собственный бар и какие еще у него бизнесы, про то, как Анатолий Капский помог вернуть веру в себя и сообщил о собственной болезни, о намерении пойти на выборы и том, что из «Гомеля» мог перебраться в БАТЭ, но оказался в минском «Динамо».

В интервью куда больше интересных моментов – там и про футбольную школу Драгуна, и про отношения с Юрием Чижом и Владимиром Япринцевым, и о ярости Виктора Гончаренко после переговоров. Так что лучше начните с просмотра видео.

Боровляны – особенное место, мама-гинеколог выгоняла из кабинета

- Почему жить в Боровлянах – круто? Почему ты сюда вернулся и здесь построил дом?

– Потому что здесь все родные живут. Мама, жена, родители жены, сестра жены, племянник, брат. Я бы не сказал, что здесь круто. Хорошо там, где нас ждут. Все-таки малая Родина.

- А скопление больниц как-то энергетически не сказывается?

– Нет, не сказал бы. Единственное, я каждый день проезжаю мимо детской онкологической больницы. Когда ты каждый день едешь мимо нее, то не задумываешься, но когда останавливаешься на пешеходном переходе и проходит лысая девочка с капельницей, тогда очень передергивает.

Раньше здесь был стационар и районная поликлиника. Мама работала на последнем этаже, теща тоже здесь работала.

- А ты пошел играть в футбол.

– А мне приходилось. Есть воспоминания, что за больницей было только поле, трава чуть ниже пояса. Мама гинекологом работала, бывало, ключи потеряешь или забудешь дома, идешь грязным после футбола. Телефонов тогда не было. Тебе восемь или девять лет, кровь из колена идет, а ты заходишь на этаж гинекологического отделения. Сидят женщины, девушки и думают, что я здесь забыл. А я же Драгун, сын Аллы Николаевны. С ноги дверь открываешь, тут мама вылетает и пендаля как даст: «Вали отсюда!» Все, ключи забрал, пошел, а сидящие дамы смеются. И домой через поле пошел. Бывало, что мама уже работу закончила, а ты еще дома не оказался.

Помочь больницам в борьбе с коронавирусом вдохновил Самсонов

- Как принял решение поддержать больницу, в которой работала твоя мама, деньгами в связи с пандемией коронавируса?

– Это не единственная больница [которой я оказал помощь], их две. Я жил в 22-м доме, а напротив был Республиканский госпиталь инвалидов ВОВ. Когда началось это плохое движение с пандемией, то эта больница стала первой, которая принимала контакты разных уровней. Поэтому донаты пошли и туда, и сюда в равных долях.

- 10 тысяч рублей сюда и 10 тысяч рублей туда. Как принималось решение по сумме?

– Никак, это мое решение. Узнал, что можно помогать больницам, с помощью Владимира Самсонова. Он помог каким-то больницам, перевел то ли 10, то ли 20 тысяч евро. Он сделал хорошее дело – я подумал, что тоже могу помочь. Спросил у жены, хочет ли она поучаствовать, и она согласилась. Я даже не говорил, какое дело, а просто поехал в райисполком. Председатель Райисполкома – моя бывшая учительница по физике. Я с ней до этого общался по поводу футбольной школы в районе и другие вопросы поднимали. Просто ей сказал, что хочу сделать такое дело, но чтобы деньги пошли напрямую без бюрократических дел. Мы из ее кабинета позвонили главврачам больниц: они поблагодарили и рассказали, как это все осуществить. Если благотворительная помощь идет от частного лица, то это значительно проще, чем от организаций.  Все равно мне пришлось поездить. Через маму нашли мои контакты, позвонили, приехали, чтобы я подписал бумаги. В онкоцентр перевод сделал, не выходя из кабинета через мобильное приложение, а с госпиталем ВОВ пришлось поехать в банк.

Не боится играть в пандемию – говорит, это можно сравнить с авариями

- Во время пандемии ты продолжаешь играть в футбол. Не было стремно на каком-то этапе?

– Да, играю и не вижу в этом ничего плохого. За себя стремно не было. Хотя жена в споре говорила, что это не страшно, только пока это тебя и близких не коснулось. Безусловно, она права. Это можно сравнить с авариями. Когда читаешь каждый день об авариях, но это тебя не особо касается. Понятно, что если коснется близких, то будет страшно. Так же и здесь, но меры предосторожности мы предпринимаем.

- Какие предпринимались меры в БАТЭ?

– В клубе везде антисептики, запрет рукопожатий. Сами люди стали немного более осторожными. Врачи температуру проверяли и сейчас проверяют, а месяц назад начали смотреть насыщение крови кислородом. Надевают на палец специальный прибор и проверяют.

- То есть ты надеешься, что тебя пронесет и ты не заболеешь?

– А как я могу повлиять на эту ситуацию. А ты не боишься?

- Я принял эту ситуацию. Как думаешь, чемпионат надо было закрывать?

– Если сразу не закрыли, то потом было бы глупо закрывать. Вместе с тем, когда стали болеть футболисты из «Минска» и других команд, все это просочилось, и два тура [с участием] «Минска» перенесли. Здесь теряется спортивная составляющая. «Минск» пропустил два тура, поехал в Брест и получил шесть голов. Команда не тренировалась две недели и встала полностью.

После того, как не нашел бар для просмотра футбола, решил открыть свой. Сиваков в проекте оказался случайно

- Расскажи историю твоего паба Vinnie Jones.

– Эта идея рождалась долго. Мне всегда хотелось иметь свой бар, куда будут приходить друзья и душевно отдыхать. Тогда я играл в футбол в России, тяжело было думать о каких-то проектах в другой стране. Потом как-то сидели с друзьями, смотрели футбол: поехали в несколько мест, но свободных столиков не было. Пришлось сесть дома смотреть футбол – и мы поняли, что баров реально мало и их не хватает. Решили, что это неплохая идея. Сначала нас было четверо: двое профессионально занимаются в этой сфере, еще один друг и я. Договорились искать помещение, разделили инвестиции. Спустя какое-то время один товарищ купил дом и вышел из проекта. Так в истории появился Михаил Сиваков. Я тогда закрыть все вопросы не мог, предложил Мише, и он согласился. Мы ему обрисовали идею, а он сказал, что все супер и он в команде.

- Какая у тебя доля в пабе?

– Сейчас в районе 40 процентов. И у Миши схожая доля. С ним у нас договоренность, что все потери мы делим пополам.

- Как Сиваков участвует в проекте, играя в другой стране?

– Он участвует дистанционно. Есть группы специальные, где выносятся на обсуждение вопросы, которые нужно решать чуть ли не голосованием. Операционное управление здесь, но я им не занимаюсь. Каждым делом должны заниматься профессионалы. Тот управляющий, который настраивает все процессы, держит ответ передо мной и Сиваковым.

- По бизнес-плану за сколько вы должны окупиться?

– Да какой бизнес-план? Это и бизнесом назвать нельзя. Это место, куда мы хотим приходить, видеть гостей, которые любят и смотрят футбол.

- Сюда же вливаются деньги, и наверняка есть план, как их отбить.

– Глобально да. Отобьем – будет хорошо. В сложившейся сейчас ситуации это очень сложно сделать. Перед пандемией были очень хорошие показатели. Мы нашли свою нишу, хорошо поработали с гостями и удержали их. Сейчас футбола нет, и людям смотреть нечего.

На выборы пойдет, но считает, что это не его война

- Как тебе заявление руководителя страны, что ресторанному бизнесу помощи не будет?

– Я принял как данность. Как я могу повлиять на это?

- Тебе бы как представителю бизнеса хотелось, чтобы программа была выработана?

– Да, как и любому человеку. Но пока как есть. Я не бизнесмен, я просто занимаюсь баром.

– Почему государство должно помочь ресторанам?

– Я не говорил, что оно должно помочь. Хотелось бы, чтобы помощь была, но есть компетентные люди, которые сами решают, кому помогать, а кому нет.

- Ты на выборы пойдешь в этом году?

– Пойду. Один раз ходил уже, но очень давно. Мне было около 20-22 лет. За кого – не скажу. У нас тайные выборы.

- Мне больше всего нравится буфет на выборах.

– Тогда буфета не было. Я голосовал в Боровлянах, там до буфета было далеко.

- Ты определился, за кого будешь голосовать?

– Пока нет, но есть симпатии к некоторым кандидатам. Еще до выборов далеко, и будет интересно понаблюдать за происходящим. Не скажу, что углублен в тематику, но, когда на каждом сайте и углу кричат по поводу пикетов, то в любом случае будешь в курсе.

- Раньше ты этим интересовался или только в этом году?

– Да я и не ходил [по выборам] особо раньше. Это не моя война. Да, мне интересно, что будет с выборами и как они пройдут, но тяжело рассуждать о том, чего я действительно не знаю. Финансовая грамотность примерно так же далека от меня, как политика, но финансовой грамотностью мне надо заниматься, чтобы видеть рост. Мне это интересно, а политика мне не интересна.

Не очень удачно вложил деньги в пилораму

- Как ты это все начал? Как втянулся в инвестирование?

– Началось это давно. В 25 лет были первые вложения, но это самые печальные и самые дорогие вложения. Это деревообрабатывающее предприятие в Плещеницах, которое и сейчас существует. Денег оно приносит очень мало. Этим занимается брат. Это пилорама, но с сушильными камерами, производством. Сейчас она сдается в аренду. Мы не построили с нуля, а купили готовую. Скажем, я тогда поспешил начинать эти инвестиции и неправильно расставил приоритеты. Мне казалось, что вложил деньги, [перед этим тебе] сказали, сколько [предприятие] приносит – и ты сидишь и считаешь выручку. Так это не работает. О тех инвестициях я давно и сильно жалею.

- Сумма в районе 200 тысяч долларов?

– Точно сумму называть не буду, но где-то в этом районе. Это немаленькие деньги.

- Назовешь главную ошибку за все время твоего инвестирования?

– Я пока не настолько в это вошел, чтобы понимать свои ошибки. Некоторые ошибки вылазят по мере проблем. Вот сейчас хорошая проверка на прочность в такое сложное время. Я могу сказать, что главное – это люди. Не важно, хорошая или плохая идея, а важно правильно подобрать команду. Самую плохую идею вытянет хорошая команда, но даже беспроигрышные идеи способны загубить неподходящие для выполнения задачи люди. Люди – это самое главное, на что я сейчас обращаю внимание.

Выкупил у Кульчия долю в кинобизнесе

- У тебя постоянно идет поиск, куда инвестировать средства.

– Сейчас уже нет. Я нашел несколько направлений и решил, что хватит.  Корзина вложений разделена на пять или немного больше проектов.

- Расскажи про долю в кинобизнесе.

– Меня туда подтащил Сергей Корниленко, когда познакомил в Самаре с ребятами из этой компании. Там Сергей Штанюк еще в деле. Я просто выкупил долю Александра Кульчия. Хорошая компания, которая сдает в аренду кинооборудование, свет и так далее. Там много всего, у разных людей определенные проценты в определенном оборудовании.

- Из свежих проектов у тебя появилось алкогольное мороженое. Как ты выбираешь направления и почему тебе это интересно?

–   Я увидел в этом перспективу. Хороший продукт. Есть алкогольное мороженое, а есть и безалкогольное. Хороший продукт, который при правильной работе можно вывести на хороший уровень и иметь пассивный доход.

- Как в клубе реагируют на твою занятость?

– Занятости, как таковой, нет. Знаю, что Андрея Анатольевича Капского в прошлом году это напрягало. Мы пришли к разговору, который расставил все точки над «i». Я ему объяснил, что не хожу туда как на работу, не переживаю, что там будет.

В 29 лет думал закончить карьеру 

- В прошлом году ты продлил контракт с БАТЭ. Это твое последнее соглашение в карьере.

– Возможно. Как пойдет – летом еще два года контракта останется. Посмотрим, если буду давать результат и позволит здоровье, то будет видно. Мне интересно в БАТЭ. Мы любим футбол за эмоции, например, [такие как] после победы в финале Кубка. Иногда есть моменты стрессовые, которые тяжело даются. Переживания переключаются на семью, это со временем все тяжелее дается.

- В 29 лет ты планировал закончить карьеру.

– Была такая история. Закончился контракт с «Оренбургом», не было особых предложений. Не хотелось ездить куда-то, хотя были варианты в России. Прошел месяц, мы сидели с Филипенко на отдыхе, он интересовался моими дальнейшими планам. Вариант железный есть всегда – это закончить карьеру. Не так, что всерьез рассматривал, но такая ситуация могла случиться.

- Ты понимаешь, чем будешь заниматься после футбола?

– Пока нет, но я стараюсь сейчас сделать какой-то гандикап, чтобы было чем заниматься. Если я не найду себя после футбола, у меня уже будут какие-то наработки, которые не дадут мне умереть со скуки. Паб – одна из тех вещей.

Вернулся в Беларусь, потому что не был востребован за рубежом

- У тебя нет ощущения, что ты рановато вернулся с легионерских хлебов?

– Тяжело рассуждать на эту тему. Я вернулся по той причине, что слишком востребованным я там не был. Те предложения, которые имелись, уже не интересны были мне.

- Что за предложения?

– Было предложение остаться в «Оренбурге» в ФНЛ. Были еще предложения из другого клуба ФНЛ, а также от команды подвала РПЛ, которая только вышла из ФНЛ. Предложения не очень интересные.

- Год назад тебя звали вернуться. Кто звал?

– Говорить об этом сейчас бессмысленно. Предложение было неофициальным. Просто набрал спортивный директор, сказал, что меня ждут и есть заинтересованность. Попросили решить с БАТЭ все вопросы.

- Почему ты отказался?

– Предложили условия в два раза меньше, чем в БАТЭ. Плюс это Россия с ее перелетами. Единственное, город очень интересный был для жизни, но условия меньше. В том городе, куда звали, очень дорогая жизнь.

- Твой самый ужасный перелет в России?

– В Хабаровск летели с «Крыльями Советов» после игры в Краснодаре. Перелет в Москву, ожидание пять часов, а затем девять часов полета в Хабаровск. Прилетели в четыре утра по Москве, а в Хабаровске день – и все смешалось. Не понимали, где находимся. Игра была на следующий день в семь утра по Москве. Очень тяжело.

Когда просыпаешься на игру, то ощущаешь себя как в космосе. Тебя разбудили, а ты не понимаешь, что происходит, а тебе через три часа нужно играть не на самой качественной синтетике. Так себе ощущение.

Неудачи в России угнетали, Капский помог вернуть веру в себя

- Тебя достало барахтаться в России на дне таблицы?

– Да, эмоционально очень тяжело проигрывать и вылетать. Это бьет по самолюбию и убивает веру в себя как в футболиста. Спасибо Анатолию Анатольевичу, что он позвал и вернул эту веру. Благодаря ему я ощутил, что для кого-то что-то значу и могу показывать хороший футбол.

- Пиковый момент в плане падения самооценки можешь вспомнить?

– В Самаре из 14 матчей добыли только одну ничью при 13 поражениях. Даже самой худшей команде тяжело проигрывать 13 матчей подряд. Когда мы уходим на зимний перерыв в зоне Лиги Европы, а потом возвращаемся и вылетаем – это очень сильно бьет по самолюбию.

Слово «сенаторы» звучит красиво, но пресса его не так толкует

- У тебя нет ощущения, что с твоим нынешним статусом в команде тебя может немного опасаться руководство клуба?

– Нет, обычный у меня статус. Опытный игрок, игрок сборной. Спрашивают даже больше, ответственность больше. Все – винтики одной машины.

- Тебе нравится слово «сенаторы»?

– Само слово красивое, но его толкование в прессе не соответствует реальному положению вещей. Мы скорее старшие партнеры для молодых ребят. Тому же Дмитрию Бессмертному пытаюсь передать свой опыт, подсказать. Он хочет этот опыт получить и сам спрашивает. Но «сенаторы» – я бы не сказал, что что-то такое есть.

- В БАТЭ нет особых условий для опытных футболистов?

– Привилегий нет. Понятно, что тренер или президент клуба не скажет Игорю Стасевичу тем же тоном, каким могут сказать 18-летнему парню «Давай, беги!» или что-то в этом роде. Понятно, что это будет немного уважительнее. А то, что Игорь бегает больше 18-летнего парня – это однозначно.

Мог из «Гомеля» перейти не в «Динамо», а в БАТЭ но послушался совета Василюка

- Вопрос про Анатолия Капского. У него стояла сложная задача по подписанию контракта с тобой. Понятно, что в плане денег ты терял значительно.

– Не очень значительно, но терял. Одна из причин перехода – восстановление самооценки. Другая – сам Анатолий Анатольевич. Я пошел за ним. Все произошло быстро и дружески. Сначала со мной встретился Александр Владимирович Ермакович, мы поговорили. Потом я согласился встретиться с Анатолием Анатольевичем Капским, которому передали мои слова.  

Мы встретились с Капским, он заказал два холодника. Я отказался. Пока он ел две тарелки супа, мы обо всем договорились. Он тут же позвонил юристу и попросил пару дней на обдумывание разговора. Позвонил через два дня и подтвердил готовность заключить контракт. Это было в «Кушавеле».

- Капский тебя пять раз звал в БАТЭ. В первый раз это было в «Гомеле». Как это происходило?

– Я не с ним разговаривал, а с Виктором Гончаренко. Параллельно разговаривал с Юрием Чижом. Тогда был молодым и не знал, что делать и к кому обратиться за советом. Пошел к Роману Василюку и рассказал ситуацию. Он мне посоветовал «Динамо» Минск. Чем обосновал, я уже не помню. Он уже играл в обоих клубах на тот момент и сказал, что, может, в «Динамо» комфортнее. Поэтому сыграл матч за «Гомель», где забил МТЗ-РИПО, встретился с Чижом и подписал контракт.

Капский помог с лечением дочки и расплакался, потому что его болезнь вернулась

- О Капском какое самое яркое воспоминание осталось?

– Много разных воспоминаний. Тяжело говорить, потому что мысли будут путаться. Бывали моменты, когда помогал, бывало – пихал. Мне не прилетало жестко. Когда я пришел, то он уже не был таким суровым, как раньше. Я был новым игроком, и он, может быть, не хотел сразу высказывать недовольство. Мне не доставалось, но я видел в раздевалке, что доставалось другим.

Самое жесткое, наверное, случилось с администратором клуба. Его зовут Стас, у него была прическа – чубчик. После одного из проигрышей ему прилетело по поводу стрижки.

Однажды у меня дочь попала в больницу очень серьезно. Тогда мы играли на выезде с «Карабахом» за Лигу чемпионов. Я приехал домой, и мы наутро поехали в больницу. У нее была температура 40 градусов, опухло колено, не могла ходить. Я не знал, что делать, что происходит, из врачей никого не знал. Позвонил Капскому в 9 утра. После этого он что-то начал пробивать, звонить, весь день был со мной на связи. Позвонил серьезным людям. Вечером я уставший приехал домой, и позвонил Капский. Поинтересовался, как дела у дочери, и неожиданно заплакал. Я сначала не понял, что произошло. Капский сказал, что его болезнь вернулась. Если Анатолий Анатольевич был в таком состоянии, то действительно с его здоровьем было что-то страшное. Это был тяжелый день.

- Твой последний разговор с Капским.

– Он лежал в Боровлянах. Попросил разрешения его навестить и привезти что-то. Он отнекивался, просил не беспокоиться. Сказал, что главное, что может на нас положиться. Мы тогда «Мол-Види» 2:0 обыграли, по-моему, ехали только в Венгрию играть. Договорились, что на следующей неделе встретимся. Но, получается, что уже не успели.

- Ты «Динамо» забил в «Капский-тайм». Веришь в приметы?

– Тяжело в это поверить, но когда это на протяжении какого-то времени повторяется, то невольно начинаешь задумываться.

- Все хотят название «Капский-Арена» и хотят памятник на стадионе.

– Это само собой разумеющееся. Я не знаю, почему это еще не произошло. Я догадываюсь почему, но истинных причин понять не могу.

- Ты уверен, что игроки и работники БАТЭ сделали все возможное, чтобы это случилось?

– Я уверен, что руководство сделало все, что могло. Видимо, где-то есть непредвиденные обстоятельства, которые не позволяют это сделать. Хождение по кругу по инстанциям может затянуться очень надолго. 

Еще раз: в интервью куда больше интересных моментов, чем в тексте на «Трибуне» – там и про футбольную школу Драгуна, и про отношения с Юрием Чижом и Владимиром Япринцевым, и о ярости Виктора Гончаренко после переговоров. Вот ссылка на видео.