«И зная, что произойдет, надел бы ту майку». Фанат отсидел 14 суток за номер Ивулина на матче «Крумкачоў» – и на второй день на свободе вернулся на стадион

Виктор Панасенко – один из самых заметных персонажей на секторе «Крумкачоў». 43-летний болельщик активно участвует в жизни клуба, ездит на многочисленные выезды и общается с футболистами клуба. Среди них был и политзаключенный Александр Ивулин. Панасенко даже заказал майку с номером 25, который Саша выбрал для себя в команде.

Оказалось, что и за такую футболку можно оказаться за решеткой. 7 августа на нее обратил внимание один из силовиков, присутствовавших на игре между «Крумкачамі» и «Нафтаном». В итоге Панасенко, надевший майку на матч, оказался в РУВД, откуда отправился на Окрестина, где в итоге получил 14 суток якобы за «мелкое хулиганство». О том, в каких условиях фанат отбывал административный арест, он рассказал Telegram-каналу проекта «ЧестнОК».

– Это был матч между «Крумкачамі» и «Нафтаном». Очередная игра, которая вроде бы ничего особого не значила, ничего не предвещало беды.

Майку с номером Саши Ивулина я заказал еще за три месяца до своего ареста, еще до его задержания. Выбрал номер Ивулина, исходя из его качеств как игрока, к тому же Саша мне импонирует как журналист. То есть когда я надевал эту майку, не вкладывал в это ничего политического.

Когда пришел в майке на матч, еще уточнил у нашего офицера по безопасности, можно ли мне в ней быть. Проблем не было. Со мной на стадион пришла жена – наконец-то уговорил ее посетить футбол, дети тогда отдыхали в лагере.

У меня есть привычка выплёскивать эмоции на стадионе, заряжать своими чувствами других. Если все будут смотреть футбол молча, это будет неинтересно, а создавать шум надо уметь. Я играю на секторе на барабане, так я специально учился в школе для барабанщиков, чтобы правильно задавать ритм.

До своего ареста пропустил три матча из-за работы. Ребята звали на игру, говорили, мол, без тебя не то. И тут я прихожу на матч, взял в руки палочки – и ко мне подходит милиционер. Попросил пройти с ним, говорит, мол, ты много выпил сегодня. Ответил ему, что вообще не пью, можно приходить на футбол трезвым. Сотрудник посмотрел на меня и говорит: «Вроде не пьяный, ну хорошо, но пойдем в автозак». Спросил у сотрудника, что случилось, тот в ответ: «А что у тебя на спине?» Я попросил его объяснить, что не так с цифрой 25. Услышал: «Не знаю, иди в автозак».

Поехали в РУВД на профилактическую беседу. Там у меня сразу проверили телефон, зашли в Telegram. Показал, что у меня там нет ничего крамольного, подписан только на спортивные каналы, много с кем общаюсь по футболу. Сотрудник РУВД читал все эти чаты, потом начал смотреть фото в телефоне – в итоге нашел какой-то снимок годичной давности с флагом. Говорит: «О, так есть же что-то!». Тогда, прошлой осенью, снимок с флагом еще не был преступлением, но сейчас все это уже не важно.

В итоге составили на меня протокол, сказали подписать. Гляжу, а там написано, что я ругался в кабинете матом и лез драться с милицией. Впал в ступор, спрашиваю – что это такое? Мне ответили, мол, ну вы же сами понимаете, тем более что за майку привлечь не могут.

Понадеялся, что если со всем буду соглашаться, то получу наказание поменьше, и подписал протокол. Хотя, как потом понял, если б и не подписал его, ничего бы мне за это не было. Максимум – дали бы не 14 суток, а 15. А так никого не интересует, согласен ты с протоколом или нет.

В РУВД все нормально со мной общались, без грубостей. Сотрудник с интересом рассматривал фото с фанатских выездов, которые у меня в телефоне, расспрашивал, что да как. Поэтому я и был в шоке, когда увидел протокол и формулировку «мелкое хулиганство».

Следующие два дня я ждал суда в ИВС на Окрестина, вообще не мог осознать, что происходит. Пока меня везли из РУВД на Окрестина, дали позвонить жене, смог сказать ей, что сегодня не приеду домой. Она собрала для меня теплые вещи, потому что я был только в майке, шортах и сандалиях. Когда заезжал на Окрестина, увидел жену, она показала мне руками знак «сердечко», мол, все нормально. Потом сотрудник ИВС сказал: «За ваши змагарские сердечки могут ее закрыть на 15 суток». Так что я боялся, мало ли, с ней что случится.

В детстве, когда читал книжки про революционеров, не мог понять, каково это, когда в камере узники делятся на уголовников и политических. А тут все испытал на себе. Меня привезли в ИВС ночью. Захожу в камеру, вижу ряды нар, и тут какой-то человек спрашивает: «Политический? Тебе туда». Нашли мне место рядом с другими ребятами.

В понедельник, на суде по скайпу, появился свидетель, которого я видел первый раз в жизни. Не обратил внимания на то, как его звали, тем более что у меня плохое зрение, а имя свидетеля было написано мелкими буквами. Но помню, что это был инспектор по делам несовершеннолетних. Он по бумажке зачитал то, что написано в протоколе, сказал, что видел это и согласен с написанным. В итоге я получил свои 14 суток.

Вскоре после суда меня перевели в четырехместную камеру, где я был пятнадцатым. Там начал потихоньку осознавать, что я в тюрьме. Был в той же майке, в которой меня задержали, снимать ее не просили – это же не нарушение.

В камере не было ни постельного белья, ни матрасов. Количество людей менялось от 15 до 22. Зубную пасту нам не передавали, хотя кто-то умудрился пронести один тюбик на всех, и это было за счастье. Мыло выдавали через день, туалетную бумагу тоже выдавали не особо часто. Свет ночью не выключали, в час и три часа ночи будили, чтобы нас пересчитать. Все это касалось только политических. Если ты политический – ты должен страдать.

Про прогулки и про душ никто не слышал. Рядом со мной человек сидел 35-е сутки, так его один раз все-таки вывели на прогулку. Что касается душа, то можно было набрать в бутылку воду и полить ее на себя, стоя над туалетом в камере. Хотя тогда была жара, поэтому такой душ не сильно помогал.

А еще к нам в наказание подселяли уголовников и бомжей. Принцип был такой: не хотите, мол, жить нормально – посидите с политическими, почувствуйте их быт на своей шкуре. Эти люди были в шоке. Говорили: хочу колбасы, у меня в прошлой камере осталось сало и журналы. А у нас не было ни книг, ни журналов или газет, почитать можно было только текст на этикетке для хлеба. Раньше вроде бы в камерах на ЦИПе были книги или журналы, а сейчас там такого уже нет. Спасало то, что нас было много и каждый находил какие-то темы для разговора, так что мы хоть так могли тянуть время.

В камере были самые разные люди – сантехник, психолог, журналист, программист... Тот же психолог, человек с двумя высшими образованиями, заставил о многом задуматься и переосмыслить кое-что для себя. Что касается других ребят, есть идеи по совместным проектам, которые можно с ними реализовать. Если ты десять дней проводишь с человеком 24 часа в сутки, он тебе становится как родственник.

Большинство из моих соседей забрал из дома ГУБОП за БЧБ-наклейки на машинах. Были и те, кого взяли за ленточку или браслет на руке. Один парень отсидел 15 суток и начал разбираться, за что его арестовали, так ему показали фото с БЧБ-флагом на балконе – оказалось, что это не его балкон. Разрешили тогда не оплачивать питание за время ареста. Парень начал спорить, мол, зря отсидел 15 суток. Ему тогда дали еще столько же. Наверное, самый большой «хулиган» в камере был парень, который принес цветочек на мемориал Тарайковского, потому что он действовал сознательно. Получил свои 30 суток – думаю, еще там сидит.

Некоторым ребятам из камеры приносили новые протоколы, мол, у тебя заканчиваются сутки – держи еще. Поэтому было непонятно, выйдешь ты или нет. Ребята спрашивали, почему им добавляют сутки, ответ был такой: выйдешь – объяснят.

Несмотря ни на что, климат в камере был хороший. Сидел с отличными людьми, приятно общались. Думаю, человек пять из них вытяну на футбольный стадион :). Это люди, у которых есть свое мнение, а мне важно аккумулировать в нашем движении людей, которые будут готовы активно поддерживать клуб. Нам нужны лёгкие на подъём люди, а такие как раз были среди моих соседей. Если один раз побываешь на выезде, уже не сможешь от этого отказаться.

Когда я выходил на свободу, мне отдали передачу. Попросили расписаться за вещи и указали на пакет, где были и зубная щетка, и мыло, и паста. Там же лежали теплые штаны и байка, которые мне жена купила для того, чтобы не замерз. Не проверял, все ли вещи в целости, просто хотел подальше отойти от тех стен.

Меня встречали друзья. Как только дошел до машины, переоделся – все-таки в той одежде я две недели спал на деревянном полу. Пол мы мыли каждый день перед сном, ведь нам приходилось на нем спать вповалку, как в тетрисе. Но все равно вещи были серые от грязи и плохо пахли. Плюс мы же спали на крашеных досках, поэтому краска въедалась в шорты, они из бежевых превратились в бежево-розовые. Так что спали на деревянном полу, под голову подкладывали собственный кулак или ботинок, завернутый в те же шорты. Это ужасно неудобно, к тому же рядом постоянно то кто-то храпит, то кто-то ходит. Еле находишь какую-то позу, чтобы заснуть, а потом тебя будят среди ночи, чтобы пересчитать.

Что первое сделал после освобождения? Выплакался. Вообще, когда увидел после освобождения друзей, чувства настолько нахлынули, что не слышал, кто и что мне говорит. Ощутил, что, хотя стоял под стенами ЦИП, сделать те люди мне уже ничего не могли. Как пообщался с друзьями, сразу же поехал домой, очень хотел после Окрестина поесть нормальной еды и выпить чашку кофе.

Двое суток после освобождения вообще не мог заснуть, только на третью ночь смог из-за усталости отключиться на три-четыре часа. Возможно, это связано с переживаниями. В камере тоже не мог заснуть, хотя там ты и не чувствуешь усталость, потому что ничего не делаешь.

Не помню, как провел первые два дня на свободе. Хотя на следующий день после моего выхода был матч у «Крумкачоў», и я как раз туда пришел. На стадионе стоял тот же милиционер, который тогда увел меня в автозак. Потом пришел домой и просто не мог переварить, осознать, что происходит вокруг, где вообще нахожусь.

Как встретили на секторе? Спели песню :). Спрашивали, что да как, и девочки лезли обниматься. Наобнимался больше, чем за последних двадцать лет :). Все понимают абсурдность ситуации, никто не проявил равнодушие. Только один человек спросил: «Ну что, довыпендривался со своей майкой?» Хотя я не считаю, что прийти на футбол с номером 25 на спине – это какое-то преступление.

У меня спрашивали: если бы знал, чем для меня тогда закончится поход на матч, что произойдет, надел бы ту майку на игру? Да, надел бы. Знаю, за что пострадал, тем более что надел ту майку не просто так. Хотел в том числе и поддержать человека, который двигает футбол вперед и делает вещи, за которые больше никто в этой стране не берется. От этого мне легче и проще. Сам я не пишу Саше письма, потому что знаю, что ему и так надо отвечать многим людям, но мы встретимся с ним, когда он выйдет. В любом случае, сектор будет его поддерживать, потому что этот человек столько сделал для футбола и для клуба – больше, чем все, кого я знал до этого, при том что я хожу на футбол с 1997 года.

Фото: страница Виктора Панасенко ВК