«Наверное, за мной могли прийти». Год назад ее убрали из штаба сборной Беларуси по гандболу за позицию – теперь тренер нашла работу в Норвегии
Наталья Петракова – о годе после выборов и новом этапе карьеры.
Наталья Петракова – о годе после выборов и новом этапе карьеры.
Прошедший после августовских событий 2020-го год для одной из лучших гандболисток в истории Беларуси Натальи Петраковой получился сложным. Как и сотни тысяч беларусов, экс-вратарь не захотела мириться с беззаконием, которое творит режим Лукашенко. Свою гражданскую позицию входившая в штаб женской сборной страны Петракова выразила, подписав письмо за честные выборы и против насилия. А в октябре ее и администратора Константина Грибова сняли со ставки в Минспорта и фактически уволили из «националки».
В феврале 2021-го Наталья вернулась в сборную – руководители федерации попросили об этом, когда имевший онкологическое заболевание главный тренер словенец Томаш Чатер попал в реанимацию, где вскоре скончался от рака. Петракова в качестве тренера вратарей отработала квалификационные матчи ЧМ (на турнир сборная не пробилась), а также съездила на чемпионат Европы U-19 во втором дивизионе, где беларуски стали третьими.
Месяц назад Наталья переехала в Норвегию – специалист возглавила женскую команду третьего дивизиона «Олесунн» из одноименного города. Telegram-канал «О, спорт, ты – мир!» пообщался с тренером о ее возвращении в страну, где она уже играла в 2000-х, работе в сборной после официального увольнения, поддержке федерации, гандболистах, подписавших провластное письмо, страхе и взглядах на то, что происходит на Родине. С разрешения канала мы публикуем это интервью.
– 24 августа я с дочкой Женей прилетела в Осло. Потом мы 10 дней сидели в карантине. Надо сказать, что изоляция была не такая уж и жесткая: из отеля можно было выходить, разрешалось гулять по городу. Единственное, мы не имели права покидать Осло. По возвращении в отель должны были уведомлять соответствующие службы о том, что уже в гостинице. Ну а самое большое неудобство – это то, что пришлось тратить много собственных денег (я пока официально не могу работать в Норвегии, потому что жду оформления рабочей визы). За 10 дней мы отдали 750 евро на двоих. Это только оплата отеля. Хочу отметить, что в этом помогли в том числе небезразличные люди, друзья. Я им за это невероятно благодарна.
– Расскажите, когда вообще возник вариант с норвежским клубом, как долго вы думали?
– Нужно начать с того, что мысли об отъезде из Беларуси у меня были очень давно, еще с прошлого года. Я много размышляла над тем, как вообще можно жить в стране, когда ты на свободе, жив-здоров, а кто-то ни за что сидит в тюрьме, в страшных, нечеловеческих условиях, не может нормально питаться, не видит своих близких, да и света белого не видит. Меня это волновало очень долго, да и волнует до сих пор. Это не среднестатистическая история, это большой стресс для всех людей.
Когда меня уволили из сборной, я поняла, что нужно что-то делать дальше, идти вперед, чтобы в том числе помогать близким, как-то развиваться самой. Тем более было очевидно, что просто увольнением все может и не закончиться. То есть, скорее всего, власти и дальше будут проводить «работу» по спортсменам, которые подписали письмо за честные выборы и против насилия. При этом я и сейчас могу сказать, что в моем поступке не было никакого политического подтекста. Это просто зов души, сердца. Я видела, как среди дня детей и их велосипеды паковали в автозак, я помню это. И видела многое другое. Мне иногда казалось, что это просто что-то постановочное, кино, что такого не может быть в реальной жизни, ведь у нас цивилизованная страна. Подписание письма – это просто человеческий поступок, желание хоть как-то помочь людям.
– Почему вы не уехали из Беларуси сразу после того, как вас уволили из сборной, а потом приняли предложение федерации дальше работать с командой?
– Уехать просто не было возможности. Учитывая то, что меня сняли со ставки в Минспорте, я потеряла определенные деньги, работала только инструктором-методистом в РЦОР, а там зарплата совсем небольшая. Потом я заболела коронавирусом. Лежала и просто не знала, что делать, как себе помочь, когда это все закончится.
Надо сказать, что я благодарна федерации гандбола. БФГ со мной [с февраля] продолжила рабочие отношения, несмотря на то, что Минспорта меня не аттестовало и сняло со ставки. Возможно, я действительно нужна была федерации, поэтому меня вызывали на сборы женской сборной, я помогала коллективу готовиться к отборочным матчам чемпионата мира. Честно, я сначала думала отказаться, но главный тренер Томаш Чатер тогда попал в реанимацию, из которой, к сожалению, так и не вышел. Поэтому просто не могла поступить иначе, не помочь коллективу. Плюс получила определенные финансы, которые, естественно, не помешали. Объективно, зарабатывать деньги нужно [было], кормить два-три любимых рта, которые сидят дома. Нет у беларусов таких сбережений, которые позволили бы какое-то время не ходить на работу, а остаться дома посидеть у окошка, заняться чем-то более приятным, погрустить или просто прийти в себя, отдохнуть. Люди, по сути, вынуждены ходить на работу, чтобы просто выживать.
Да и работа меня отвлекала от мыслей о том, что происходит в стране. Еще по-настоящему помогали родные. Моя мудрая добрая мама, мой самый близкий друг и надежный товарищ по жизни – моя сестра, мои милые племяхи заряжали энергией и позитивом. Очень помогали держаться и друзья. Только встречи с ними стали редкими. Потому что люди уединились, спрятались, ушли в себя, в том числе опасаясь за какие-то последствия из-за своего желания перемен и справедливости.
При этом мысли и желание уехать за границу меня не оставляли.
– В марте в гандбольной сборной случилась трагедия – умер главный тренер Томаш Чатер. Расскажите о том периоде.
– Девочки очень переживали, сборы прошли очень тяжело. На долю тренера Александра Сытько, который возглавил команду, выпало много нервов и переживаний. Потому что Томаш – это настоящая веха в беларусском гандболе. Он приехал в Беларусь, возглавив команду, в 2013 году, и очень много работал, переживал, что в стране мало внимания уделяется детскому спорту, хотел всех пристрастить к спорту и гандболу в частности. Томаш просто жил гандболом и женской сборной. Для нас это однозначно потеря.
– Как коллектив сборной отреагировал на ситуацию, когда официально вас уволили из сборной, но потом вернули в команду?
– Девочки однозначно были шокированы, очень переживали за меня, но они ничего не могли ни сказать, ни сделать. Практически каждая из девчонок мне написала не раз, что ей жаль, она тоже переживает, но не может высказаться. Уже на сборах подходили ко мне и говорили, что очень рады, что я [снова] в сборной, предлагали помощь любую. И многие коллеги по цеху поддерживали.
К сожалению, есть и такие люди, которые думают, что раз так поступили, значит, так и нужно – мол, конечно, плохо, что люди сидят в тюрьмах, но что мы можем с этим поделать. А некоторые и вовсе говорили за спиной: «Мало дали». Что могу на это сказать… Мы уже не коллеги.
– Девушки из сборной как-то пытались объяснить, почему они боятся открыто говорить?
– Они просто запуганы, как и многие другие беларусы. Как поступать в той ситуации, когда ты только откроешь рот, и за это минимум останешься без работы, а максимум – сядешь? Я видела в глазах людей, что им очень жаль, меня в том числе, кто-то мне предлагал помощь, писал сообщения, но [по поводу публичных высказываний] у девчонок срабатывал некий инстинкт самосохранения.
– Вы не пытались донести до них мысль, что нельзя бояться?
– Разумеется, я говорила с девчонками. Но я и сама боюсь. И поэтому не могу взять на себя ответственность и сказать, что нужно быть открытыми, честными, говорить то, что в голове и на душе. Сами по себе люди хотят быть открытыми, честными, но в то же время понимают, что из-за этого могут лишиться всего. И в итоге выбирают путь, к которому привыкли.
– За что вы боитесь?
– За родных, близких, естественно. А еще сильно переживаю за молодых спортсменов в разных видах, которые попали в руки фиг знает кого. Лучших людей «ушли», увели, поэтому молодежь работает непонятно как и непонятно с кем. Мне очень жаль юных спортсменов. Мне жаль, что из-за поведения многих футболистов и хоккеистов люди перестали доверять представителям этих видов спорта, их считают плохими. А ведь это в корне неправильно – обобщать весь вид спорта. Многие гандболисты, как считается, дискредитировали вид спорта, подписав провластное письмо. Но это не так! Я считаю, что [среди подписантов] есть действительно важные и легендарные фигуры в гандболе. Только они дискредитировали не вид спорта, а именно себя. И Бог его знает, чем они руководствовались, оставляя свои подписи.
– Тех гандболистов, которые открыто поддерживают власть и подписали письмо за Лукашенко, вы вычеркнули из своей жизни?
– Я даже не хочу тратить свои чувства и силы на них. У меня нет никаких эмоций по отношению к этим бывшим и действующим спортсменам, тренерам. Прекрасно понимаю, что кто-то подписывал письмо, потому что реально поддерживает [режим], а кто-то просто не захотел подумать и сделал так, потому что подписали остальные, а за толпой пойти проще. При этом кто-то ничего не подписал и продолжает работать, быть нужным своему виду спорта, потому что очередь из тренерских кадров не стоит, работать некому. Другой вопрос, как мы вместе будем жить в Беларуси. И будем ли вообще сосуществовать.
– Одним из подписантов провластного письма стал Сергей Рутенко. Он подходит под озвученное описание кандидата на пост председателя ФХБ. Вы представляете его на этой должности?
– Да, представляю. Конечно, это немного удивляет, но, с другой стороны, вполне логично. Сергей не глуп, он знаком с «внутренностями» спортивной жизни и инфраструктуры. У него и в гандболе все сложилось, а после окончания карьеры он смог организовать бизнес в Беларуси.
Слишком велико было уважение к этому человеку, к его качествам, к таланту и работоспособности, чтобы мне сейчас говорить, сделал он плохо или хорошо, проявив свою лояльность власти, подписав провластное письмо. Я не судья. Но при нынешнем режиме, при всех интервью Сергея, он однозначно один из лучших кандидатов на пост председателя ФХБ.
– Недавно на своей странице в Instagram вы сделали пост в поддержку футболиста Ростислава Шавеля, которому присудили три года «домашней химии».
– Я переживала и переживаю за всех спортсменов, которые оказались за решеткой. Алексей Кудин – так это вообще отдельная история, очень за него переживаю.
Что касается Ростислава, знаете, беларусы сейчас переживают какое-то странное время. Спустя год нас почему-то стало радовать то, что человеку дают не срок в колонии, а «домашнюю химию». Я настолько сильно обрадовалась тому, что он не сел на несколько лет, не пойдет по этапу, что «домашняя химия» мне показалась свободой в какой-то мере. Я оказалась счастлива, что Ростислав будет с родными, сможет попросту выходить на улицу, смотреть на деревья и солнце.
– Вы оставили сборную в связи с переездом в Норвегию?
– Да. 24 августа я позвонила председателю БФГ Владимиру Коноплеву и сказала, что прекращаю свое сотрудничество, пусть и неформальное, со сборной и федерацией. Не хотела тихо убегать, поэтому посчитала нужным позвонить Коноплеву и рассказать о своем решении. Он просто пожелал мне удачи. Кстати, мне потом приходили сообщения и от некоторых других ребят из федерации, с которыми я поддерживаю хорошие отношения. Они радовались за меня. А чиновники? Никто со мной не связывался, и я рада, что с ними уже не пересекаюсь. Мне им сказать уже нечего.
– Уже покинув сборную, можете подробнее рассказать об истории с Кариной Ежиковой и Валентиной Нестерук, которые в прошлом году отказались выступать за сборную?
– Девчонки в соцсетях высказывали свое мнение о ситуации в Беларуси, даже выпустили видеоролик, в котором высказались против насилия. Это было очень сильно, они большие молодцы. Эти девочки были сильными всегда, они никогда не стояли в стороне и постоянно принимали серьезные решения. Это всегда лидеры на площадке, и это честные и искренние люди в той ситуации, что произошла в Беларуси.
Когда они подписали письмо за честные выборы и против насилия, для чиновников, наверное, это стало последней каплей. Меня и Костю Грибова, администратора сборной, за эти подписи вызвали на ковер и уволили. Наверняка чиновники хотели видеть у себя и Карину с Валей, но девчонки были за пределами страны, поэтому их отстранение от сборной произошло заочно.
– То есть они не сами отказались играть за «националку»?
– Думаю, тут все сложилось воедино: и нежелание Вали и Карины играть за команду, и нежелание чиновников видеть этих спортсменок в сборной. Получилось такое двустороннее решение.
– Как коллектив отреагировал на решение Ежиковой и Нестерук?
– У всех было шоковое состояние. При этом никто в открытую это не обсуждал, девчонки друг с другом где-то шушукались. Немного обидно, что никто в команде не смог сесть и обсудить это в открытую, высказать свое мнение.
– 28 сентября женская сборная начала подготовку к матчам отбора ЧЕ-2022, и Ежикова приехала на сборы. Что думаете по этому поводу?
– Я ее, наверное, больше понимаю, чем не понимаю. Когда она отказывалась играть за сборную, мы все тогда были в шоковом состоянии, под сильным впечатлением от всего происходившего. Давила пресса, министерство, чиновники, которые говорили, что нужно отозвать свою подпись из-под письма свободных спортсменов, иначе никуда не вызовут. И казалось, что когда из тебя делают такую плохую, всячески демонстрируют, что ты не нужна беларусскому спорту, то единственно правильный выход – это отказаться играть за сборную. Но жизнь продолжается. Девочкам, думаю, хочется выступать за свою страну, поддерживают они власть или нет. Карина вряд ли поменяла свои взгляды на ситуацию в Беларуси, но я могу понять ее приезд в сборную.
– Летом вы съездили со сборной U-19 на чемпионат Европы, где была взята бронза.
– Я была тренером вратарей, меня пригласил в свой штаб [главный тренер] Валерий Певницкий. Соглашаясь на его предложение, я хотела в том числе благодаря работе, чемпионату Европы отвлечься от происходящего в Беларуси. И, честно признаюсь, сделать это удалось. Много эмоций и сил заняла подготовка к Евро, потом сам турнир. А еще нужно учитывать, что работать пришлось с молодыми спортсменками, которые всегда хотели что-то узнать, чем-то интересовались. И когда приходишь в номер отеля в 11 вечера, просто не остается сил, чтобы о чем-то подумать. Рано утром – снова в бой, подготовка к игре. Я люблю такой график, когда всегда в чем-то задействован.
– У вас были мысли о том, что успех на ЧЕ как-то поможет вам официально вернуться в национальную сборную или даже на ставку в Минспорта?
– Такое развитие событий даже не рассматривала. Мне и раньше некоторые люди из Минспорта намекали, что, возможно, с течением времени все образуется, все вернется, я снова буду получать зарплату, меня официально вернут. Но я все равно понимала, что люди с моей позицией системе не нужны.
– Вам предлагали отозвать подпись в обмен на ставку?
– Предлагали, и не раз. Это были люди из Минспорта. Никто на меня не давил, но я слышала: «Давай, подумай, все поменяется, если ты отзовешь подпись». Еще говорили, что если я сейчас этого не сделаю, то потом помочь мне уже никто не сможет.
– Когда в середине июня арестовали Константина Яковлева, вам стало страшно?
– Да, признаюсь честно, было страшно. Но при этом у меня даже возникла мысль перехватить его инициативу провести открытую тренировку. Думала запостить в соцсетях объявление, что тренировка все равно состоится, только уже в моем районе. Однако потом я посидела и подумала, что если сделаю это, то 100% отправлюсь вслед за Костей. Я боялась, да. И когда пришла дочка, когда рассказала, что по Минску опять ходят менты, что в городе какой-то трэш, я подумала, что не буду этого делать. Я должна была остаться дома с дочкой.
– Переехав в Норвегию, вы, наверное, впервые за долгое время почувствовали себя в безопасности.
– Все верно, вздохнула свободно. Понимала, что я не такая важная птица, не такого высокого полета, чтобы меня арестовывать, но иногда были мысли, что просто пока до меня не дошли руки. Наверное, за мной могли прийти. Потому что как-то звонили из Минспорта и говорили, что письмо спортсменов [за честные выборы] снова наверху, им занимаются. Также гандболистами, подписавшими письмо, снова начали интересоваться.
Оказавшись в Норвегии, почувствовала колоссальную усталость. Тяжелый год в Беларуси, переживания мамы, сестры, ребенка, собственные нервы, сборы – все это наложило свой отпечаток. Когда переехала в Норвегию, мне захотелось недельку помолчать, послушать спокойствие. Но я не скажу, что меня отпустило. Нет, я продолжаю переживать за беларусов, пусть и уехала за границу, тем более на Родине остались мои друзья, родные. Но я рада, что могу не бояться за ребенка. Теперь Женя спокойно может возвращаться домой вечером, и никто ее не затащит в микроавтобус.
– В «Олесунне» знают о вашей ситуации и вообще о происходящем в Беларуси?
– Безусловно. И я даже с руководителем клуба об этом говорила. Сейчас местные журналисты порываются пообщаться со мной. Пока я отказываюсь, потому что продолжаю осваиваться. Плюс, естественно, нужно официально начать работу, пока же, как я сказала, нет рабочей визы.
Норвежцы очень интересуются тем, что происходит в Беларуси. И все скандинавы. Они не понимают, как в стране, которая вроде бы не окружена пустынями, находится не где-то на Востоке, где не производят оружие и наркотики, в стране с таким умным и талантливым человеческим ресурсом люди оказались в таком ужасном положении. Норвежцы в реальном шоке.
– Для вас Норвегия – не чужая страна, ведь вы играли в местном чемпионате.
– Даже язык не нужно заново учить, сейчас просто вспоминаю его. Хотя норвежский, откровенно, сложный язык. Пока понимаю процентов 50 из того, что слышу. Тренировку составляю на русском языке, потом перевожу ее на норвежский или на английский. И так работаю потихоньку Единственное, у меня сейчас небольшой стресс, потому что до этого я работала только с вратарями, а тут стала главным тренером всей команды. Начался новый этап в жизни и карьере. Сложно, но одновременно интересно.
– «Олесунн» выступает в третьем дивизионе. Это любительская команда?
– Это команда не любительская, но и не профессиональная в полном смысле слова. Команда собирает молодых девчонок – от 17 до 20 лет – в Олесунне и близлежащих городах, объединяет их в одном клубе и заявляет команду в третий дивизион. По сути, в нашей команде не может засветиться возрастной игрок. В коллективе выступают молодые девчонки, много несовершеннолетних, которые не могут заявиться в более высокие лиги.
Я вам могу сказать, что третий норвежский дивизион по уровню гандбола, по инфраструктуре очень даже похож на высшую лигу чемпионата Беларуси среди женщин. И если бы меня позвали, например, в первый или второй дивизион Норвегии, то я бы точно отказалась – это совершенно иной уровень. Пришла в команду из Д3 – и мрак, сколько работы. Но я нисколько не жалею.
– Расскажите об условиях для тренировок.
– Мы тренируемся в школьном зале отличного качества. Площадка тут по всем параметрам подходит под гандбольные, баскетбольные или волейбольные матчи, даже есть места для зрителей. Мы тренируемся с 21:00 до 22:30, потому что в Олесунне массовый спорт настолько сильно развит, что найти время для тренировок очень тяжело – залы постоянно заняты, а приоритет отдается детям. Плюс очень много спортивных площадок на улице, футбольных полей. И дети, независимо от погоды, играют. Инфраструктура предоставляется для людей абсолютно бесплатно.
– Ваша команда, выступающая в чемпионате страны, тренируется в стенах обычной школы?
– Ничего страшного в этом не вижу, тем более, как говорится, тут нет авторитетов. То есть в одном и том же зале могут работать, как студенты, школьники или дети, так и участники чемпионата по гандболу, как мы.
Но принимаем своих соперников мы не в школьном зале, хотя многие из них подходят даже для чемпионата. Нашу домашнюю площадку я бы сравнивала с Домом гандбола в Минске. Только в Олесунне больше места для болельщиков.
– 26 сентября вы дебютировали в роли главного тренера «Олесунна». Как прошел матч?
– Получился хороший поединок, у нас были шансы победить. Но мне дали понять, что главное – это предоставить всем 18 девчонкам, что попали в заявку, игровую практику. Три вратаря поровну разделили между собой игровое время. Мы уступили с разницей в один мяч, но расстроенной в команде, наверное, была только я. Все девчонки были на позитиве, все поиграли, а вот я отходила сутки, до понедельника анализировала матч.
По атмосфере все было прекрасно. Как раз в тот день Норвегия вышла из локдауна: открылись кафе, рестораны, на матчи могли приходить зрители. Вот и на наш поединок пришли несколько сотен человек: школьные друзья девчонок, родители, родственники.
– Судя по всему, вас пригласили в «Олесунн» в первую очередь помогать спортсменкам развиваться и расти.
– Все верно. Поэтому я особо и не сопротивлялась, когда меня попросили дать поиграть всем. Через четыре дня – новая игра, там выйдут в том числе другие девчонки. Потихоньку надо просматривать всех спортсменок, которые в будущем должны стать резервом для молодежной и национальной сборных.
– На какой срок у вас заключен контракт?
– На три года. Но в мае мы с руководством сядем и обсудим все вопросы, каждый выскажет свое мнение по поводу совместного сотрудничества. Что касается зарплаты, то, по норвежским меркам, она скромная, однако у меня не болит голова по поводу того, как оплатить «коммуналку», за что питаться или что-нибудь купить ребенку. На нормальную жизнь хватает.
– Как вы устроились в Олесунне в бытовом плане?
– Женя уже пошла в интернациональную школу, учится на английском языке. Надеюсь, что через год перейдет в обычную норвежскую школу. Кстати, так как в Норвегии дети должны платить за проезд в общественном транспорте, Жене в школе выдали проездной, потому что я пока официально не могу получать зарплату. Клуб мне пока помогает снимать квартиру с шикарным видом на залив. Дальше, после получения официального разрешения на работу, это уже станет моей зоной ответственности. А это очень недешево. В нынешней квартире две небольшие комнаты, совсем маленькая ванна, а аренда – 580 евро. Учитывая, что до сих пор обживаемся, то мебели немного. Еще Жене дали компьютер, а я привезла свой ноутбук. Но дома мы практически только ночуем – дочка целый день в школе, после занятий ходит на волейбольные тренировки, а я целыми днями пропадаю в клубе – с командой или в офисе. Со вторым тренером, он же по совместительству директор клуба, обсуждаем что-то по коллективу, составляем планы на игру, решаем текущие вопросы.
– Норвежцы – это особенный народ?
– Однозначно. Норвежцы на первый взгляд очень спокойные, все время довольные. Наверное, единственное, что может их тронуть, это нарушение прав человека. Норвежцы – народ свободолюбивый, демократия для них – это что-то святое. Еще я заметила, что если норвежцы ставят перед собой какую-то цель, то можно быть уверенным на миллион процентов, что цель будет достигнута. При этом кажется, что работа делается медленно, но это впечатление обманчиво. Любая задача будет выполнена в срок и максимально эффективно. По сравнению с норвежцами я похожа на бешеную белку :). Постоянно куда-то тороплюсь, так, что меня даже успокаивают.
– Чем занимаетесь в свободное время?
– Ходили с Женей на гору Аксла, на ней есть смотровая площадка. Красивые места, прекрасные виды. Я, кстати, поняла, почему норвежцы – очень выносливые люди. Им приходится постоянно ходить по каким-нибудь холмам, горам. Когда соберешься в магазин, еще 10 тысяч раз подумаешь, действительно ли тебе туда нужно – приходится преодолевать нелегкий путь. Впрочем, если мне что-то нужно, в клубе сразу откликаются. То есть даже если нет продуктов или лампочек не хватает в квартире, то могут привезти. Тут даже нет времени загрустить, потому что сразу поинтересуются, что случилось, чего не хватает. Так что в этом плане все хорошо. Единственное, переживания за беларусов все равно не отпускают. Очень надеюсь, что вся эта жесть в стране закончится как можно скорее.
Фото: из личного архива Натальи Петраковой
