Tribuna/Прочие/Блоги/О духе времени/Желал беларусам победы в 2020-м, попал в оккупацию под Херсоном, но взял медаль на ЧМ. Топ-прыгун из Украины – о пофигизме Недосекова и о том, когда снимать санкции в спорте

Желал беларусам победы в 2020-м, попал в оккупацию под Херсоном, но взял медаль на ЧМ. Топ-прыгун из Украины – о пофигизме Недосекова и о том, когда снимать санкции в спорте

Помощь предложили только два спортсмена.

Автор — Tribuna.com
9 августа 2022, 06:04
Желал беларусам победы в 2020-м, попал в оккупацию под Херсоном, но взял медаль на ЧМ. Топ-прыгун из Украины – о пофигизме Недосекова и о том, когда снимать санкции в спорте

Говорит, беларусский коллега любит выпить на банкетах.

34-летний Андрей Проценко – топовый украинский прыгун в высоту. Легкоатлет неоднократно становился призером чемпионатов мира и Европы, в 2019-м победил на Европейских играх в Минске. Имеет за плечами три Олимпиады.

Недавно украинец выдал, возможно, самый важный перфоманс в своей карьере. На чемпионате мира, прошедшем в июле в США, Проценко взял бронзу с результатом 2,33 м. И это после того, через что он прошел со своей семьей. Война застала прыгуна в родном Херсоне. Полтора месяца он провел в оккупации, тренировался в селе с помощью самодельной штанги и дуг для парников.

С «Трибуной» Проценко поговорил о санкциях против российских и беларусских спортсменов, об отношении к прыгуну Максиму Недосекову, поддерживающему в войне агрессоров, а также о том, как в крайне суровых условиях сумел подготовить себя к соперничеству с лучшими атлетами мира.

– По прошествии двух недель после завоевания медали на ЧМ ваши эмоции улеглись?

– У меня больше эмоций вызывает то, что происходит сейчас в Украине. А медаль... Да, приятно, призовое место на чемпионате мира, но все это быстро забывается, когда снова думаешь о войне, продолжающейся на Родине.

– То есть особой радости от бронзы не испытали?

– Нет, радость была, потому что это все-таки чемпионат мира, тем более седьмой в моей карьере. Был очень рад, что попал в финал, а тут еще удалось взять медаль. Очень надеюсь, что это хоть каким-то образом поможет моей стране, о ней еще больше будут говорить и помогать Украине.

Единственное, могу сказать, что эта медаль – самая важная и тяжелая в карьере. Безусловно, она займет особое место в копилке. Самое интересное, что как раз эта бронза – единственная награда, которая сейчас со мной. А вот остальные мои медали находятся дома, в оккупированном Херсоне.

– Давайте поговорим о том, как вообще начинался ваш путь к этой медали. Он стартовал 24 февраля?

– Я бы сказал, что немного раньше. Зимой готовился к чемпионату Украины, который должен был стартовать как раз 24 февраля в Сумах. Планировал ехать вместе с женой и младшей дочкой, совсем грудничком. А вот старшую, пятилетнюю дочку, за несколько дней до этого мы отвезли в село к родителям, за 60 километров от Херсона.

24 февраля я планировал встать и поехать на соревнования. Но за сутки до этого чемпионат отменили, потому что в стране ввели режим чрезвычайного положения – тогда все официальные мероприятия в Украине запретили. Что ж, остались в городе. И, честно скажу, мы даже не услышали, как началась война. Спали до семи утра, потому что на ночь ставим телефоны в беззвучные режимы, да и окна квартиры выходят во двор. Но когда проснулись, нам сразу позвонили друзья, рассказали, что происходит. Долго не думали – сразу собрали кое-какие вещи и поехали за дочкой в село. Тогда уже были слышны взрывы, была видна техника, поэтому, когда добрались до села, побоялись возвращаться в город. Более того, наши знакомые хотели проехать в Херсон, но на блокпостах их разворачивали, потому что в городе уже высадились русские десантники, зашла техника, шли какие-то боевые действия.

– Дом, где вы жили, не пострадал?

– Нет, потому что основные действия разворачивались на другом берегу Днепра, это от нас далековато. Да и на самом деле больших разрушений в Херсоне нет, просто русские угнетают своим присутствием все оставшееся население, ходят по улицам.

Когда мы сами проезжали блокпосты с русскими солдатами, был определенный страх, опасения. Тяжело предугадать и понять, чего ждать от этих людей. Помню, что военные выглядели очень по-разному. Кто-то – такой стройный, красиво одетый. Видно, что какие-то элитные войска. А в других местах встречались доходяги, мужчины лет 40-50 в убитой одежде. Но все равно непонятно, на что они способны.

– Сколько пробыли в селе?

– 40 дней. По сути, все это время находились в оккупации. Но все же там было безопаснее, чем в Херсоне. А потом мы вернулись в город, где пробыли еще дней пять, и после этого приняли решение окончательно уезжать подальше, в безопасность.

Могли бы и раньше уехать, но все пути были перекрыты, «зеленых» коридоров не было. Только когда появилась информация в телеграм-каналах от волонтеров (а это в том числе те, кто и сам уезжал из города), что есть возможность покинуть Херсон, мы с семьей собрались и уехали. В основном брали детские вещи, потому что я был уверен, что ту же спортивную форму мне, например, дадут в сборной. Так что на этот счет не беспокоился. Но вот в квартире остались разные приборы для восстановления, которые использую во время тренировок.

По дороге из Херсона мы сначала проехали семь русских блокпостов, на всех проверяли багажники, осматривали. Возможно, к нам было более лояльное отношение, потому что в машине находились двое детей. Плюс военные проверяли, чтобы в салоне была только семья, без попутчиков. И еще смотрели в паспорте прописку. Когда мы добрались до очередного блокпоста и увидели на автомате у военных украинский флаг, просто выдохнули, поняли, что мы дома. Стало намного спокойнее.

– Вы как-то говорили, что старшая дочка, глядя на русскую технику, спрашивала, где люди.

– Да, много таких вопросов было, когда мы ехали из села в город. По дороге стояла разбитая и сгоревшая русская техника, грузовые машины. Дочка спрашивала, где водители, что с ними. Жена говорила, что беспокоиться не стоит – все убежали. Просто не хочется пугать детей, хотя мы прекрасно понимаем, что она осознает происходящее. И сейчас, когда мы живем в Польше, вроде, [дочь] ведет себя хорошо, спокойно, но, вспомнив о доме, начинает плакать. Там ее игрушки, вещи. Плюс дочка общается в Польше со своими сверстниками из Украины, даже дети обсуждают друг с другом войну. Все всё видят.

– Что отвечаете ребенку, если он спрашивает, когда вы вернетесь домой?

– Всегда ответ один: «Не знаем». А что мы можем сказать? Все хотим вернуться как можно раньше, но сроков все равно никто не скажет. Неизвестно, когда эта война закончится. На самом деле иногда появляется желание просто открыть глаза – и всё, война закончилась. Но это нереально. В Херсоне у нас остались знакомые и друзья, они, когда есть связь, рассказывают, что происходит в городе. Говорят, что город вообще опустел, по вечерам на центральных улицах, которые всегда оживленные, никого нет. И люди продолжают покидать Херсон.

– Новости о контрнаступлении ВСУ в херсонском направлении радуют?

– Конечно, это вселяет уверенность, есть радость от того, что в той области есть прогресс, что наша армия отвоевывает земли. Да и вооруженные силы Украины много вражеских складов уже взорвали. Антоновский мост взорвали, Каховскую ГЭС подрехтовали. Так что перспективы нашей победы виднеются.

Но русские, даже в таких условиях, постоянно говорят о том, что хотят провести некий референдум – о вхождении области в состав России. Я вообще не понимаю смысла этого референдума. Война из-за этого не закончится, население все равно не захочет быть в составе России. Да и кто будет голосовать? 80 процентов населения уехало, а большая часть из оставшихся хочет быть Украиной. Да и как, по сути, должно пройти этого голосование? Читал, что якобы российские военные будут ходить по квартирам и делать опрос. Как вы себе представляете это: на тебя наставляют автомат, и ты должен отвечать на вопрос? Бред какой-то.

– Вернемся к истории вашего выезда из Херсона. Куда направились после того, как покинули город?

– Поехали в Хмельницкий. Весь путь я держал связь со сборной, а ее руководители забронировали для нас номер в городской гостинице. Думал, мы доедем до вечера, но в итоге весь путь занял больше 12 часов. То есть около 8 утра мы выехали из Херсона, а на подконтрольную Украине территорию заехали в час дня. И только в час ночи прибыли в Хмельницкий. Попали на комендантский час, нас спрашивали, почему так поздно, откуда едем, но все закончилось благополучно – добрались до гостиницы.

– Вы рассказывали, что перед окончательным отъездом их Херсона несколько дней тренировались в зале рядом с СБУ.

– Недалеко от здания СБУ в городе находится спортивное училище, и там есть тренажерный зал, игровая площадка. Вот там я всегда и тренировался. К слову, рядом с этим залом находится поликлиника СБУ, и в нее как раз в один день прилетела русская ракета. Но уже после того, как мы уехали.

Так вот, буквально дня три я занимался в этом зале. И помню, как в воскресенье побегал, а потом пошел в тренажерный зал. И тут в помещение заходит работник училища и какая-то женщина. Меня этой женщине представили, рассказали, что я тут делаю. А вот я сам так и не узнал, что это была за женщина. Но явно «не из наших», потому что, объективно, кому в оккупации будут проводить экскурсии по спортивному училищу? Точно чужим. Это был один из моментов, который окончательно меня убедил, что нужно уезжать из Херсона.

А второй момент – это виды из окна во время тренировки. Вы представьте: работаю я со штангой, а в окнах, выходящих на улицу, которая ведет к СБУ, виднеются машины с буквой Z. Желания тренироваться в таких условиях не было никакого.

– В этом зале были все условия для полноценных тренировок. А вот что касается ваших экстремальных занятий с подручными средствами?

– А это было еще раньше, когда мы 40 дней находились в селе, то есть после нашего первого выезда из Херсона. В селе первую неделю я вообще ничего не делал, только смотрел новости, следил за событиями в городе. Честно, была надежда, что все быстро закончится, мы вернемся домой. Да у всех была такая надежда, но получилось, как есть.

Спустя неделю понял, что нужно все-таки уже что-то делать, тренироваться. Неизвестно, как долго продлится война, а физическая подготовка все равно нужна. Можно сказать, я начал тренироваться не для того, чтобы готовиться к турнирам, а в первую очередь чтобы не потерять форму, чтобы отвлечься от новостей, от всей обстановки. Плюс не исключал, что придется идти воевать (я же военнообязанный), а там физическая подготовка понадобится. Мысли разные были. Что касается еды, то, конечно, ни о каком спортивном питании речи не шло. По сути, питался чем попало.

– Расскажите о своих спортивных снарядах, используемых в полевых условиях.

– На самом деле ничего сверхъестественного :). В селе нашлась металлическая труба, правда, она была трехметровая, поэтому ее пришлось обрезать. Надел на разные концы трубы колеса, в землю вбил бревна, чтобы были хоть какие-то стойки для штанги. Сделал себе 100-метровую дорожку. Нашел один участок земли, который пришлось подравнять – с лопатой несколько часов поработал. Тоже такая тренировка :).

Мне знакомый помогал делать все эти приспособления, где-то советовал, что-то подваривал. Не все так просто было. Хотя те же дуги, ставшие для меня барьерами, просто лежали на земле, никто их не использовал. Я нашел им применение. Но реально помучиться пришлось только со штангой.

– Как реагировали местные на ваши тренировки?

– Тот район не так уж густо заселен, а некоторые соседи, которые, может, и видели меня, ничего не говорили.

– Ваш тренер был в курсе, в каких условиях вы занимаетесь?

– Посылал ему видео своих тренировок, как работаю с барьерами, со штангой. Он меня хвалил за то, что я нашел хоть какие-то возможности для занятий. А вот фотографии, которые разошлись в сети, сделал уже в последний день перед отъездом – журналисты попросили.

Сейчас воспринимаю это как-то спокойно, даже с улыбкой, но в те дни было реально страшно, пугала неизвестность, непонятно, что ждать. Хотя и, повторюсь, в нашем селе было все более-менее спокойно.

– В Хмельницком началась уже полноценная подготовка к чемпионату мира?

– Нет, потому что и там я столкнулся с определенными проблемами. К моменту моего приезда в Хмельницкий сборная находилась на сборах в Португалии, и я должен был присоединиться к коллективу. Но так как я военнообязанный, меня не хотели выпускать из страны. Какое-то время пришлось решать вопросы с оформлением разрешения, так что много времени ушло на это. Но в Хмельницком я тоже тренировался, там уже были нормальные условия для работы. Правда, ни в селе, ни в Херсоне, ни в Хмельницком я так и не прыгал – работал над тем, чтобы сохранить имеющуюся форму.

Так прошли полторы недели, потом мы переехали во Львов, но и там не все было гладко. Нас с семьей помотало по гостиницам почти полторы недели. Получалось так, что на сутки номер сняли, а когда хотели его продлить, то оказывалось, что номер уже забронирован. В итоге мы искали новое место, где жить. Снимали на сутки – потом снова переселялись. И вот так почти полторы недели, причем все за свой счет. Лишь за несколько дней до отъезда на постоянной основе нам удалось пожить у дочки одного тренера. Ну и потом переехали в Португалию, где начались полноценные тренировки и подготовка к соревнованиям.

– Перед чемпионатом мира вы ставили себе какие-то задачи?

– Главной целью было просто попасть в финал. Еще стоит сказать, что перед ЧМ я принял участие в нескольких соревнованиях, в том числе в рамках «Бриллиантовой лиги», а на турнире в Бельгии, например, 29 июня победил. Тем не менее ехал в США с задачей хотя бы пробиться в финал.

– Когда прибыли на соревнования, ощущали повышенное внимание?

– Да, внимания ко мне было больше, чем обычно. И это даже шло в плюс. Помню, как иногда меня пускали без аккредитации – просто видели, что я украинец. Можно было зайти куда угодно :). С одной стороны, классно, но с другой – жаль, что к такому привели нынешние обстоятельства.

– Как вас встретили соперники?

– Естественно, все сразу спрашивали, как у меня дела, что в Украине. Но я хочу отметить, что никому не нужно было объяснять, что на моей Родине война, кто ее начал и вообще что там творится. Все легкоатлеты, с которыми общался, прекрасно понимают происходящее и осуждают. Мне не приходилось кому-то что-то объяснять и доказывать.

Буквально в первые дни войны мне написал [олимпийский чемпион] итальянец Джанмарко Тамбери. Спрашивал, чем может помочь, даже хотел как-то перевести деньги на карту. Но я ему говорил, что деньги не помогут – в Херсоне нечего покупать.

Писал еще один российский прыгун, предлагал помощь. Мы с ним потом еще немного общались, но в один момент поссорились по понятным причинам и больше связь не поддерживаем. Связывались со мной организаторы турнира в Чехии, где я выступал в начале февраля. Говорили, что если нужна какая помощь, то могу обратиться – и в Чехии, и в Словакии мне помогут с жильем и с чем-нибудь еще. Плюс связывались очень многие украинские спортсмены, предлагали помощь.

– Когда нет на соревнованиях представителей Беларуси и России – стран-агрессоров – в моральном плане вам проще?

– С одной стороны, как-то проще и легче. С другой – все-таки теряется конкуренция. Не стоит исключать, что если бы на ЧМ были русские, то я бы и не взял медаль. А, может, наоборот, еще больше хотелось бы их обойти, и я выступил бы лучше. Тяжело предугадать.

– Как относитесь к международному бану, который наложен на спортсменов из Беларуси и России?

– Полностью поддерживаю. Спортсмены – это тоже люди, которые рекламируют свою страну, руководство своих государств, проводимую там политику. Спорт – неотъемлемая часть всей этой машины. Поэтому раз Россия начала войну в Украине, а Беларусь ей в этом помогает, то вполне справедливо, что спортсменов из этих стран забанили. И как минимум до конца войны их не должны пускать на международные соревнования. А лучше, чтобы эти санкции действовали еще дальше – пока в России и Беларуси не поменяется руководство и проводимая политика.

– Есть мнение, что допускать к соревнованиям можно тех атлетов, которые открыто выступили против войны и против режимов в своих странах.

– Я не поддерживаю такое решение. Очень тяжело понять, кто искренне осуждает войну, а кто просто делает вид. Кто-то может сказать нужные слова, чтобы его допустили к турнирам, а на самом деле он так не думает. Нужно было говорить и выражать свои позиции раньше, а сейчас пускай санкции остаются такие, какие есть.

– Многие спортсмены из Беларуси и России не устают повторять, что их наказали незаслуженно, так как они не виноваты в том, что началась война.

– Ох, кричать можно много. Но лучше взяться за головы и подумать, из-за чего вообще введены эти санкции, почему забанены атлеты. Не все же так просто – взяли и дисквалифицировали. Просто не кричите, не нойте, а разберитесь в причинно-следственной связи.

– Среди ваших соперников есть ярый приверженец режима Лукашенко Максим Недосеков. Какие у вас с ним взаимоотношения?

– Общались на соревнованиях, в секторе, могли переброситься парой фраз, что-то спортивное обсудить. Во многом из-за того, что общаемся на русском. Но вот чтобы дружить, поддерживать контакты вне соревнований – нет, такого нету. Он просто для меня соперник.

– Какое впечатление о себе оставляет Недосеков?

– Такое себе… Парень любит погулять, любит выпить, выпендриться. У нас же после разных турниров бывают банкеты (где-то скромные, где-то чуть шикарнее), и Максим, если туда приходит, любит повеселиться и выпить. Судя по его соцсетям, в Беларуси он тоже не прочь отдохнуть в ночных клубах, на машине покататься. Может, он так разгружает мозги и отвлекается от спорта, от своих проблем. И еще из-за этого не вникает в то, что происходит в мире.

В том числе поэтому у меня отношение к нему отрицательное. Человек банально не хочет понять, что творится в Украине, не хочет как-то поддержать спортсменов из этой страны, а, наоборот, делает все так, как выгодно ему. Ничего хорошего в таком поведении не вижу. Нейтральное отношение к Недосекову у меня было, когда мы соревновались в секторе, а сейчас – сугубо отрицательное.

– Хотелось бы с ним снова пересечься на соревнованиях?

– Война закончится – с удовольствием. Хотя не знаю, как пройдет наша встреча. Вряд ли уже что-то будем обсуждать, о чем-то говорить.

– Вы раньше были в курсе, что он поддерживает Лукашенко?

– В 2020 году, когда у вас были акции протеста, я замечал, что Недосеков ходил на разные провластные мероприятия, встречался с Лукашенко. Но особого значения этому не придавал. Но когда началась война, среди легкоатлетов снова заговорили о Недосекове. Спортсмены быстро вспомнили, что он поддерживает Лукашенко, который позволяет России атаковать Украину с территории своей страны. Естественно, это вызвало волну негодования. Да и на самом деле гражданскую позицию Максима, его поддержку беларусской власти, многие не понимают, относятся к этому с негативом.

– Он как-то даже говорил, что те издевательства, которым подверглись беларусы, пожелавшие перемен, в порядке вещей. Мол, люди сами виноваты.

– Вы знаете, я за ним нередко замечал такую черту, как пофигизм, причем ко многим вещам, в том числе на соревнованиях. Например, я на турнирах пью энергетики. Как-то предложил россиянину, с которым общался, но тот подумал и отказался. Предложил Недосекову – он вообще, не задумываясь, согласился.

Возможно, он с тем же пофигизмом отнесся и к тому, что творилось в 2020-м в Беларуси. Его же это не касалось, по сути. Но, как видим, спустя время все-таки коснулось.

– А вы сами следили за тем, что происходило в нашей стране?

– Конечно, и в телеграме читал, и новости смотрел. Все предельно очевидно: люди просто захотели, чтобы в Беларуси была нормальная власть, поэтому и выразили свою позицию. К сожалению, не получилось все довести до перемен. Потому что, я так понимаю, Лукашенко помогла Россия. А сейчас Беларусь отдает долги – предоставила возможность российским войскам наступать на Украину со своей территории.

Конечно, я очень переживал за беларусов, желал, чтобы они достигли своей цели. Но не получилось у людей этого сделать. Мне кажется, беларусам просто не хватило поддержки из Европы, от более сильных стран, которые могут дать отпор России. А вообще в чем недостаток Европы? Там много руководителей, и пока они все обсудят, придут к общему решению, теряется время. Вот это негативным образом и сказалось на борьбе в Беларуси.

– С беларусскими спортсменами, которые подверглись репрессиям из-за своей гражданской позиции, связывались?

– Нет, никаких контактов не было. Хотя я следил за тем, как прессовали атлетов, знаю прекрасно историю Андрея Кравченко. Безусловно, это настоящий кошмар.

– Вы сказали, что очень переживали за беларусов в 2020-м. После начала войны отношение к ним поменялось?

– Да, и в негативную сторону. Хотя понимаю, что люди не виноваты в войне, это все из-за руководителя страны. Помню же, как население Беларуси в 2020-м хотело поменять режим. И сейчас многие по-прежнему хотят этого.

Знаете, наверное, лучше сказать, что в негативную сторону у меня поменялось отношение к тем беларусам, которые поддерживают режим Лукашенко. Потому что в вашей стране все-таки достаточно людей, которые и за перемены, и против войны. Слышал о тех же партизанах, которые портили рельсы, по которым шли вагоны с военной техникой. Вот они молодцы, это нашей стране очень помогло. Так что, наверное, к части беларусов у меня негатив, а к другой части беларусов я отношусь совершенно по-другому.

– Какие у вас дальнейшие планы?

– Через неделю в Германии начнется чемпионат Европы по летним видам спорта, планирую туда поехать. Пока задача – попасть в финал, тем более сейчас испытываю проблемы с ахиллом. На тренировках побаливает, но тяжело загадывать, как оно будет. Также хочется пробиться в финал «Бриллиантовой лиги».

Фото: из личного архива Андрея Проценко, ont.by

Другие посты блога

Все посты