Tribuna/Футбол/Блоги/Heavy bald/Сергей Мацкевич: «Когда в интернете писали плохое про Коленькова, хотелось убивать»

Сергей Мацкевич: «Когда в интернете писали плохое про Коленькова, хотелось убивать»

Заведующий отделом комментаторов телеканала «Беларусь 5» рассказывает Никите Мелкозерову о пулеметной ленте, драках 20 на 20, программе «Столичный футбол» и 18 годах службы в милиции.

Блог — Heavy bald
19 октября 2014, 14:50
38
Сергей Мацкевич: «Когда в интернете писали плохое про Коленькова, хотелось убивать»

Завотделом комментаторов телеканала «Беларусь 5» рассказывает Никите Мелкозерову о пулеметной ленте, драках 20 на 20, программе «Столичный футбол» и 18 годах службы в милиции.

– Правда, что ты с детства хотел стать комментатором?

– Я бы не стал говорить о конкретном желании стать комментатором. Просто спортивная журналистика нравилась мне еще в школе. Не осознанно, но нравилась. Я не очень полно представлял себе, что это такое. Но иногда писал заметки в школьную газету.

Все это происходило на фоне огромного интереса к спорту. Я – советский ребенок в полном понимании. В нашем детстве существовала школьная должность физорга. В каждом классе были староста, культорг и физорг. Я занимал последнюю должность. Хотя какая должность, это просто общественная нагрузка. Правда, мне очень нравилось.

Физорг – человек уважаемый. Ты приходил к учителю физкультуры и предлагал: «Можно, мы сегодня поиграем в футбол?» – «Да, Серега, давай». Или: «Нет, сегодня у нас нормативы». После ты возвращался к одноклассникам солидным перцем и говорил: «Не, пацаны, сегодня будем бегать. Но я договорился, что в следующий раз обязательно поиграем в футбол». Самое смешное, что ты, может, и не договорился, но ребятам сообщал, будто бы да.

Честно, я не знаю, откуда у меня интерес к спорту. Семейные традиции к этому не располагали. Но почему-то совершенно точно помню, что «Физкультурник Белоруссии» я начал читать раньше всех обязательных для школьников газет вроде «Пионерской правды». В тот момент меня не столько интересовали авторские рассуждения, сколько информация о победах СССР. Я родился и вырос в Союзе. Для меня победы страны были важны. Да и сейчас важны. Разница лишь в том, что Союз уступил место Беларуси.

Махарадзе со своим «Говорит и показывает Тбилиси» и вдохновил меня на интерес к спортивной журналистике

Для меня было и остается важной возможность гордиться своим спортсменом. Серьезно, это удовольствие высшей пробы. Это часть моего патриотизма. Я ищу этого. И знаешь, до сих пор не могу понять ситуацию, когда спортсмену предлагают деньги за смену гражданства, и он соглашается. Мы когда-то очень много спорили по этому поводу с Колей Ходасевичем, обсуждая, например, Артема Милевского. Да, в принципе, я могу допустить подобное. Но понять и разделить не получается. Мой приоритет – патриотизм. Но это сугубо мое личное мнение. В данном отношении я себя изменить не могу.

В общем, с третьего-четвертого класса в моей жизни появился спорт. Я начал посещать секции. Хотелось заниматься всем. Сперва пошел на футбол. Да, я был игроком далеко не первого состава, но ощущать престиж по поводу причастности к школе «Динамо» очень нравилось. До сих пор приятно. Паша Шавров, Кирилл Савостиков – с ними мы и занимались. 

В футбольную секцию меня привел двоюродный брат – единственный спортивный человек в роду. И, тем не менее, мама с папой способствовали моим занятиям спортом и интересу к нему. Допустим, отец водил меня на матч минского «Динамо» с «Грассхопперс». 1983 год. Первая еврокубковая игра в истории страны. После стал смотреть все чемпионаты мира и Европы. Ну, те матчи, которые показывали в Союзе. И вот тогда я начал различать комментаторов, разбираться в них и восхищаться. Никогда не забуду Котэ Махарадзе. Это его: «Говорит и показывает Тбилиси»–то вышка. Думаю, Махарадзе и вдохновил меня на интерес к спортивной журналистике. Хотя в тот момент, когда я слушал Махарадзе, Перетурина, Озерова, вряд ли в мою голову приходила осознанная мысль о работе комментатором. Мне просто нравился процесс.

Еще в детстве я занимался гандболом. Просто ходил в среднюю школу №88. А там профилировал этот вид спорта. Еще немного походил на шахматы. Но игры все равно нравились больше.

В то время игровые виды спорта были средством самоактуализации. На пляжах мы играли в волейбол. В некоторых компаниях – в баскетбол. Это объединяло. Ты быстро становился своим, если умел играть во что-то. И все, пусть и не на профессиональном уровне, но знали, как правильно делать бросок в баскетболе, как ставить блок в волейболе. В общем, не нынешние времена, когда мы беспокоимся о том, как сделать страну более спортивной. К сожалению, современные дети большую часть жизни проводят возле компьютера. Да, банально, но раньше жизнь заставляла придумывать себе развлечения.

А развлечения у ребят были в основном спортивными. Это оказывало позитивное влияние на здоровье. Летом – футбол. Зимой – хоккей. Причем не на льду. Играли на стоянке. Тогда машин во дворах еще было меньше, чем детей. И играли мы не шайбой. Она просто не могла скользить по горбатой проезжей части, с протертым по большей части льдом. К тому же шайба – это боль. Чувствовать меру в юном возрасте может далеко не каждый. Потому сильные броски шайбой могли привести к травмам. Вот мы и брали теннисный мяч. Ворота сочиняли из двух портфелей. Или брали железные ящики из-под молока. Просто классика.

Вот мы про детскую боль заговорили. А ведь удивительно. Мы же прыгали почти с любой высоты. И ничего не боялись. В деревне, помню, была забава. У нас там стояли большущие цистерны. Чтобы заправлять тракторы, которые работают на ферме. Цистерна высотой метра три. С нее мы прыгали. Сейчас страшно вспоминать. Правда, ум работал уже тогда. Старались приземляться в песок :). И, что интересно, даже в этом элементарном деле было что-то спортивное. Всем хотелось соблюсти технику прыжка. Совершить эффектный полет и приземлиться красиво.

– Чем занимались твои родители?

– Мама была занята в торговле. Отец – совпартработник. Совпартработник – это в нашем случае секретарь райкома. Представляешь себе главу администрации какого-нибудь района Минска – Советского там, Октябрьского, Фрунзенского? Вот мой отец во времена Союза возглавлял Первомайский район.

Строгий человек. С детских лет приучил меня к внутреннему порядку. Плюс все время повторял: «Нельзя делать людям плохо». Теперь поговорка «Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе» – мое кредо. С годами слова отца наполнились опытом и смыслом. Теоретически, если учитывать должность папы, у меня могла быть шоколадная жизнь. Но он с детства учил самостоятельности. Отец говорил: «Если хочешь чего-то достичь, ты этого достигнешь, но должен сделать это сам».

Да, я получал леща. И прекрасно знал, что такое скакалка и ремень. Отец был твердым и грозным. Я где-то его побаивался… Знаешь, вот у меня 24 августа родилась дочь. Первенец в 42 года. Можешь себе представить, мы с женой 18 лет в браке, а дочь родилась только недавно. Еще одна цель, к которой я шел, достигнута. Честно, теперь мне сложно представить, что я буду строг со своим ребенком так же, как мой отец. Но в любом случае я благодарен ему за воспитание.

Отец цитировал Ивана Грозного: «Я тебе породил, я тебя и убью»

Папа говорил: «Не дай Бог, мне кто-то что-то скажет в отношении тебя. Что ты не пришел на урок. Что ты дерзил учителю. Что ты не выучил…» После он цитировал Ивана Грозного: «Я тебе породил, я тебя и убью» :). Понятное дело, буквальной угрозы в этом не было. Но звучало угрожающе. Помню, если у меня был какой-то косяк, то я шел к отцу с дневником, как на голгофу. Честно, мрак. В такие моменты ко мне приходило осознание фразы «Нужно отвечать за свои поступки». Безумно уважаю отца, который всегда держал в рамках и сделал меня человеком со стержнем.

Папа, надо отметить, повлиял на меня при выборе вуза. Я учился в школе №88. Спортивной ее специализацией был гандбол. Гражданской, скажем так, физика и математика. Честно, это не мое. Я стал напрягаться с младших классов. Мне безумно нравились гуманитарные предметы. География, история – просто класс. Лишь бы не точные науки.

Наступало время выпускного десятого класса. Я понимал, что передо мной вот-вот замаячит РТИ. Жестоко. Нелюбовь к учебе растянулась бы еще пять лет… И тут в мою жизнь опять вмешался двоюродный брат. Он на год старше. Поступил в военное училище в Питере. В первый свой отпуск брат стал с интересом рассказывать, как же там здорово. И этот его интерес передался мне.

После общения с братом я пришел к родителям и сказал: «Папа, мама, я еду поступать в военное училище в Питер». – «Нет, в Питер ты поступать не будешь». Тут вмешалась мама: «Хочешь в военное училище, вот, пожалуйста, – ВИЗРУ». Высшее инженерное зенитное ракетное училище в Минске. А там физика, там математика... Девятый километр, Уручье. Мрак.

А в Питере было политическое училище. География, история – все, что я люблю. В итоге пришли к компромиссу. В столице нашелся нужный вуз. Минское высшее военно-политическое общевойсковое училище главного политического управления вооруженных сил Советского Союза имени Варшавского договора. Ты оценил название?

Элитное заведение. Я поступил. Великолепная школа жизни. Там я окончательно понял, что такое коллектив. Что такое один за всех и все за одного. Наверное, именно поэтому сейчас не могу спокойно воспринимать ситуацию на Украине. Я поступил в военное училище в 1989-м. Там были собраны ребята со всего Союза. И поверь ты мне, если обижали одного хохла, за него заступались все ребята с Украины. Все-все-все. Они сбегались, как по сигналу. Чтобы кто-то когда-то не пошел за земляка… Это просто нонсенс.

А сейчас… Я даже вникать не хочу… Меня просто обижает украинская ситуация. Люди, родившееся на одной территории, начинают что-то делить. И как делить? Можно спорить. Можно ругаться. Но в их случае льется кровь. Я не понимаю этого и никогда не пойму.

Во время моей учебы подобное сложно было представить. Вообще, я с огромным теплом вспоминаю наше училище. Его в шутку называли «лошадиным». И мы действительно бегали каждое утро. Кросс семь километров. В свое время существовало престижнейшее соревнование по вооруженным силам Союза – марш-бросок на десять км с полной выкладкой на призы газеты «Красная Звезда». Чтобы было понятно, полная выкладка – это когда на тебе автомат, подсумок с двумя магазинами, полностью оснащенными патронами, вещмешок за плечами, армейская лопатка, которая болтается рядом с ногами, и шинелька, как положено. И вот ты все это надеваешь и бежишь 10 километров в кирзовых сапогах.

Сорваться в самокат компанией человек в 20, чтобы сходить в кабак, – это бесценно

В соревновании каждый год участвовали третьекурсники. И когда настала пора, наш курс 1989 года поступления занял третье место в Советском Союзе. Это было очень серьезное достижение. Мы даже обогнали Рязанское ВДВ. ВДВ, ты можешь себе представить?!

В общем, бегали ого-го. По форме одежды №2. Это голый торс, сапоги и штаны. Только зимой нас немного жалели и давали возможность надеть хэбэшку. И вперед – семь километров с утреца. На всю жизнь хватило. Теперь я передвигаюсь только тихим шагом, либо на машине.

Еще никогда не забуду это ощущение многонациональности. Узбеки, когда мы хвалили рис с мясом, которые давали на обед, тут же взрывались: «Э, слюшай, дорогой! Какой эт плов, вот ти приедешь ко мне, я тебя угощу настоящий плов!»

Сорваться в самокат компанией человек в 20, чтобы сходить в кабак, – это бесценно. Мы учились на улице Калиновского. Рядом кинотеатр «Вильнюс». Там раньше существовала известнейшая дискотека. Называлась поэтически: «Дискотека на «Вильнюсе». Находилась как раз за нашим забором. А просто так сходить на дискотеку в 20 лет, чтобы ни с кем не зацепиться… Естественно, завязки происходили. Пару раз приезжали наряды из первомайского РУВД. Машины едут, мы – к себе, через забор. Местные – в рассыпную, по своим адресам. Не скажу, что мы сразу же начинали чистить друг другу репы. В основном выходили – и действительно обсуждали проблему. Правда, иногда слов не хватало… Массовые драки происходили. Самая эпическая на моей памяти вроде как 20 на 20.

В какой-то степени мне стыдно. Ведь любая зацепка была вопросом двух человек. Парня, который пригласил девушку на танец, и парня, которому это не понравилось. Но ведь с первым пришло 20 человек, и со вторым – 20. А принцип «друг за друга» тогда был в силе.

Мне вспоминается, что у нас в училище никто никогда не хомячил по углам. Если мама передавала кому-то ссобойку, человек делился. Если нет (изредка такое случалось), парня просто пускали в игнор. Бить его себе никто не мог позволить. За подобное – стабильно выгоняли. А мы поступали в училище не для этого.

Чувство коллектива улучшалось и за счет полевых выездов. Они осуществлялись два раза в год. Нас вывозили на пару недель в Белую лужу. Это полигон под Борисовом. Мы там жили и оттуда ездили на стрельбище. БТР, БМП… Сложно назвать виды оружия, из которых я не стрелял. Больше всего нравилась СВД. Снайперская винтовка Драгунова. На самом деле, не дай Бог, мне воспользоваться ею в нынешнее время. Но во время учебы нравилось.    

Классно было стрелять из КПВТ – это пулемет. Или ПКТ – танковый пулемет Калашникова. Но это только пострелять. Потому что зарядить его лентой вручную – это просто ужас. Во-первых, сама лента здоровенная. Во-вторых, ее надо затолкать в приемник. В-третьих, протянуть. А патроны там, ты меня извини, не автоматные и не пистолетные. Здоровые до ужаса. В общем, в первые два месяца у меня все руки были содраны в кровь от пулеметной ленты. Незабываемое зрелище. Зато стрелять было интересно. Сидишь, стреляешь, идет отдача – классное ощущение.

Это был кайф, конечно. В итоге я выучился на две специальности. Гражданскую – социальный педагог-психолог. И военную – командир взвода. Так получилось, к моменту окончания училища Союз развалился. Училище переименовали, решив, что такого количества политработников новой стране не нужно. Кстати, политработников раньше называли поллитрработниками. Вместо военно-политического училище стало военно-командным. Вот я и выпускался со специальностью «Командир взвода».

Имелся вариант работы начальником клуба. Инструменты там музыкальные, самодеятельность – неинтересно

Ближе к окончанию учебы студентам в шутку сказали: «Все, что можем предложить, – это стать командиром танкового корпуса». Все такие: «Опа, танкового корпуса! Не фига себе!» Любой человек, более-менее знакомый с армейской структурой, понимал, что это нереально. Тогда нам поясняли: «Будет у тебя корпус от танка. Вот и будешь его командиром». То есть ввиду развала СССР перспективы рисовались не самые интересные. Образовался переизбыток командиров взводов. Плюс на Родину возвращались белорусы, которые оканчивали военные училища в других городах СССР.

И тут поступило предложение служить в МВД. Там развал Союза образовал кадровый недобор. Тогда к решению вопроса подключился мой отец. Один из редких примеров его помощи, за которую я очень благодарен. Появилась возможность пойти на службу в Академию МВД. Альтернативой была работа в Советском райотделе участковым. Понятно, я отравился в Академию. Имелся вариант работы начальником клуба. Инструменты там музыкальные, самодеятельность – неинтересно. В итоге я был назначен на должность «Замначальник курса».

Сложно было. Я – 23-летний лейтенант. А тогда в Академию МВД поступали ребята, отслужившие в армии, либо отработавшие достаточно долгий промежуток времени в той же патрульке. 28-29 лет. Управлять приходилось старшими.

Мы набрали курс. А на второй или третий день учебы мой начальник сказал: «Все. Я ухожу на пенсию». Вот так вдруг. «А я?» – «А ты служишь дальше». Получилось, что первый год я исполнял еще и обязанности начальника курса. Строевая, физподготовка, наряды, другие занятия – вот мои обязанности. В кабинете стояла кровать. Там я и спал весь первый год. Домой практически не ходил. Только два раза в неделю возил маме рубашки, чтобы она их постирала. Остальное чистил сам. В Академии практически жил. Но в итоге получил колоссальную закалку.

Безусловно, мне приходилось наказывать студентов. Но я всегда исходил из того, что курс – это одна семья. В ней может происходить все, что угодно. И это может не нравиться мне. Нормальная практика. Насколько это было возможно, я не позволял лезть кому-то в свою семью. Всегда говорил, что разберусь и накажу сам. И любое воздействие извне пресекал. За курсантов становился горой. Какой-то преподаватель или какой-то другой офицер не мог сказать плохого слова о моем курсанте. Не мог потому, что получал от меня по полной программе.

В плане наказаний я не был жесток. Просто это сложный педагогический момент. Нужно учитывать индивидуальные особенности ребят. Кому-то лишение увольнения кажется трагедией. Для кого-то наряд – смерть. Разные люди – разные реакции.

В Академии я в итоге отработал с 1993-го по 2011-й. 18 лет. Из них девять в должность замначальника курса и еще семь в должности начальника курса. Два года учился в аспирантуре. Хотел попробовать себя в роли преподавателя «Гражданского права». Учился и параллельно преподавал. Великолепный опыт. Студенты замечательные. Но после я понял, что преподаватель из меня слабый. А этого совсем не хотелось. От работы нужно получать кайф, и делать ее качественно, не занимая чьего-то места.

– Вместе со всем этим ты занимался журналистикой.

– Каждый день к утренней физзарядке в училище я добавлял себе 500 метров, чтобы забежать в киоск Союзпечати. Покупал «Прессбол» и «Спорт-Экспресс». Получался кросс в 7500 метров.Потом спокойно шел на лекцию читать, зная, что потом ее перепишу.

А сотрудничать с телевизионщиками мы начали совершенно удивительным образом. Каждый по-своему это воспримет, но я ничего не скрываю. Я смотрел много спорта, восхищался комментаторами, мечтал о подобной работе. Честно тебе скажу, для меня, например, Сергей Юрьевич Новиков – это просто классик. Классик нашей спортивной журналистики. Человек, с которым я ассоциирую гандбол. Человек, который в моем понимании, комментирует гандбол лучше всех на свете.

Не помню уже точно, но мне иногда говорят, будто в наш эфир постоянно звонил молодой Саня Цвечковский и выигрывал все викторины

И вот я думал, как бы попасть на телевидение. Но понимал, что просто не могу. Все же я служил. И делал это не просто так. В какой-то период поставил себе четкую цель – обязательные 20 лет выслуги. В итоге ее накопилось 22 года.

И вот 1999 год. Какое-то мероприятие. Сидим мы с моим начальником курса за столом. А фоном по телевизору идет какой-то спорт. И я говорю начальнику: «Вот здорово бы это все поработать». – «Тебе это нравится?» – «Конечно!» Безумно!» – «Так… Давай-ка я сейчас позвоню одному своему товарищу». Позвонил, говорит: «Володя, тут есть один паренек. Мой зам. Нравится ему телевидение, хочет посмотреть, что это такое. Может, ты бы ему показал. А? Вдруг получится».

Положив трубку, начальник скомандовал: «Завтра подъезжай на Макаенка. Созвонишься с человеком. Его зовут Владимир Борисович Шпитальников. Встретит тебя. Все объяснит». На следующий день я приехал. Меня встретил Алексей Михайлович Супонев. Завел в дирекцию. В тот же день они с Ириной Тимохиной поехали снимать сюжет про художественную гимнастику и взяли меня с собой.

Примерно тогда же мы познакомились с Юрой Турейко. Он работал на радиостанции «Мир». И как-то предложил мне стать ведущим спортивных новостей. Я согласился. Не помню уже точно, но мне иногда говорят, будто в то время в наш эфир постоянно звонил молодой Саня Цвечковский и выигрывал все викторины. Вполне возможно, ведь он смотрит практически весь спорт.

Прошло года три. Игорек Коленьков тоже работал на «Мире». Мы сдружились. Коленьков как раз перешел на СТВ. И вот однажды мы встретились. Он: «Серый, ты как?» – «Ну, вот, спортивные новости». – «Слушай, мы тут, на СТВ, решили замутить одну программу. Рабочее название – «Столичный футбол». – «Здорово». – «Хочешь поучаствовать?» – «Конечно!»

Меня завели в дирекцию спортивного вещания СТВ. Там мы познакомились с Зинаидой Александровной Рунц, Николаем Ходасевичем, тогда еще юным натуралистом, Андрюхой Королевым, Анжеликой Урман, Танюхой Копанцовой, которая уехала после в Испанию, Мартой Скавинской. Душевнейший, в общем, коллектив. Никогда в жизни не забуду. Было здорово.

Помню, как снимали первый выпуск «Столичного футбола». В кафешке на площади Победы. Стол такой простецкий. Вокруг посетители. Сзади какую-то сетку повесили для фона. Просили людей не лезть в камеру. Они заходили кофе попить. Пальцами показывали, чтобы тише были по возможности. Вот такая обстановка.

Перед записью общались с Игорем. Он: «Серый, надо как-то красиво закончить. Давай придумаем». Вот мы и придумали, причем без мучений: «Любите футбол, смотрите футбол, играйте в футбол и при этом обязательно будьте здоровы». Просто родилось. Мгновенно. Я многие годы ассоциировался с этой фразой. Футболисты и тренеры встречали меня: «О, «Любите футбол, смотрите футбол» приехал».

Коленькова не забуду никогда. Светлая ему память. Человек, о котором в принципе нельзя было сказать ни одного плохого слова. Ни одного! После смерти Игоря читал отзывы на соответствующие новости. И кое-где натыкался на фразы вроде «Коленьков – плохой комментатор» и т.д… Честно тебе скажу, когда в интернете писали плохое про Коленькова, хотелось убивать. Растерзал бы.

Когда Коленьков умер, мне было так хреново… В жизни ничего подобного не ощущал

Серьезно, для меня нынешняя культура интернет-комментариев неприемлема. Это мрак. Я воспринимаю мнение конкретного человека. Человека, который не прикрывается ником, который ничего не боится, который смотрит в глаза. А то мат-перемат, псевдонимы, дикий ужас. Я не позволю себе высказаться по-хамски о человек, которого не знаю. И нынешняя система интернет-комментариев по большей части – просто компенсация комплексов и сокрытие своего страха. А мне разговаривать с трусами не о чем. Думаю, если у человека есть претензии к журналисту, допустим, телеканала «Беларусь-5», то он при помощи все того же интернета может найти телефон нашей дирекции и позвонить. Я его выслушаю и поблагодарю за звонок.

Ладно, отвлекся… Игорь… Когда Игорь умер, мне было так хреново… В жизни ничего подобного не ощущал. В тот день игрался финал Кубка Беларуси. «Минск» против «Динамо». Поехали на стадион. Удивились с Колей Ходасевичем, что Игоря нет. Вроде, виделись за три дня до того. Он обещал приехать: «Приеду, пацаны, приеду». Отработали матч. Отработали вроде неплохо. Мне даже самому понравилось. Я спускаюсь к бровке, возле которой стоит Коля. Смотрю, к нему подходит Андрюха Королев. Что-то говорит. И тут Хадос меняется в лице. Улыбка исчезает. Человек становится просто никаким. После Коля сообщает мне…

Ну, и все. Дальше–туман. Мы собрались, уехали из Жодино в Минск. Тогда еще у Сани Дмитриева умер лучший друг. Мы созвонились, пересеклись, я сообщил жене, что Игорька не стало. Они были знакомы. Домой не поехал. А дальше… Дальше просто пить. Потому что мыслей в голове не было вообще никаких.

Коленьков… Коленьков – человек, который сплотил всю нашу компанию на СТВ. Идешь, бывало, на работу, звонишь ему: «Игорек, я подхожу». – «Давай, я выйду, покурим, я тебе кофе принесу». И после стоишь на воздухе и общаешься целый час. Притом что виделись каждый день. Помню, приходишь на любое мероприятие, а стол уже накрыт. Игорь обо всем позаботился. «Сколько мы тебе должны?» – «Да, Серый перестань, в следующий раз ты угостишь». В следующий раз приходишь, а поляна уже готова. Игорь все сделал: «Серый, только не надо, перестань, не надо никаких денег».

В общем, «Столичный футбол» занимает особое место в моей жизни. В свое время мне пришлось покинуть проект. Все очень просто. Причина – в службе. Я не имел права параллельно работать еще где-то. Первое время руководители Академии закрывали глаза на мое увлечение. А после на СТВ дали понять, что просто так, на общественных началах, быть ведущим я не могу. Меня нужно было оформлять. А права подписывать договор я не имел.

В итоге четыре года меня не было на телевидении. После мы встретились с Зинаидой Александровной Рунц. Она сказала: «Ну, как ты, дружище, созрел?» А мне было уже 39 лет, имелось 22 года выслуги. Конечно, ответил, что созрел. Мечту не оставил. В итоге состоялся разговор Рунц со Шпитальниковым – после меня пригласили на БГТРК. Да, в какой-то степени я сам напросился, но предложение действительно поступило. Такое, от которого я не смог отказаться.

– Твой любимый анекдот про милицию?

– Не буду рассказывать. Из оставшегося чувства корпоративной этики. Не обижайся. Хотя, честно, друзей, с которыми служили, при встрече могу стебануть. Мне сейчас уже 43 года. Два года до пенсии. Я уволился подполковником. Практически все мои коллеги и сокурсники либо уже отслужили, либо стали очень серьезными людьми. Поэтому я обычно встречаю их фразой: «Салют, пенсионеры».

Честно, от службы у меня остались некоторые привычки. Владика Татура, нашего самого молодого комментатора, иногда в шутку называю бойцом.

Всем нам надо быть добрее

Помню, ребята с СТВ по поводу службы порой стебали. Рассказывали, будто мне перед эфирами «Столичного футбола» затирали след от фуражки на лбу. Но это фантазии. След от фуражки проходит быстро. На первом этапе работы на СТВ говорил Зинаиде Александровне Рунц: «Разрешите, я пойду», «Оставить». Она чуть с ума не сходила: «Заканчивай ты со своими ментовскими словечками!» Сейчас этого уже нет. Отвык.

В целом служба оставила хорошие привычки. Я всегда выполняю обещанное, каких бы неудобств это мне ни стоило. Всегда выгляжу опрятно. Одежда не должна висеть на офицере, как на вешалке. Думаю, этот принцип будет полезен не только военным. Плюс служба научила меня одной очень важной вещи. Коллектив – это главное. И в Академии, и на ТВ мне повезло с хорошими людьми. Работать интересно. Подлецов и негодяев, которых, честно скажу, я не понимаю и просто ненавижу, вокруг нет.

В общем, всем нам надо быть добрее. Любите футбол, смотрите футбол, играйте в футбол и при этом обязательно будьте абсолютно здоровы.

Фото: Надежда Бужан, из личного архива Сергея Мацкевича

Другие посты блога

Все посты