Уволенная после поддержки протестов триатлонистка нашла себя в Москве – на пути были зарплата в 65 долларов, истерики, алкоголь и ковидная больница
Новую жизнь помог начать незнакомец из мира спорта.
Валентина Зеленкевич снова занимается любимым делом.
Чемпионка Беларуси и член национальной сборной по триатлону Валентина Зеленкевич стала одной из первых спортсменок, кто летом прошлого года пострадал от своей гражданской позиции. 21-летняя девушка еще в августе разместила у себя в Instagram фото с бело-красно-белым-флагом на одном из маршей, выразила свою солидарность с беларусским народом, а позже, несмотря на свои заслуги и перспективы, оказалась не нужна клубу Tristyle, за который выступала на протяжении двух лет. Основатель клуба и директор РЦОП по велоспорту Дмитрий Толкачев заявил девушке, что сотрудничество с ней прекращено. Но даже трудовую Зеленкевич забирала с большим трудом. В СМИ же Толкачев заявил, что никакой политической подоплеки в увольнении Валентины нет – с девушкой просто решили не продлевать контракт.
После ухода из клуба Зеленкевич на какое-то время оказалась вне профессионального спорта, участвовала в маршах и акциях Свободного объединения спортсменов. Но в середине октября решила переехать в Москву и начать новую жизнь. Правда, сперва девушке пришлось пережить несколько мучительных месяцев: отсутствие постоянного места жительства, зарплата в 65 долларов в месяц, истерики и алкоголь. Но сейчас это позади: Зеленкевич нашла стабильную и хорошо оплачиваемую работу тренером по плаванию в одном из российских триатлонных клубов и снова участвует в соревнованиях. Ну а о том, что происходило в последние месяцы, как воспринимает ситуацию в Беларуси и почему изменила свое отношение к SOS BY, Зеленкевич рассказала в интервью «Трибуне».
– Когда в конце августа ты потеряла работу, что было у тебя внутри?
– Как только вышла из кабинета директора РЦОП, узнав, что меня не хотят больше видеть в клубе, честно признаюсь, не знала, что делать, кому звонить, с кем поделиться. Я не плакала, не истерила, но пребывала в настоящем шоке. Плюс, конечно, был страх перед неизвестностью, потому что не знала, как дальше будут складываться дела. Всю сознательную жизнь занималась спортом, в триатлоне нашла то, чего мне не хватало, – динамику, движение и так далее, – а тут оказалась вне любимого дела, и все это для меня стало определенным ударом. Лишь когда чуть окрепла в моральном плане, решила для себя, что обязательно вернусь в триатлон. А заодно докажу, что я не привязана к определенному клубу, тренеру. Ведь были люди, которые мне писали, что без клуба Tristyle и тренера Дмитрия Толкачева я – ноль без палочки. Да, объективно, в Минске мне многое дали, предоставили условия для роста и тренировок. Но, переехав в Москву, я начала добиваться этого сама – и сейчас как раз занимаюсь любимым делом.
– Тогда, рассказав о подробностях своего расставания с Tristyle, ты столкнулась с критикой от людей, с которыми ты вместе выступала. Они заявляли, что ты якобы всех обманываешь, и грозились «рассказать правду».
– Мы этой «правды» так и не дождались. Хотя уже когда я переехала в Москву, мне писали из клуба, говорили, что на меня собирают информацию, скоро все обо мне расскажут. Я сама ждала, было интересно, какую они представят версию моего ухода из клуба. Но, как видим, ничего эти люди не представили, тема заглохла.
Кстати, была такая история, что Толкачев с соучредителем клуба Захаром Плодуновым записали видео, на котором между собой обсуждали, какая я плохая. Потом ссылку на ролик распространяли во внутреннем чате, рассылали по почте участникам «Tristyle» – а в открытый доступ так и не выпустили. Смешно на это смотреть.
– Чем занималась после потери работы?
– В то время я могла продолжить тренироваться под руководством какого-нибудь специалиста. Но тренеры работают в РЦОП, директором которого является Толкачев, а пересечение с ним, как ты понимаешь, было уже невозможно. Поэтому я ушла в работу тренером по плаванию, благо за месяц до выборов открыла ИП. Пошел активный прилив клиентов, в том числе потому, что многие хотели меня поддержать, выразить солидарность. Соответственно, у меня появился заработок, удалось кое-что накопить, что помогло мне прожить какое-то время в Москве. Если бы не было этой подушки, то, определенно, в России быдло бы труднее.
– Ты еще и сайт свой запустила.
– Такие времена – быстрых решений. Раньше жила по графику дом – тренировка – работа, ни о чем не думала, о будущем не размышляла, реализовываться в чем-то другом не было желания и стремления. Но в какой-то момент все-таки решила открыть ИП, работать тренером по плаванию. И в итоге все это мне помогло на новом жизненном пути. Пришло осознание, что, выйдя из зоны комфорта, могу делать больше, чем раньше.
– Где ты тренировала?
– В бассейне БГУФК. На удивление, несмотря на мою гражданскую позицию и историю с РЦОП, никто не создавал препятствий для работы. Как ИП я заключила контракт с бассейном и спокойно трудилась.
– Остаться в триатлоне тебе помог Беларусский фонд спортивной солидарности.
– Да, они мне проспонсировали покупку велосипеда, а это, как ты понимаешь, для триатлона неотъемлемая вещь. Это, по сути, мой первый в жизни собственный велосипед – раньше я тренировалась на клубном, который после моего ухода из Tristyle забрали. Тот, который у меня есть сейчас, без колес стоит почти 3,5 тысячи долларов. Сколько с колесами, даже не могу сказать.
– В середине октября случился, наверное, поворотный момент в твоей жизни – переезд в Москву.
– Я понимала, что в Минске все временно, нужно задумываться, что будет дальше. Потихоньку начала узнавать, куда можно уехать, какие вопросы с границами. Если уезжать на Запад, то это проблемы с языком, жильем, работой. Предлагали перебраться в Турцию, но это тоже другой язык, менталитет. Так что в первую очередь думала о таком варианте, как Москва, к тому же в российской столице есть триатлон-центр. Закидывала удочку в этом направлении. А в один из дней мне позвонил мужчина, имя которого я не хотела бы раскрывать, и предложил помочь с переездом в Москву. В тот же вечер я встретилась с ним, обсудила все детали, и уже в три часа ночи мы выехали из Минска.
– Позвонил тебе абсолютно незнакомый человек? Как он тебя нашел и почему именно тебе решил помочь?
– С его слов, он узнал о моей ситуации в интернете, прочитал интервью и решил помочь. Почему именно мне, не знаю, если честно. Мне кажется, у человека была возможность помочь, и он ею воспользовался. Перед отъездом я попросила о встрече, потому что мне важно было понять, что это за человек. Хотела почувствовать, можно ли ему доверять.
– Он как-то связан со спортом?
– Да, связан. Еще могу сказать, что это беларус, у которого есть российское гражданство. Он мне сказал, что поможет оказаться в Москве, окажет еще какую-то помощь, но затем я должна буду выбираться сама. А то некоторые думают, что я поехала в Москву на все готовое. Нет, это совсем не так.
На встрече с этим человеком я спросила, сколько у меня есть времени на раздумья. Оказалось, что всего пару часов. В общем, я дала согласие, взяла такси, поехала к маме и сказала, что поеду в Москву, буду там, если удастся пересечь границу. Если не удастся, то на попутках вернусь в Минск. В общем, я попробую, а там уже как сложится. Рассчитывала вернуться ненадолго через неделю, поэтому из вещей ничего с собой толком не взяла, уехала, грубо говоря, с рюкзаком. И первое время в Москве я ходила в осенней одежде, даже когда уже было реально холодно, потому что купить что-то потеплее у меня не было возможности.
– Этот мужчина, что помог тебе переехать в Россию, за свою помощь что-то попросил?
– Я сразу спросила, что я должна за эту помощь, буду ли должна в будущем. Понимаю, что какой-то взаимообмен должен быть. Мне твердо сказали, что ничего не нужно.
– Как удалось пересечь границу, которая с российской стороны закрыта?
– С большим трудом. Легенда о том, что едем в Россию на похороны бабушки, не прокатила, в итоге на границе нас развернули. Договориться не получилось. Я уже сказала человеку, что, наверное, буду возвращаться в Минск. Но решили прикинуть еще варианты. Я начала спрашивать у таксистов, которые были недалеко, как решить вопрос. Все очевидно: такие проблемы решаются с помощью денег. Нашелся человек, который в итоге и помог. Цена? 200 долларов. Все это было с большими приключениями, пришлось передвигаться и на машине, и на лодке. На российской стороне мы оказались где-то в час дня. Это при том, что выезжали из Минска в три ночи. Понятно, что до России столько не едут.
– В Москву ты приехала в пустоту?
– Да. Первый месяц пряталась, боялась, что моя ситуация приведет к каким-то нехорошим последствиям. Учитывая, что еще осенью в Минске к моей квартире приходили непонятные люди, все могло быть. По прошествии месяца ощутила панику, страх, не понимала, что будет дальше со мной, как жить в незнакомом городе. Накрыло очень сильно. Но человек, который мне помог переехать, в какой-то степени смотивировал меня и помог не застрять в эмоциональной яме. Он поставил передо мной жесткие рамки, благодаря которым я достаточно быстро начала двигаться, что-то искать, пробовать. Человек сказал мне буквально следующее: «У тебя есть месяц, чтобы найти работу, квартиру, как-то встать на ноги, иначе ты вернешься в Минск». В итоге я нашла себе работу инструктором в бассейне. Условно говоря, сидела и следила, чтобы никто не утонул. График был такой: два дня в неделю по восемь часов. За месяц у меня выходило всего 4800 российских рублей (65 долларов – прим. Tribuna.com). Плюс я обязана была проводить иногда пробные бесплатные тренировки, что для меня вообще было непонятно. Я на обед ходила и могла потратить максимум 300 российских рублей, хотя в Москве чашка кофе столько стоит. Я думала: «Боже мой, какая квартира с такой зарплатой? А еще же нужно на что-то поесть, что-то купить по женской части».
– Где ты жила?
– Первое время ночевала в том числе и в хостелах. Легко и просто не было. Потом наконец-то нашла себе более-менее оплачиваемую, по сравнению с прошлой, работу, зарабатывала по 16 тысяч российских рублей (220 долларов – прим. Tribuna.com), плюс у меня был определенный финансовый запас еще из Минска. Сняла себе однокомнатную квартиру, но уходило на нее критически много – 35 тысяч в месяц. И это не в самой Москве, а в Красногорске (город, примыкающий к Москве – прим. Tribuna.com). При этом, чтобы снять квартиру, везде нужно вносить залог за полгода вперед. Если ты не проживешь там этот срок, то залог тебе не возвращается. Каким-то чудом мне удалось договориться на оплату только трех месяцев, потому что я понимала, что на большее у меня просто нет денег.
Ближе к марту дела наладились, я уехала из Красногорска и начала искать новое жилье. Пока искала, жила не пойми где: то в хостеле, то еще где-то. Сейчас снимаю «однушку» недалеко от студии, в которой работаю. Студия находится на велотреке, район Крылатское. Моя нынешняя работа тренером по плаванию позволяет жить и арендовать квартиру.
– Ты сейчас живешь одна?
– Да. Бывают периоды одиночества, опустошенности, грусти, но я стремлюсь к самодостаточности в душевном и эмоциональном плане, работаю над этим. В финансовом плане сейчас все хорошо.
Скучаю по своей собаке, даже есть мысли кого-то завести себе :). Хотя многие советуют завести не собаку, а парня. Может, это и хороший совет, но не все так легко в жизни, как хотелось бы. Не каждый готов со мной справляться. Не встретила такого человека, который заинтересуется мной и будет готов прочитать инструкцию по эксплуатации :). К тому же я стремлюсь сейчас к самодостаточности. Не в финансовом плане, а прежде всего в моральном и эмоциональном.
– Собираешься навестить Родину?
– У меня есть определенные незаконченные дела на Родине, и чтобы съездить в Беларусь, нет никаких проблем. Просто понимаю, что если поеду туда, то могу остаться на определенный срок. Мне даже интересно: загребут ли меня, если вернусь в Беларусь? Понимаю, что я ничего плохого, по сути, не сделала, но есть мысли, что каждый ответит за то, что выступил против власти. При этом в Москве у меня работа, клиенты, и если меня оставят на Родине, то я подведу людей в России. А этого не хотелось бы.
Впрочем, в Беларусь мне все равно нужно. Во-первых, необходимо получить визу. Плюс у меня скоро день рождения. Думаю либо самой поехать к родным и отметить праздник, либо оплатить им дорогу и ждать их в Москве. Так что посмотрим.
– В одном из интервью ты говорила, что после переезда в Москву тебя так колбасило, что ты лежала на полу и билась в истерике. Неужели все было настолько тяжело?
– Понимаешь, у меня есть подтвержденные особенности в плане психического здоровья. Ходила к психиатру, мне назначили лекарства, в том числе антидепрессанты, которые помогают регулировать биохимические процессы в мозгу. У меня пограничное расстройство личности. Когда наступает какой-то критический момент, мне становится очень тяжело, меня нужно вытаскивать.
В Москве у меня в ноябре-декабре наступил настоящий депрессняк. Впадала в истерику. Не видела смысла утром вставать с кровати, могла целый день лежать. Принимала холодный душ, а потом лежала на подоконнике и мерзла, то есть шел процесс самоуничтожения. Раньше никогда не употребляла алкоголь, а тут он появился в моей жизни. Та же история с сигаретами. Была неконтролируемая злоба, гнев, обида, слезы. Я теряла сама себя. Было действительно сложно и страшно.
– Но ты же в запой не уходила?
– Я не умею напиваться до такой степени. Некоторые мне советовали напиться, но у меня внутри стоит блок, который определяет грань. К тому же алкоголь лишь провоцировал мои истерики.
– Ты к психологу обращалась?
– Нет. Во-первых, это дорого. Я бы не смогла оплатить услуги психолога. Во-вторых, когда все очень плохо, нет сил, нет ресурсов, чтобы копаться в себе и изнутри все доставать, рассказывать об этом. Был период, когда нужно было, чтобы все вышло со слезами, с истериками. Постепенно я переходила из зоны паники в зону роста. Просто для этого нужно было время.
– В конце года ты еще и заболела коронавирусом.
– Да, причем в тяжелой форме. Как уже сказала, даже в холодную погоду ходила в легкой осенней одежде, после работы могла с мокрой головой выйти на улицу. Что-то теплое в Москве купить не могла, а из Минска что-то мне прислала мама, но этого не хватало. Ослабился иммунитет, сказался стресс, и я заболела. Неделю мне было плохо, потом я все-таки вызвала скорую, но она приехала на следующие сутки. Меня забрали в подмосковные Люберцы. Это страшное место, если честно. Стоит больница, куда свозят больных коронавирусом, рядом с ней – морг. Но, знаешь, было, скорее, не страшно, а в первую очередь больно. Я не думала ни о чем, кроме боли.
Была еще проблема в том, что я уехала в больницу без личных вещей. Но люди увидели мои стори в Instagram, поняли, где я нахожусь и в каком состоянии, начали писать, спрашивать, нужна ли какая-то помощь. Чужие мне люди передавали какие-то вещи, вплоть до бальзама для волос. Так как в больнице кормили плохо, то передавали и еду. Со мной лично никто не встречался, потому что больница – это закрытая зона, но все равно в пакетах передавали вещи. Честно, это было удивительно и очень приятно.
– Ты писала, что у тебя было даже поражение почек.
– Левая оказалась уже, чем правая, развился острый пиелонефрит. Плюс была поражена печень.
– Сколько времени ты провела в больнице?
– Полторы недели. Под конец пребывания в больнице я активно доказывала врачам, что у меня ничего не болит, мне не нужно лечение, меня можно отпустить домой. Со мной лежали пациенты в очень тяжелом состоянии, и было страшно за ними наблюдать. Кашель, крики, люди стонут, задыхаются. К тому же свет никогда не выключался. Было такое ощущение, что я нахожусь в психушке. Понимала, что в больнице я больше вяну, чем выздоравливаю. Была достаточно активной в своих требованиях отпустить меня, постоянно дергала медсестер, заведующую, говорила, что на мое место и так есть кого класть, а у меня анализы хорошие. Врачам проще было меня отпустить, что они и сделали.
– Так как ты не гражданка России, платила за лечение?
– Перед тем, как лечь в больницу, получила регистрацию в Москве, а гражданам Беларуси в таком случае медицинская помощь оказывается бесплатно.
– Не поверю, что в свете этих испытаний у тебя ни разу не проскакивало желание все бросить и вернуться в Беларусь.
– Не скажу, что были прямо такие мысли, что вот сейчас последняя капля – и все, я возвращаюсь. Тоска и грусть была, я писала в соцсетях о чувстве обиды. Плюс я скучаю по родным. Но куда мне возвращаться? Для чего? В Минске я точно так же снимала квартиру. К тому же сейчас зарабатываю больше, чем могла бы получать в Беларуси. Сейчас у меня условия для работы такие, которые мне бы никто не предоставил на Родине. Хотела доказать себе и остальным, что я сама по себе боевая единица, при этом не важно, где нахожусь.
– Когда ты более-менее уверенно встала на ноги и почувствовала себя легче в Москве?
– Думаю, в марте. До того мне в Instagram написал один российский триатлонист, спросил, не хочу ли я его потренировать. Я без задней мысли согласилась. Он сказал, что все-таки шутит, но клиент для меня все равно есть, его нужно подтянуть в плавании. Этот парень, как позже оказалось, член моего нынешнего клуба. Он познакомил меня с нужными людьми, они посмотрели на мою работу, грубо говоря, я прошла тест на профпригодность, руководитель пообщалась со мной, и с 1 марта я официально начала работать в клубе.
– Тема твоей гражданской позиции и ситуации, из-за которой ты ушла из Tristyle, поднималась?
– Если захотеть, можно все посмотреть в моих соцсетях, все проанализировать. Думаю, если бы для будущего работодателя моя гражданская позиция была проблемой, вряд ли бы на меня обратили внимание. В общем, эта тема не поднималась. Но я знаю, что те, на кого я сейчас работаю, все прекрасно понимают и даже в какой-то степени меня поддерживают.
– Ты вернулась в профессиональный триатлон?
– Вообще, профессионализм, как по мне, это в первую очередь про отношение к любому делу. А статус профессионала дает нахождение в сборной. В Беларуси я считалась профессионалом, потому что была членом сборной. В России в этом плане я профессионалом стать не смогу – от беларусского гражданства отказываться не собираюсь. Но, с другой стороны, мой профессионализм и опыт все равно растут.
25 апреля приняла участие в первом своем соревновании после переезда. В конце мая будет старт в Геленджике. В принципе, на сезон у меня распланированы соревнования, я тренируюсь, работаю. По сути, можно сказать, что добилась того, чего хотела. За полгода сделала огромный скачок в своем развитии, в том числе благодаря тем жестким рамкам, которые были поставлены передо мной. У меня просто не было выбора, кроме как расти.
– Как ты выступила на своем первом после перерыва соревновании?
– На московском турнире «Весенний гром-2021» пробежала полумарафон, среди девушек заняла второе место, но меня дисквалифицировали. Из полутора тысяч участников такому наказанию подверглась только я. На протяжении недели пыталась выяснить, что же все-таки произошло, пыталась достучаться до организаторов, до судей. В итоге в протоколе меня восстановили. Правда, с пометкой «вне конкурса». Позже эту пометку убрали, но результат официально пока все равно не засчитали. Потом узнала, что у моего клуба были терки с одной девчонкой, женой организатора старта. Я обогнала эту девчонку, а она подала протест, доказывала, что я якобы срезала дистанцию. Почему-то ее доводы приняли – меня дисквалифицировали. Я потребовала предоставить доказательства среза, но ни организаторы, ни судьи не смогли этого сделать, и под моим напором сдались и восстановили меня в протоколе.
– Когда следующий старт?
– 16 мая состоится Московский полумарафон, куда, насколько знаю, приедут и беларусские бегуны. Возможно, приедут и те, с кем я выступала за Tristyle. Меня некоторые по этому поводу спрашивают, с какими чувствами жду этой встречи. У меня какое-то безразличие, если честно. Если увижу кого-то, то спокойно поздороваюсь – и на этом все. Я и так уже многое всем доказала.
– После августовских событий у тебя был какой-нибудь разговор с твоим бывшим тренером Толкачевым?
– Нет, вообще не пересекалась с ним, не общалась. Хотя он был для меня авторитетом, у нас были доверительные отношения, мы вместе через многое прошли. Но сейчас мне кажется, я была для него каким-то проходящим человеком. Есть я в его жизни и карьере, нет меня – это для Толкачева не особо и важно. Хотя для меня его отношение ко мне, то, что он меня выгнал из клуба, стало настоящим шоком.
– Ты следишь за тем, что происходит сейчас в Беларуси?
– Конечно, в курсе событий, но стараюсь абстрагироваться от всего, не углубляюсь. Во-первых, учитывая все мои особенности со здоровьем, не стоит смотреть часто новости, читать о происшествиях. Во-вторых, для меня сейчас в первую очередь важно то, что происходит там, где я нахожусь. Все, что я могла сделать, находясь в Беларуси, сделала. Сейчас, будучи в Москве, по сути, людям на Родине помочь ничем не смогу. А устраивать показушные вещи, цирк с моей стороны будет глупо. Что имею в виду? Комментарии, лайки, репосты «в знак солидарности».
Вот эти челленджи свободных спортсменов… Мне не очень приятно на это смотреть. Раньше я сама принимала участи в акциях SOS BY, потому что хотела показать, что спортсмены действительно с народом, они переживают. И все это увидели, поняли, что есть компания, где собраны честные спортсмены, которые не продадутся и не будут наклоняться перед системой. А те же челленджи – это, скорее, какой-то хайп, ни на что не влияющая движуха. Не знаю, зачем устраивать эти показушные голодовки. По-моему, все это смешно. Выше головы не прыгнешь, все, что можно, спортсмены уже сделали. Уверена, все и так придет к тому, к чему мы идем. Это дело времени, а сколько его нужно, не знаю. Повторюсь, любые челленджи, лайки или репосты на народ не повлияют так, как влияли раньше, в прошлом году. Поэтому все это мне не импонирует, как бы эгоистично с моей стороны это ни звучало.
– Та же голодовка Андрея Кравченко была направлена на солидарность и поддержку политзаключенных.
– Да, я понимаю. Но кому-то он сделал лучше? ОК, показал, что он может продержаться, молодец. Но что это изменило? Ничего. Я бы тоже могла устроить голодовку. Но для чего? Чтобы мне люди написали, какая я молодец, чтобы мне порукоплескали. Однако при этом я бы угробила свое здоровье, а результатов никаких бы это не принесло.
Кстати, меня многие спрашивали, почему я в соцсетях не поддерживала, например, Лену [Левченко], не делала записи. А толку от этого? Если я хочу, я ей напишу лично. А все остальное – это чистой воды показуха, как по мне. Я попыталась объяснить свою позицию тем, кто меня критиковал за то, что раньше я активно выражала позицию, а сейчас молчу, но не все, к сожалению, меня поняли. Думают, что я свою жопу уволокла в Москву, поэтому мне уже ничего не нужно. Нет. Просто, во-первых, у меня есть чем заниматься, кроме как записывать стори. Я переехала в другую страну, мне нужно было выживать, искать возможности строить заново жизнь. А во-вторых, не думаю, что какая-то запись в соцсетях «в знак солидарности» как-то изменит ситуацию в Беларуси.
Есть люди, которые что-то делают в борьбе с режимом, но не говорят об этом. А есть те, кто активно ведет соцсети, показывая, что продолжает борьбу. Мне кажется, это направлено на самоудовлетворение, на то, чтобы показать свою причастность к движению. По большому счету, это просто сотрясание воздуха, не приводящее к результату. Не вижу смысла во всем этом. Тот же SOS BY иногда делает полезные вещи – собрались, кому-то помогли. А иногда их действия – это чисто для развлекухи, чтобы люди не переставали ставить лайки. Хештеги какие-то, челленджи… Это все уже не работает.
– Раньше ты более жестко высказывалась о событиях в Беларуси. Сейчас смирилась?
– Когда должна была жестко высказываться, тогда это делала. А если бы продолжала это делать сейчас, то это было бы похоже на размазывание темы. Это было бы банальным сотрясанием воздуха. Все нужно делать вовремя.
По большому счету, все посты свободных спортсменов – это одно и то же, одни и те же слова, убеждения и мысли. Читаю новости и вижу, что атлеты пошли по второму, по третьему кругу. Нет ничего нового, и это выглядит как-то глупо.
– По-твоему, лучше вообще молчать?
– Какие-то актуальные события стоит обсуждать. А вот те вещи, которые уже миллион раз обмусолили, не стоит лишний раз перетирать. Не вижу в этом смысла. Конечно, я не за то, чтобы вообще молчать, но если говорить, то делать это вовремя.
Фото: из личного архива Валентины Зеленкевич