Азаренок такого не покажет. Автор «Трибуны» – о 15 сутках на Окрестина и в Барановичах (без наркоманов, зато в конюшне)
Воспоминания спустя неделю после освобождения.
Как не думать о тех, кто прямо сейчас сидит ни за что?
23 июня утром от коллеги пришло сообщение: «Ну что, неделя на воле. По такому случаю можно и тортик купить». Вроде и смешно, а вроде и не очень. Вот уже неделю я с ребенком и женой, ем что хочу, иду куда хочу и делаю что хочу. Но постоянно ловлю себя на мысли, что прямо сейчас, прямо в эту минуту, сотни беларусов находятся под стражей по политическим мотивам. Как мой коллега Саша Ивулин, у которого на балконе якобы нашли БЧБ-флаг, только кроме милиции его никто не видел. Как капитан из Новополоцка Егор Емельянов, 11 августа публично отказавшийся работать в милиции. Он переехал в Минск и устроился фитнес-тренером, мы делали интервью незадолго до того, как Егору дали 30 суток по двум надуманным протоколам, а потом продлили арест еще на 10 суток якобы за сопротивление бывшим коллегам.
Отбывает наказание без вины и гандбольный тренер Константин Яковлев, приехавший в Барановичи встречать меня после 15 суток ареста.
Пока кто-то наслаждается летом, множество людей находится в условиях, которые сложно назвать человеческими. Возможно, вы скажете, что сейчас наслаждаться летом невозможно из-за жары? Тогда представьте, что творится в камере, где вместо четырех арестантов сидит 20, и вентиляционное окошко или приоткрыто, или вовсе затворено?
Вот что за 15 дней ареста я увидел на Окрестина и в Барановичах.
С КЕМ Я СИДЕЛ (НАРКОМАНЫ? ПРОСТИТУТКИ?)
Более полугода я десятками слушал истории о том, как люди за свои взгляды попадали за решетку. О том, через что беларусы проходили в местах лишения свободы. При многочисленных вариациях неизменным был один мотив: каждый собеседник отмечал, что благодаря обстоятельствам познакомился с фантастическими людьми. Что ж, теперь могу подтвердить и от себя лично.
Вот с кем мне удалось посидеть за 15 суток: около десятка айтишников, два историка, лидер Объединенной гражданской партии Анатолий Лебедько, владельцы фирм, специалисты, занимающиеся исследованиями и анализом работы БелАЭС, солист Белгосфилармонии, один из топовых кондитеров страны, композитор. Были и представители рабочих профессий: заводчане, таксисты, водители. Возрастная разбежка – от 20 до 40 лет. По сути, это те, кто строит будущее Беларуси, кто хочет справедливости, человечности и законности для себя и своих соотечественников.
Отбывающие арест ищут спасение в таких же бедолагах, как они сами. У каждого – свои истории, своя философия. Но каждый убежден в том, что поступает правильно, а главное, по совести.
РАЗВЛЕЧЕНИЯ (ЗНАЕТЕ, ЧТО ТАКОЕ «БАНКА»?)
Главное развлечение на Окрестина и в Барановичах – общение с сокамерниками. Порой разговоры начинались сразу после подъема в шесть утра и велись до команды «Отбой!» в 22:00.
Благодаря нашим историкам и Анатолию Лебедько удалось пройти краткий курс истории современной Беларуси. Узнал много нового о том, как формировалось новое государство и как к власти пришли те, кто за нее не держится посиневшими пальцами.
Помимо разговоров еще один способ убить время – игры, известные каждому подростку. Традиционно – «Мафия». Если в Барановичах сформировать команду было невозможно, так как в камере нас было всего шесть человек, то на Окрестина желающих поиграть всегда имелось в достатке. Из почти 20 сидельцев в «мафиози» записывались сразу 10-11. «Мафия» после обеда, «Мафия» после ужина. Люди раскрывались, люди «рубились» в жарких спорах. Так и пролетало время – быстро и очень даже захватывающе.
Еще одна игра – «Банка». Суть проста: озвучивается буква, люди по очереди называют слова, которые начинаются на эту букву. Важнейшее условие – названный предмет должен помещаться в трехлитровую банку. Слон или самолет, например, не подходят. Отличная игра, чтобы освежить словарный запас!
Задержанным по политическим причинам (мы друг друга называли «особенные») не положены книги, газеты, кроссворды, блокноты, ручки. По сути, мы жили в полной изоляции, получая информацию лишь от новеньких, приходивших в нашу камеру.
УСЛОВИЯ В ИВС НА ОКРЕСТИНА (ЛУЧШЕ КРАСТЬ, ЧЕМ ХОДИТЬ С БЧБ)
Не знаю, что происходит в местах заключения по истечении недели с моего выхода (может, условия улучшились или, наоборот, ухудшились), поэтому расскажу лишь о том, с чем столкнулся сам.
1 июня, день задержания, я провел в Октябрьском РУВД в «обезьяннике» – закрытая продолговатая камера без окон, с постоянно включенным светом. Спасть можно было на бетонных выступах.
Лишь через 13 часов после задержания меня перевезли в изолятор временного содержания (ИВС) на Окрестина. Четырехместная камера с двумя двухъярусными кроватями. Перенаселения в первую ночь не случилось – сколько коек, столько и человек. Но спать пришлось на фанере. Матрасы, подушки, белье «особенным» не положены. Плюс постоянно включенный свет и так называемая «луна» – яркая лампа, находящаяся над входной дверью. Работала она круглосуточно и была направлена в камеру. Спасением были маски для лица. Натягиваешь маску на глаза – и это хоть какое-то спасение от света.
Утром 2 июня случилось первое уплотнение – к нам подселили двух «неполитических». Одного забрали, потому что спал на лавочке пьяным (в крови обнаружили 2,5 промилле), второго посадили за украденную в магазине бутылку водки. И тот, и другой (на вид им чуть больше 40 лет) не получили большого наказания: «соню» отпустили на утро, а вору дали штраф в две базовые. Ну понятно: в Беларуси лучше украсть бутылку, чем пронести флаг.
Шесть человек на камеру в ИВС – еще нормально. Места хватило всем. Тем более обстановка в помещении до крайности минималистична: две двухъярусные кровати, стол вдоль окна, лавочка около стола, раковина и кран с горячей (!) и холодной водой, туалет (не классический унитаз), огороженный стенкой.
Смех вызвало возмущение двух подселенных любителей горячительных напитков, когда они поняли, что даже им, уважаемым с точки зрения закона людям, в нашей компании не положены матрасы и прочие блага.
– А мы в камере не знали, куда девать матрасы. Я сам спал на двух и накрывался одеялом, голова лежала на подушке. Эх, как было хорошо, – загрустил один.
Впрочем, претензий из-за этого к политическим не было. Мы называли неполитических «котиками» и «элитой», потому что они могли рассчитывать на иное отношение.
В ИВС на третьем этаже было относительно тепло. Даже в байке особой надобности не было. Лишь по рассказам других задержанных узнал, что чем ниже камера, тем холоднее. На первом этаже – что-то вроде Северного полюса: ноги мерзнут, ведь обувь при входе в камеру необходимо снимать и надевать резиновые шлепанцы. Хотя доставались они далеко не всем, ведь на четырехместную камеру положены всего три пары.
После завтрака (о еде поговорим отдельно) начались суды. Из камеры постепенно уходили люди. В 12-м часу вывели и меня. Подробности того, как проходил суд, рассказывать не буду, но итог известен – 15 суток административного ареста за футбольный шарф в красно-белых цветах, который лежал на сиденье в личном автомобиле.
В качестве дополнительного подтверждения моей гражданской неблагонадежности почему-то были использованы штрафы за превышение скорости – к слову, все оплаченные. Судья констатировала, что против меня уже велись административные процессы, ну а раз так, то...
Обед я уже встречал в печально знаменитом центре изоляции правонарушителей, проще говоря – в ЦИП на Окрестина.
УСЛОВИЯ В ЦИП НА ОКРЕСТИНА (АЗАРЕНОК ЭТОГО НЕ ПОКАЖЕТ)
В четырехместной камере постепенно собралась наша компания, отсидевшая накануне сутки на ИВС, так что мы смогли продолжить знакомство. От разговоров ничто не отвлекало, так как новоприбывшим не положены ни обед, ни ужин. Случился разгрузочный день.
Чуть позже к нам подселили еще двоих, но вшестером жить можно. Разве что закрытое окно обрекало на духоту и отсутствие свежего воздуха. Обстановка в камере и на этот раз была аскетичной. Две двухъярусные кровати (на сей раз вместо фанеры металлические балки), между кроватями – стол и две лавки, у двери – две тумбочки. Вся мебель намертво прибита к полу. В раковине была горячая вода, туалет также размещался в наших апартаментах.
Лежать до отбоя запрещено – за этим внимательно следили через глазок в двери и камеры видеонаблюдения, коих в небольшом помещении было аж две. Мы продолжали общаться, узнавать друг друга – в общем, не самым плохим образом коротали время.
Еще нашу рутину разбавляли досмотры. Друг за другом, держа руки за спиной, мы выходили на коридор. Стояли лицом к стене, пока камеру обыскивали. Нас самих ощупывали, заглядывали в обувь, хотя что и где можно спрятать в таких условиях, не понимаю. Ничего не найдя, охранники отправляли нас обратно в камеру.
Через пару дней случилось первое большое переселение камер – поменяли местами некоторых «жителей» апартаментов №18 и №19. Так узнали, что пока наша компания «отдыхала» в №18 вчетвером или вшестером, в соседней теснились аж 18 человек. Перетасовка исправила эту несправедливость – в камере на десять квадратных метров оказались почти 20 человек, в том числе и я.
Благо окно было слегка приоткрыто, и через него мы могли наблюдать, как лето набирало обороты. И если те, кто на свободе, радовались теплу, то мы, сидя в камере, с нетерпением ждали похолодания или дождя. Можете представить, как поднималась температура воздуха в камере, где находится два десятка мужиков. В итоге практически полдня мы сидели без маек, а нижнее белье, которое удавалось постирать в раковине, высыхало за пару часов.
За 15 суток у нас не было ни одной прогулки и ни одного душа. Поэтому люди изгалялись, как могли. «Гуляли» вдоль двери в камере, а мылись в туалете, поливая себя водой из бутылки. Через пару дней и такой душ казался роскошью – горячую воду отключили.
В такие моменты мы со смехом вспоминали репортаж пропагандиста СТВ Григория Азаренка, который в прошлом году рассказывал о «райских» условиях на Окрестина: есть и белье, и книги, и прогулки, и душ, да и питание просто великолепное…
Ночевку приходилось планировать загодя, потому что остро стоял вопрос, как в принципе всем разместиться. В итоге кто-то спал на кроватях, кто-то – под кроватями. Одни размещались на столе, другие – под столом и на лавках. А кто-то умудрялся пристроиться...в тумбочках! Подушка – кроссовок или сложенная майка.
Развлечения в камере были прежними – «Мафия», «Банка» и разговоры. Хотя охранники тоже старались нас «развлекать». После утреннего досмотра выливали ведро воды с хлоркой прямо на деревянный пол камеры (если внизу оказывалась чья-то обувь, то вода попадала и туда). За уборкой проходил с десяток минут. Раньше, по рассказам уже сидевших, хлорки было больше – доходило до того, что людей тошнило от запаха, случались отравления. Но у нас от хлорки даже глаза не слезились, хотя воняло изрядно.
Когда становилось невыносимо жарко, мы в буквальном смысле не отходили от приоткрытого окна. Однако обитателям 18-й камеры приходилось гораздо тяжелее, потому что окно там было закрыто. При 25 градусах на улице люди раздевались до белья, по стенам лился конденсат. Только после бурного возмущения охранники все-таки открыли окно – и условия хоть немного улучшились.
В 18-й камере, буквально через стенку от меня, «поселились» Саша Ивулин и Ярик Писаренко. Но узнал я об этом лишь по приезде в Барановичи 10 июня, когда начал «жить» вместе с бывшим сокамерником коллег.
УСЛОВИЯ В БАРАНОВИЧАХ (НАКОНЕЦ-ТО ПОЖИЛ В НАСТОЯЩЕЙ КОНЮШНЕ)
Писать слово «жизнь» в контексте Барановичей можно только в кавычках. Это было настоящее испытание под конец ареста. О том, что будет очень интересно, стало понятно по реплике охранников перед этапированием: «Завтра поедете на экскурсию в свинарник в Барановичи». Бывалые узники расходились в оценках: от санатория до места, которое нужно просто перетерпеть.
Более 80 человек на четырех автозаках (по два-три человека в «стакане») переехали 10 июня в райцентр Брестской области. Два автозака девушек, два – парней. Все мы окунулись в жестокую реальность: тюрьма в Барановичах – это не свинарник. Это конюшня в прямом смысле. Конюшня царских времен, и ЦИП на ее фоне – просто рай.
Обошлось без перенаселения – привезли столько людей, сколько было коек. В моем случае была шестиместная камера с тремя двухъярусными кроватями без матрасов и белья. Спать приходилось на железных балках, которые, кажется, уже списывали в утиль, но вернули из-за революционной необходимости. Еще в наличии имелись лавка, стол, туалет и кран с раковиной – текла исключительно холодная вода с запахом канализации. А также висело зеркало, и многие впервые увидели себя после парочки недель в неволе.
Но главным испытанием для задержанных стали плесень в углах, сырость, холод и бетонные полы. Если на Окрестина я не мог заснуть из-за жары, то в Барановичах – из-за холода. Тут уже приходилось спать в кроссовках и байке. И, конечно, с маской на глазах, потому что свет не выключался никогда.
Как и в Минске, в Барановичах было особое отношение к политическим осужденным. Ночью – обязательная двухразовая побудка: встаешь, надеваешь маску, называешь ФИО и ложишься спать. Но погрузиться в глубокий сон не удавалось – побудка случалась каждые два часа. Наш сон прерывали в два ночи и в четыре, а уже в шесть утра был подъем. В Барановичах людей будит гимн Беларуси. Ну а после – день в полудреме с запретом лежать на кроватях и спать. Охранники следили через глазок и по видеокамерам, чтобы мы не лежали на столе. И, конечно, двух-, а то и четырехразовые проверки с пристрастием: руки на стену, прощупывание карманов, обуви, проверка рта (что мы могли спрятать под языком?) и возвращение в камеру. Крики, приказы, моральное давление и угрозы отправиться в карцер – это тоже имело место. Благо до рукоприкладства ни в Барановичах, ни на Окрестина не доходило.
Развлечения – разговоры, «Банка» и наблюдение за тем, как от стен отслаивается штукатурка. Кажется, эти камеры никогда не видели ремонта и еще долго его не увидят.
ПИТАНИЕ (НАЕЛ ПОЧТИ НА 100 БАКСОВ, ТРЕТЬ СРАЗУ В УНИТАЗ)
Освободился я похудевшим на 10 кг, так что в тюремном питании есть свои плюсы. На Окрестина съел каш, наверное, больше, чем за всю жизнь: перловка, гречка, пшенка, злаковая, рисовая. Каши на завтрак, каши на обед, каши на ужин. К ним иногда давали странного вида помидоры и огурцы, салат из капусты, котлеты с минимальным содержанием мяса, рыба и яйца. И лишь раз получили по сосиске. Ежедневно – суп. Но, что интересно, три дня подряд – щи во всем многообразии из разных видов капусты.
Передачки нам не полагались, поэтому о деликатесах от родных и близких можно было только мечтать, как и о средствах личной гигиены (мыло выдавалось казенное и по просьбе, с туалетной бумагой – та же история).
В Барановичах меню было уже куда разнообразнее. По утрам – каши и чай, хотя заваренную чайную труху тяжело назвать полноценным чаем. Если на Окрестина завтрак был в районе 8 утра, то в Барановичах – буквально сразу после подъема. Обед – через часов семь после завтрака – обильнее и насыщеннее, чем в Минске: большая порция супа на животном жиру, зачастую тушеная картошка с тушенкой. На ужин, примерно в шесть, каши или макароны с вареной колбасой не первой свежести.
За питание на Окрестина и в Барановичах заключенные платят после освобождения по установленному тарифу: полбазовой (14,5 рубля) за сутки. По итогу у меня вышло более 200 рублей за все яства, треть из которых в еще не потребленном виде пришлось смыть в канализацию.
ЛЮДИ И ИХ ИСТОРИИ (ОДИН ПАРЕНЬ УСТРОИЛ ПИКЕТ В МИЛИЦИИ – ВЫ ВЕРИТЕ?)
Одного парня задержали за то, что на Радуницу положил две гвоздики на мемориал Тарайковскому. Итог – 30 суток «за сопротивление при задержании». Другого осудили на 15 суток за красно-белые роллеты на окне. Постановление вынесли еще в феврале, но забрали только в начале июня. Больше трех месяцев человек провел в приятном ожидании.
Кому-то дали сутки за наклейку «Пагоня» на бампере, кто-то «присел» за красно-белый флаг на стене в комнате общежития, который заметил «неравнодушный человек». Кого-то обвинили в том, что он «пикетировал в здании РУВД». Итог – 25 суток. В общем, был бы человек…
Отдельная категория – «комментаторы», те, кто позволил себе отреагировать в интернете на крушение самолета в Барановичах.
ОСВОБОЖДЕНИЕ (КЛАССНЫЙ ДЕНЬ БЫЛ ИСПОРЧЕН)
Утро 16 июня прошло нервно. Не знал, чего ожидать: то ли выпустят, то ли найдут причину продлить срок. Наслушался за две недели разного. Но в итоге пришли, забрали, дали бумаги. Благо бумаги об освобождении. Ну и передачку отдали заодно, которую родные принесли на Окрестина на мои вторые сутки.
Вышел – а там такая встреча. Если честно, в камере гадал, как без денег и документов, лишь со справкой об освобождении, буду добираться до Минска. Могу сказать одно: если вас никто не встречает, волонтеры обязательно помогут. Или деньгами, или даже транспортом до Минска.
Меня ждали с десяток друзей, коллеги и родные. Ощущение праздника и тепла внутри. Наконец-то можно рассказать, а можно послушать. Диалоги с теми, кто ждал на свободе, дорогого стоят.
А дальше новый абсурд. Задержание Кости Яковлева по дороге из Минска, непонятные обвинения – и 15 суток. День, начавшийся ярко, был испорчен.
Представляю, через что сейчас проходит Яковлев и что испытывает Саша Ивулин. Поэтому в конце добавлю одно: «особенным» письма не приходят, а вот телеграммы – вполне. По крайней мере одному сокамернику телеграмма от родителей до Барановичей долетела. И она реально подняла настроение всем. Так что пишите телеграммы и берегите себя и близких!
