Tribuna/Прочие/Блоги/На вулiцы маёй/«Выход людей не дает милиции права убивать». Шестовик из Беларуси стал топом в Австралии, где теперь строит небоскребы и следит за Родиной

«Выход людей не дает милиции права убивать». Шестовик из Беларуси стал топом в Австралии, где теперь строит небоскребы и следит за Родиной

А еще очень переживает за людей на родине.

28 сентября 2020, 06:00
4
«Выход людей не дает милиции права убивать». Шестовик из Беларуси стал топом в Австралии, где теперь строит небоскребы и следит за Родиной

Вошедший в историю своего вида Дмитрий Марков – о карьере и актуальных событиях.

Карьера шестовика Дмитрия Маркова развивалась стремительно. В 1994-м уроженец Витебска стал вторым на юниорском чемпионате мира, в 1996-м выиграл уже взрослый чемпионат Европы в залах и был шестым на Олимпиаде в Атланте. А в 1998-м в Новой Зеландии прыгнул на 6 метров, установил рекорд Беларуси, который до сих пор не побит, и вошел в элитный «Клуб 6 метров», которые покорить вне залов удавалось лишь 21 шестовику за все время.

Однако затем Марков принял решение отказаться от выступлений за нашу страну и на мировой чемпионат в 1999-м поехал как австралиец. Там атлет завоевал серебро, а через два года в Эдмонтоне стал чемпионом мира с рекордом уже для Австралии, взяв высоту 6,05 метра – это на данный момент четвертый результат в истории вида на открытых площадках.

Марков до сих пор живет в Австралии: работает прорабом в крупной строительной компании, которая занимается возведением небоскребов, но мечтает трудиться в спорте. Для этого в конце прошлого года белорус открыл в Мельбурне фитнес-клуб, но из-за коронавируса все дела пришлось заморозить. В Беларуси он не был больше 20 лет.

В интервью Андрею Масловскому Марков рассказал, как смотрит на протесты, происходящие на Родине, а еще о смене гражданства, победе на ЧМ и австралийском футболе, в который играет его сын.

Когда мы договаривались на интервью, вы как-то очень быстро сориентировались в разнице во времени между Минском и Мельбурном.

– Просто в телефоне забито время Минска – между нами семь часов. Несложно было. Вообще я довольно часто звоню родным и слежу за тем, чтобы не звонить в неудобное время.

У вас только телефонная связь или удается приезжать?

– Пока только телефон. Последний раз был дома в 1998 году. Почему не получается? Сезон начинался в конце мая и шел до начала сентября. Все это время я был далеко от жены и сына. Из Европы, где проходит большинство соревнований, в Австралию не налетаешься. А когда сезон заканчивался, хотелось побыстрее к ним.

Так можно было из Европы в Беларусь рвануть между стартами.

– Я обычно соревнования планировал так, чтобы выступать раз в неделю. Поэтому посреди сезона большой возможности приехать в Беларусь не было. Я концентрировался на том, чтобы выступать. Расписан был каждый день.

Что касается бесед с домом, то на днях разговаривал со своим тренером Владимиром Гончаренко. Чуть раньше общался с другом, который живет в Витебске. С ним созваниваемся раз в месяц.

Я у вас в аккаунте нашел фото, где вы в бане с супругой, и на ней банная шапка с надписью «Царица». Привет из дома?

– В Австралии бани не особо распространены. Максимум, куда можно сходить, – большой центр «Акватик», но там в парилке температура 70 градусов, это не баня. Дома в Аделаиде у нас была баня, но сейчас мы переехали в Мельбурн и новую пока не построили. Но нашли русскую семью, у которой небольшой бизнес по сдаче бань в аренду, периодически ходим к ним. Так что шапочки не наши :).

Есть вещи в Беларуси, по которым скучаете?

– Конечно. Очень хочется приехать и посмотреть на те места, где я жил, рос, учился и отдыхал. Заглянул бы на стадион, где играли с пацанами двор на двор в футбол и хоккей за ящик лимонада. Это я бы сделал в первую очередь. А потом смотрел бы то, чего не видел.

Как реагируете на то, что происходит в Беларуси после выборов?

– Сразу скажу, что я не большой политик. И, честно признаюсь, что мне нравятся определенные вещи в работе Лукашенко. Когда он только пришел [к власти], он сделал много хороших изменений. Например, когда я уезжал, криминал был очень солидный. А в Москве, где я жил тогда, он был просто сумасшедший. Я жил в комплексе «Трудовые резервы» на 13-м этаже. Общая кухня, общие туалеты, в комнате две кровати и шкаф. А на первом этаже был манеж. Однажды спускаюсь вниз на вечернюю тренировку, а там все огорожено лентами и море милиции – в раздевалке убили двоих ребят. Мафия была конкретная. Убивали на каждом шагу. На дорогах стояли милиционеры, которые просто останавливали каждую машину и «стреляли» у водителей деньги. Придирались ко всему: не накаченное колесо, отсутствие запаски или аптечки. И только тебя отправляют, сразу останавливают следующего. Так вот, когда я об этом разговаривал с белорусскими ребятами, они говорили, что Лукашенко со всеми такими штуками разобрался. Ведь не по-человечески, когда государственные структуры, которые должны нас охранять, снимают с нас деньги ни за что.

Что касается выборов… Все говорят, что это была игра в одни ворота. А сколько сроков ему можно?

В 2004-м поменяли Конституцию, можно сколько угодно раз.

– О как! Не думаю, что это правильно… И раз страна устала от человека, значит, устала.

Я не очень пристально следил за выборами, но даже по австралийским новостям показывали, что происходило в Минске. Говорили про массовые задержания людей. Такое чувство, что отделы соревнуются, кто больше поймает.

Вы видели кадры с уличных протестов, когда избивали и убивали людей?

– Видел. Это было неправильно. Не думаю, что власти могут так себя вести. Понятно, что люди недовольны тем, что шла игра в одну калитку. Они поэтому и выходят на улицы. Это их право. И это не дает милиции права бить и убивать. Это неправильно.

За 20 лет вы наверняка видели австралийские массовые протесты. Как они проходят?

– Честно говоря, похоже :). Я живу в Мельбурне, штат Виктория. С марта мы закрыты на карантин из-за коронавируса. Можно выходить из дома только на один час и не дальше пяти километров. В магазин можно ходить только одному человеку из семьи и только один раз в день. Понятно, что в масках. А с восьми вечера и до пяти утра на улицах не должно быть никого. Сперва за нарушение штрафовали на 1600 австралийских долларов, сейчас сумма увеличена до 5000 (примерно 3500 долларов США – Tribuna.com).

Две недели назад условия должны были ослабить, но власти штата, наоборот, карантин продлили и сделали еще жестче. Самое странное, что другие штаты открыты. Не полностью, но кафе и рестораны работают, фитнес-студии – тоже. И как только у нас объявили о продлении карантина, на улицы сразу вышли люди. Толпа была огромная. Ну и полицейские начали обычным людям, чуть ли не с детьми, выписывать штрафы. И избиения были тоже. Не такие жесткие, как в Минске, но были.

При этом сотрудника за превышение полномочий накажут?

– Накажут. Просто в Беларуси, в России еще со времен СССР у полиции и милиции свои непонятные правила. Они не возбуждают уголовные дела [в отношении сотрудников], обычному человеку доказать что-то нереально. Здесь все немного не так. Силовики не могут так издеваться, вседозволенности нет. За этим очень строго следят.

Сейчас прекращения насилия и новых выборов требуют спортсмены: Александра Герасименя, Надежда Остапчук, Елена Левченко и другие. Из-за этого спортивное руководство на многих начинает давить, лишать стипендий.

– В Австралии деньгами не задавишь – спортсмены здесь стипендии не получают. Да и с обычными людьми тоже не все так просто. Когда из-за коронавируса закрыли бизнес моего знакомого, он жестко высказал свое отношение к этому. Записал видео в адрес руководства штата и разослал во многие СМИ. Он добрый человек, но немного грубоват, и обращение получилось очень жестким. Он говорил о том, что количество самоубийств возросло в разы, как и случаев алкоголизма, домашнего насилия и так далее. На следующий день его обращение показали по телевизору в вечерних новостях. Еще через день к нему домой приехали телевизионщики на интервью. И ему ничего не было, хотя это был очень жесткий месседж руководству.

Вы за карьеру сталкивались с давлением со стороны руководства спорта?

– Не особо. Помню два эпизода. Незадолго до национального австралийского отбора к чемпионату мира 2001 года повредил сухожилие между указательным и средним пальцами на правой руке. Чтобы удобно хватать шест, приходилось два пальца связывать тейпом, чтобы они держались вместе. Ну и судья отказывалась меня допускать к соревнованиям. Говорила, что по правилам тейпа на пальцах быть не должно. Ответил, что это она так думает, что в предыдущие годы прыгал с тейпом и никто ничего не говорил. Но она жестко уперлась. Тогда я сказал, что прыгать не буду. Подошел менеджер и сказал, что прыгать надо, иначе не возьмут в команду. Я на уговоры не поддался, и меня сняли с соревнований. По логике я должен был пропустить чемпионат мира. Однако потом они решили меня все-таки взять. Я поехал в Канаду и выиграл.

А второй случай был в 2005-м. После сезона сделал операцию на стопе и не до конца восстановился, но меня настойчиво просили выступить на соревнованиях в Мельбурне. Это было скорее не давление, а очень большая просьба. В итоге согласился, и это было не лучшее мое решение. После этого я не восстановился и вскоре закончил.

Вам интересно, чем закончатся протесты в Беларуси?

– Конечно. Я же там родился. Мне очень больно за людей. Страна-то красивая. В ней куча лесов, озер. В детстве мы постоянно путешествовали. А сейчас к людям там относятся как к скоту, за которым не смотрят. А люди должны жить нормально.

Насилие будет только отталкивать людей от Лукашенко и от милиции. Я за то, чтобы было так, как народ захочет. Если он хочет скинуть Лукашенко, пусть Лукашенко уходит. А не так, что 80-90 процентов хотят, чтобы он ушел, а он все равно остается. Так неправильно. Если так останется, страна будет несчастлива полностью. И это уже будет другая страна – не Беларусь, а черт знает что.

Один из спортсменов мне сказал: будет страна строгого режима.

– Начнут патрули ходить с автоматами: вышел из дома – расстрел на месте? Если государство хочет, чтобы стране было хорошо, надо думать о большинстве. А большинство – это народ. Лукашенко же один. И еще 50-100 человек, кто рядом.

* * *

Как вы пришли в легкую атлетику?

– Я по детству слонялся по улицам и занимался всем. Во дворе играл в футбол и хоккей, ходил на фотокружок, играл на балалайке, занимался коньками. Даже одну неделю походил на бокс. Но когда на тренировке впервые выпустили на ринг, получил в тыкву и сказал: «Спасибо, это не для меня».

Когда мне было 9 лет, я выиграл школьный кросс. Мне подарили что-то похожее на фен, только с пропеллером и фонариком с обратной стороны. Я не сильно понимал, что это и для чего, но мне было приятно. Вскоре в школе меня поймал тренер Королев и позвал заниматься легкой атлетикой. У него я начал бегать 60 метров и прыгать в высоту.

Потом на какое-то время я ушел в плавание. Правда, летом плавать мне разонравилось. Постоянная профилактика труб и отсутствие горячей воды удручали. И однажды меня встретил Королев и сказал: «Что ты ерундой занимаешься? Тебе надо не в плавание, а в легкую атлетику». Я сказал: «Хорошо», –  и вернулся в прыжки.

Мне интересно было прыгать, я ездил по соревнованиям, брал высоты. Однажды ко мне подошел тренер Владимир Гончаренко, дал в руки канат и попросил сделать одно упражнение. Я сделал, мне не очень понравилось, как получилось, но он сказал: «Очень хорошо». Ну а дальше случилась интересная история. Конец августа. Я получил новые учебники на 7-й класс и тащу их домой. Захожу, а на кухне родители, Королев и Гончаренко. Они уже все обговорили и только меня ждали. Гончаренко говорит: «Как ты смотришь на то, чтобы пойти в интернат?» А мне как-то старший брат говорил, что в этот интернат очень сложно попасть, туда берут только по желанию тренера, а вылететь можно за одну минуту. Терять мне было нечего, я согласился и на следующее утро потащил учебники обратно.

Я, правда, не до конца понимал, насколько в интернате будет жестко, что неделями не буду видеть родных. Ощущения странные. Ты в своем городе, до дома 30 минут пешком, а если вброд через речку, то 10, но нельзя. Только в субботу после тренировки нас отпускали на выходные.

Гончаренко говорил, что у вас были проблемы с коленями и приходилось их лечить.

– Ой, я врача, который их лечил, боялся. Он мне делал больно. Проблема была со Шляттером (болезнь Осгуда–Шляттера, или остеохондропатия бугристости большеберцовой кости – прим. Tribuna.com), с костью, на которую ты опираешься, когда становишься на колено. Она у меня начала расти, как хрящ. От этого колени болели. Этот хрящ надо было делать жестче. Ко мне приходил доктор, брал большой шприц с иглой и вставлял в колено. Потом засовывал внутрь какую-то железную штуку и стучал ей по кости. А потом туда еще и жидкость вводил. Сеансов было немного, но было неприятно и больно. Мучились мы около года. Все это время я почти не прыгал.

Помните ощущения, когда впервые взяли в руки шест?

– Необычно было. Не понимал, как это – разбежался и повис. А ведь надо было еще перевернуться кверху ногами. Видя, как прыгают мастера и как это делаю я… В общем, очень стеснялся своих попыток. Тренер говорил, что все хорошо, но внутри у меня было не хорошо. Но потом перестал об этом думать. Раз тренер говорит, что получается, значит, получается. И где-то через полгода у меня действительно стало неплохо получаться. И с каждыми соревнованиями было все лучше и лучше. Очень был доволен, когда в манеже прыгнул на 5.12.

Помню забавную историю. В том месте манежа, где разбег, высота потолков была четыре метра. Как-то бежал с шестом и снес парочку люминесцентных трубчатых ламп. После этого случая Гончаренко попросил, чтобы все лампочки оттуда сняли.

Ваш самый сильный страх при прыжке?

– Я пару раз промахивался мимо «ящика» (место, куда упирают шест в момент отталкивания – Tribuna.com), и назад падал, и шесты ломал. Однако страха на этот счет никогда не было. А вот сорваться с шеста при заходе на прыжок боялся всегда. Дело в том, что если потерять хват, шест «ударит» по яйцам. Я когда начинал, рука пару раз соскакивала, и я бился очень больно. Поэтому всегда использовал сильную «липучку». Мне надо было приклеиться к шесту, чтобы не оторваться.

Поэтому в нашем виде есть четкое правило – в дождь мы не прыгаем. Потому что руки будут скользить у всех. Но один раз я прыгнул в дождь. Дело было в Париже, в 1997-м или 1998-м. Из-за дождя соревнования несколько раз останавливали и возобновляли. Сергей Бубка прыгнул 5,80 метра, и снова начал накрапывать дождик. Бубка был лидером и понимал, что сейчас соревнования могут завершить. Поэтому в интервью ведущему турнира сказал на весь стадион: «Спасибо всем. Мы как бы закончили». Однако организаторы что-то замешкались, и пока Сергей это говорил, я поднял свой шест, побежал и прыгнул 5,85. Бубка увидел, бросил микрофон и пошел на разбег, но уже не смог исполнить попытку. Так получилось, что я у него выиграл! Бубке это сильно не понравилось, после он был не очень дружелюбен. А другие ребята стали называть меня «человек дождя».

Какие у вас были отношения с Бубкой?

– У нас достаточно большая разница в возрасте, поэтому мы не очень много общались. Я только начинал прыгать, а он уже заканчивал. И пересекались мы на очень малом количестве стартов. Один из них – тот самый Париж, когда я у него выиграл. В секторе, во время пауз между попытками, мы не разговаривали. У него огромное имя, и что-то у него спрашивать я не решался, а то еще вдруг пошлет. Я же не знаю, как он настраивается. Некоторые любят поговорить, а кто-то уходит в себя – не подходи. Когда встречались на обеде или ужине, могли переброситься парой фраз. Впрочем, один раз мы хорошо поговорили. Разминались в парке, оказались рядом и пообщались.

* * *

Ваша карьера развивалась стремительно. В 1994-м стали вторым на чемпионате мира среди юниоров, в 1996-м выиграли чемпионат Европы в залах и стали шестым на Олимпиаде в Атланте. Но потом перестали выступать за Беларусь. Что произошло?

– С 1993 года я жил в Москве и занимался в группе российского тренера Александра Парнова. Наша федерация обо всем договорилась с россиянами: о финансах и о том, что я могу ездить на сборы со сборной России. И в 95-м мы поехали на сбор в Австралию. Страна замечательная. Условия для тренировок превосходные. Мы играли в теннис в качестве разрядки на травяных кортах. Бегали босиком. Мы были в Сиднее, в Канберре, Мельбурне и Перте – нам понравилось везде. Хотя сбор был очень тяжелый, работали по четыре раза в день. Первая тренировка начиналась в шесть утра и длилась час. Выходили из гостиницы, шли на стадион и делали хорошую зарядку, после этого в бассейн и на завтрак, через час на основную тренировку, потом небольшой перекус (на обед иногда не оставалось времени), отдых 30 минут и на гимнастику, снова небольшой отдых, перекус и вечерняя тренировка. Из-за того, что мы были в тонусе целый день, разминка на четвертой тренировке занимала всего пять минут. В общем, после таких сборов я здорово прибавил.

После Олимпиады в Атланте австралийский тренер Алан Лаундер предложил Парнову работу в Австралии, а мы последовали за ним, хотя прилетели как визитеры на три месяца. Поначалу тамошняя федерация не особо здорово к нам относилась и не помогала. Дело в том, что ранее она давала возможность тренироваться спортсменам, которые потом все равно выступали за свои страны, что австралийцам не сильно понравилось. Но когда они поняли, что мы вроде бы не против остаться, помогли.

Почему хотели остаться? Понимали, что в Беларуси не смогут создать необходимые условия?

– Я жил в Москве и видел ужасы. Уже сказал, как в манеже в раздевалке убили двух ребят. Виктор Чистяков (прыгун с шестом, сменивший российское гражданство на австралийское – Tribuna.com) рассказывал, что прямо около его дома расстреляли машину. А я как-то проезжал возле только открывшегося торгового центра на окраине Москвы и видел, как две банды делили зону влияния. Машины, броневики, вертолеты, 200 человек с одной стороны, 200 с другой, и все с автоматами. Когда увидел, стало не по себе. А у меня тогда как раз сын родился. В Австралии все было иначе, детей растить было очень замечательно. Это и подтолкнуло.

К тому же если не быть гражданином Австралии, то ты не можешь получить медицинские страховки. А поход к доктору – это очень дорого. Сыну было тогда 10 месяцев. Я бы был в постоянных долгах.

Нашел информацию, что вы в этот период не выходили на связь с белорусской федерацией легкой атлетики. Это правда?

– Я выходил с ними на связь, но ситуация была странная. Незадолго до чемпионата мира 1997 года я очень сильно заболел и две недели пролежал в кровати без сил, поэтому на чемпионат не приехал. Потом мне позвонил Андрей Тивончик, который выступал за Германию, и сказал, что наша федерация меня дисквалифицировала – причем он узнал об этом через бегущую строку по телевизору. Стал выяснять у менеджера, но тот ничего такого не слышал. Стали слать запросы – не только мой менеджер, но и международная ассоциация легкой атлетики, но из БФЛА на них никто не отвечал. В итоге ИААФ дала мне добро ездить на различные турниры. Вот и все наши взаимоотношения с белорусской федерацией.

Чтобы выступать за Австралию, вы должны были пройти карантин. В 1999-м на чемпионат мира вы уже ехали как австралиец. Но как вы тогда в 1998-м могли установить рекорд Беларуси?

– Карантин касается только официальных стартов – чемпионатов мира, Европы и Олимпийских игр. На всех остальных я выступал не как член команды, а как спортсмен. И рекорд – прыжок на 6 метров – был установлен в Новой Зеландии, в Окленде, где я представлял сам себя, будучи гражданином Беларуси.

Что интересно, австралийский паспорт получил всего за неделю до чемпионата мира 1999-го. Был на соревнованиях в Монте-Карло, и мне сказали, что теперь могу выступать за Австралию.

Какие ощущения были после того, как прыгнули 6 метров?

– Тогда эту высоту в мире покорило не так много спортсменов. Поэтому мне было очень приятно, что я это сделал. Да еще и на самом отдаленном от Беларуси континенте.

Рекорд до сих пор не побит.

– Побьют. Да, сейчас нет спортсменов, которые на это способны, но они будут. Рекорды Бубки тоже долго никто не мог побить. А сейчас он лишился первых мест и в помещении, и на улице.

Как на ваше решение стать австралийцем отреагировал Гончаренко?

– Ясное дело, ему это не понравилось. Мы много об этом не говорили, но я понимал, что он обиделся. Но сильно этого не показывал. И спасибо ему за то, что не затаил глубокую обиду и помог в трудный для меня период. Я представляю, как он себя чувствовал, но повел себя, как большой человек, и помог.

Вы про историю с разладом с Парновым, который случился в период подготовки к сезону 1999 года?

– Да, ему предложили работу в другом штате, он и уехал. А я остался в Аделаиде, и мне нужен был тренер. Позвонил Гончаренко и попросил его приехать.

Это было сложно организовать?

– Тут хочется сказать спасибо тамошней федерации. Руководители видели, что я хочу выступать за Австралию, знали, что скоро получу гражданство, и помогли – оплатили перелет. Для них это ерунда, а для меня много. В итоге Гончаренко около трех месяцев здесь прожил. И то «серебро», завоеванное мной на ЧМ, во многом благодаря ему.

Он как-то говорил, что в Австралии его поразила коробка со всякими БАДами, которые вам нужно было пить по времени.

– Мой менеджер заключил годовой контракт с фирмой, которая занимается вот этими всеми добавками, протеинами и смесями. И сотрудник фирмы расписывал прием препаратов реально почти по часам в зависимости от того, какой направленности были мои тренировки. Я тогда в этом мало что понимал (да и сейчас тоже), и он писал: «По одной таблетке из этой банки после тренировки. А вот из этой – до». И так далее.

Попил эти препараты один сезон, и больше мы к ним не возвращались. Во-первых, это дорогое увлечение, а каких-то стипендий в Австралии не было – зарабатывал себе за счет коммерческих стартов, за призовые обустраивал быт и организовывал тренировки. Лишь на больших стартах мне немного помогала федерация – давала деньги на билеты в Европу. А во-вторых, честно признаюсь, сильно большой разницы не почувствовал. Если бы прямо взлетел от этих препаратов, то оно того стоило бы, а так...

Гончаренко был уверен, что вы должны были становиться олимпийским чемпионом в 2000-м.

– Об этом многие говорили. Я ведь и 6 метров уже преодолевал. Но это такое... В один день может все сойтись, и ты выстрелишь, а в другой случится маленькое отклонение – и ничего не получится.

Что не получилось у вас?

– Наверное, я был слишком здоров.

Это как?

– В 99-м у меня была проблема с задней поверхностью бедра. Недели за две до старта выскочил фурункул или чирей. Состояние ноги было не очень, мышца периодически воспалялась. И из-за этого на ЧМ я был очень сосредоточен на технике прыжка.

А в 2001-м была проблема со стопой. За месяц до чемпионата мира проявилась аллергия: начал чихать, слезились глаза. Из-за этого во время одного из прыжков на тренировке не попал шестом в «ящик», свалился назад и так хорошенько ударился стопой, что неделю ничего не мог делать. Залечился, но вечером после квалификации уже на чемпионате мира, вставая из-за стола, стопой ударился о ножку. Вечером не придал этому значения, но утром не смог встать. Думал, соревнования для меня закончились – не мог стоять и ходить. Как буду бежать и прыгать? В итоге с утра и до 11 вечера был в медицинской комнате, где врачи «колдовали» над ногой. 20 минут делали физио, потом 20 минут охлаждение, потом еще 20 минут отдых. И так до позднего вечера. Меня никуда не отпускали. Утром в день финала тоже сразу к ним. Только в обед попросился выйти покушать. Мне разрешили выскочить буквально на 10 минут, но я пошел не в столовую для спортсменов, а в ресторан через дорогу. Мне очень хотелось большого куска мяса с кровью, как люблю. В общем, вернулся к врачам через полчаса. Они были недовольны, но продолжили. В итоге стопа побаливала, но давала разбежаться. И я все внимание сконцентрировал на ней, на технике бега и исполнении прыжка. Иными словами, я был более сосредоточенным.

А в 2000-м у меня никаких проблем не было. И я просто не смог справиться со своими эмоциями.

Врачи молодцы, конечно.

– Да. Еще до финала, когда они кололи мне в стопу кортизон, увидели, что в суставе была кровь. Как увидели, сразу вышли из комнаты минут на 15-20. Когда вернулись, сказали, что все нормально. И только после моей победы признались, что не знали в тот момент, что делать.

Я видел все ваши попытки на чемпионате мира 2001 года и заметил, что вы прыгали с обручальным кольцом.

– Я все время с ним прыгал, оно мне никогда не мешало. Как-то так повелось. Знаю, что многие снимают, но я один раз надел – и все. Больших проблем не было: ни с шестом, ни со штангой в тренажерке. Да и у меня фаланги большие, а сами пальцы тонкие. Мне подобрали такое кольцо, что я его с трудом надеваю и снимаю :).

А вы вообще суеверный?

– На все чемпионаты мира и большие соревнования со мной ездила жена. И я, когда входил в сектор, ничего не начинал делать, пока не находил ее глазами. Бывало, что по 5-10 минут шарил по трибунам, потому что не знал точно, где она сидит :). Как только находил, начинал работать.

А в остальном я не очень суеверный. В сектор заходил обычно, шест брал в руки всякий раз по-разному. Правда, обуваюсь по-особенному. Первым всегда идет левый ботинок, а вторым правый. В другой последовательности не могу. В отношении носков мне все равно, с какой ноги начинать, а вот с обувью так.

Когда вы поняли, что можете выиграть чемпионат мира?

– На первую высоту у меня ушло три попытки. Я шел последним, но у меня появился шанс: не залажал, еще могу побороться. Мыслей о победе не было. Все соперники прыгали с первой попытки, и они, в случае чего, могли меня обойти [в случае равенства результатов] по меньшему общему количеству попыток. Когда взял 5,90 метра, понял, что шансы 50 на 50. К тому моменту мы остались вдвоем с Сашей Авербухом. И началась тактическая игра. У меня было наслаждение от противостояния. Он не взял 5,90 с первой попытки. Когда же я взял 5,95, то понял, что победил на 99 процентов. Он тут же перескочил на 5,95, но я понимал, что ему будет сложно. В итоге он не смог, и на 6,05 я уже выходил чемпионом мира. Я хотел не просто прыгнуть, но и показать, на что способен, насладиться моментом – и со второй попытки взял высоту. 6,10 мне уже не покорились – нога заболела, да и эмоции иссякли. Я и так был доволен. Ощущения, что ты чемпион мира – это что-то с чем-то. Очень приятные чувства от того, что ты выиграл у всех! А еще приходит осознание того, что ты не зря пахал и умирал на тренировках все это время.

Карьеру вы закончили из-за хронических травм.

– Все из-за стопы. В 2005-м после сезона сделал операцию, а в 2006-м выступал в Мельбурне на соревнованиях. После не смог тренироваться на 100 процентов. Нужно было давать себе день-два отдыха между прыжковыми тренировками. А работать на 80 процентов невозможно. Стипендий тут нет. И если я на стартах ничего не заработаю, то за что я буду существовать?

Хотел стать тренером, но в Австралии тренерам особо не платят. Есть только несколько, которые получают хорошие деньги, а остальные просто тренируют в свое свободное время. А прийти один-два раза в неделю кого-то потренировать – это не то, чем хотел заниматься. Мне хотелось работать так, как работали со мной: один тренер, который тебя гоняет дважды в день. Хотел учить прыжкам с самого начала, чтобы был результат.

Но так как ничего этого не было, прошел обучение и пошел работать прорабом на стройку. Ездил с объекта на объект и организовывал работу людей, закупку материалов и так далее. Работа была не лучшая, поэтому вскоре перешел в коммерческую фирму. Сейчас мы возводим небоскребы по всей стране. Зарплата хорошая, платежка идет день в день.

Все это время я думал о своем деле и незадолго до нового года открыл с семьей фитнес-студию Smart Fit. Однако из-за ковида с середины марта она закрыта. Ждем, когда снова откроемся. Изначально план был таким, что как только набираем клиентов, то концентрируемся только на фитнесе. Но пока я все небоскребы строю :).

Строительство – прибыльное дело?

– Первое время оно таковым не было, а сейчас получаю хорошо. С точки зрения кошелька все неплохо. Но душой все равно хочу быть в спорте.

Вам нравится жить в Австралии?

– В целом да. Хороший климат, много зелени, тепла. Опять-таки, безопасно – понятно, что преступность есть, но нет беспредела, который был в 90-е в той же Москве.

– К паукам привыкли?

– Те, что большие, не опасные. Просто их внешний вид слегка пугает. А вот маленьких, с красной полоской на спине, стоит опасаться. Когда в гараж захожу, в уголочке всегда нахожу одного-двух таких. Но в дом они не пробираются. Им нравятся места, где нет пылесоса и метлы. Сидят в уголочке в гараже, наплетут паутины – и им хорошо.

Вообще живности много. Кенгуру свободно ходят по улицам. Как-то ехали по Мельбурну: четыре линии машин в одну сторону, четыре в другую, а между ними кенгуру прыгает. Зайцы пробегают, лисы.

Есть вещи, к которым вы за столько лет так и не привыкли?

– К тому, что австралийцы – ленивые люди. И выражается это во всем: в работе, в одежде. Люди могут в пижамах по городу ходить. Я не помню, чтобы в Беларуси так делали. Если выходишь в магазин, причешись!

Ваш старший сын Олег играет в австралийский футбол. Вы понимаете правила?

– Почти :). Там каждый год что-то меняется, но сейчас понимаю больше, чем раньше. На стадионе игра довольно зрелищно смотрится. Ребята могут друг другу на спину напрыгивать. Очень эффектно! Сейчас правила ужесточили, и футболисты стали чуть помягче друг к другу относиться. А раньше встречали соперников очень жестко, и кровь была обычным делом.

Олег играет за «Ричмонд» (12-кратный чемпион элитной Австралийской футбольной лиги, в том числе 2017 и 2019 года – прим. Tribuna.com). В регулярном чемпионате команда заняла третье место и готовится к плей-офф. А в прошлом году сын был признан самым быстрым футболистом.

Дмитрий с сыном Олегом

Были удивлены его выбором?

– Мне было главное, чтобы он занимался тем, что нравится. Если мы в детстве играли в футбол и хоккей, то там дети играют в футбол и крикет. Крикет сыну не зашел, и я ему предложил легкую атлетику. Он начал прыгать в высоту. В 2015-м прыгнул 2,05 метра, но не сумел отобраться на юниорский чемпионат мира. Попросил меня еще потренировать, но потом начался футбол и он после первой тренировки сказал, что с прыжками закончил.

Вы больше 20 лет живете в Австралии. Уже считаете себя австралийцем?

– Я белорус. И на вопросы, откуда я, всегда отвечаю, что из Беларуси.

Фото: из архива Дмитрия Маркова

Другие посты блога

Все посты