«Смотрю телевизор – и верю этому. Ну а как не верить?» Отец Хижинковой – об аресте дочери (первом) и событиях в стране
Николаю Хижинкову не очень нравится активность дочери, но он уверен, что её не сломить.
Говорит, дочь – просто золотая девочка.
Ольгу Хижинкову задержали в воскресенье 8 ноября с цветами в руках на площади Свободы в Минске. Трое суток экс-пресс-секретарь брестского «Динамо» провела на Окрестина в ожидании суда, который ничего радостного Мисс Беларусь-2008 не принес. Судья Анастасия Осипчик отправила Ольгу за решетку на 12 суток.
Но система не отпустила Хижинкову так просто – выписала еще 15 суток за октябрьский марш, посмотрев фото в Instagram. На свободу Ольга теперь выйдет не раньше декабря.
Наряду с мужем Иваном, больше всех выхода Ольги ждут ее родители Валентина и Николай. Хижинковы живут в деревне Заборовье Лепельского района и приехать в Минск на суд не смогли. За ходом процесса им помогал следить зять. Когда Валентина узнала о сутках, она расплакалась.
Tribuna.com поговорила с отцом красавицы Николаем Хижинковым о том, как они с женой узнали о задержании дочери, про ее гражданскую позицию и о том, как на деревню влияет белорусское ТВ.
– Как узнали о том, что дочь задержана?
– В воскресенье она не ответила на наш звонок. Мы обычно созванивались утром и вечером. В воскресенье весь вечер звонили. Сперва не отвечала, а потом телефон выключился. Связались с мужем. Он тоже ничего не знал какое-то время и только ночью, когда приехал домой, узнал, что её задержали.
Всякое думали в этот период. О чем еще родители могут подумать? Переживали, конечно. Но не думали, что её задержат. Боже мой. Наша милиция с женщинами воюет. Бог ты мой... Это вообще! Посмешище какое-то… Если уже начали с женщинами и детьми воевать, то это абсурд полнейший. Это ни в какие рамки не лезет.
– Неужели не предполагали, что её могут задержать?
– Да ну... Мы живем в деревне, и она нам не особо рассказывала. Мы не знали, чем она занимается и что делает. Знали, что несколько раз ходила на марши и акции. Но она же не ломала там ничего! Боже мой.
– У нас сейчас хватают всех подряд.
– Я знаю. Знакомых в Минске много. Одни ребята просто шли, к ним подлетели, заломали руки – и вперёд.
Николай и Валентина Хижинковы
– Чего ожидали от суда?
– В Минск мы не выбирались. Связывались с зятем – он нас информировал. На то, что ей дали сутки, отреагировали плохо, конечно… Это несерьезно. Это не власть, а что-то такое дурное. Ну какой она преступник? Что, она ломала что-то, била?!
– Шла с цветами.
– Надо цветы убрать. Надо что-то другое на улицы вытянуть.
– Что именно? Пушки?
– Нет, пушки нельзя. Вы чего :). Помню, когда Союз разваливался и началась перестройка, всё было по талонам. Люди стояли часами, чтобы получить сахар. Талоны были на всё: на сахар, муку, водку. На каждый вид продовольствия были талоны. И водка – самое большое позорище. Людей фактически заставляли её брать и пить. Раз есть талоны, надо брать. Раньше, верьте моим словам, так никто не пил. Водка стояла и кисла в магазинах. Вместе с яблочным вином. Бутылки списывали. А после развала началась ерунда. Страшно вспомнить. Моему поколению тяжело. А люди, которым по 25 лет, даже слушать об этом не хотят. Но это надо знать.
– Но ведь перемены к этому не приведут.
– Конечно, нет. Везде меняются президенты и всё нормально. И каждый человек старается сделать для своего народа лучше. Я просто вспомнил, когда вы сказали про пушки. Когда стреляют пушки, уже поздно что-то делать.
– Кто вас поддерживал во время суда?
– Сидели с женушкой... Валя плакала... А что сделаешь? Поддержка? Мы никому не говорили особо. Да и некому. Мы живем в начале деревни и у нас всего два человека рядом. Людей нет в деревне. В магазин приходишь – там пусто. У людей денег нет. Колхоз убыточный…
– Может, из Национальной школы красоты, где Ольга проработала много лет, звонили, поддерживали? Из спорта?
– Звонят мои знакомые из Минска. Успокаивают, говорят, чтобы не расстраивались. А почему так получилось, что Олю три дня держали в камере. Это нормально?
– До 72 часов могут задерживать.
– Ясно.
– Как люди в деревне реагируют на её активность и гражданскую позицию?
– А кто как. Есть такие, кто радуется, говорит, что она молодец. Просто не многие понимают, что такое происходит. Деревня есть деревня. Мы смотрим телевизор. Здесь нет больше ничего. И никакой другой информации не просачивается. Никто даже слова не говорит [о протестах]. По телевизору вообще ничего нет. Всё хорошо. Только автопробег «За Беларусь» показывают.
– Так разговаривайте с односельчанами. Рассказывайте им.
– А зачем это все? Да, мне Ольга рассказывает. Как-то зашел у нас разговор про перекрывания дорог. Она мне показала видео, как люди скорую пропускали, расступаясь. Говорит, мы не мешаем никому. А по ТВ другое.
– Как относитесь к происходящим событиям?
– Я вообще не понимаю, что происходит. Я уже в возрасте. В апреле будет 62 года. Я жил при Советском союзе, жил, когда он развалился, жил, когда была перестройка, и когда начинали подниматься. Сами знаете, наше поколение не очень приветствует того, чтобы было сильно шумно.
Я сильно не приветствую это. Улица – есть улица. Это слишком сложно.
– Почему?
– Как вам объяснить, чтобы было понятно. Оля говорит: «Мы не нарушаем, ходим правильно». А я смотрю по телевизору – там совсем другое. Показывают, что разбой, что бьют и ломают… Другая разная ерунда. Я смотрю и верю этому. Ну, а как не верить? Я живу в деревне. Инвалид. У меня ноги больные. Делали операцию – заменили тазобедренные суставы. Много ходить не могу. Поэтому и не езжу никуда. И поди разберись, кто говорит правду.
– Так а дочке не верите?
– Почему не верю?
– Показалось, что не верите.
– Я никому не верю. Честно слово, не знаю, что происходит. Но когда мне сказали, что над людьми издевались, это никуда не годится. В былые годы такого никогда не было. В СССР были вытрезвители и людей задерживали. Я не был там ни разу. Не довелось. Но хлопцы, которые попадали, рассказывали, что если ты спокойный, тебя привозили, давали отоспаться, утром выписывали штраф и отправляли домой. А вот буйных могли и побить. И даже серьезно.
– Уверен, что таких издевательств над людьми, как сейчас, не было.
– Конечно, не было! Попал, дадут по жопе – и все.
Если всё, что говорят, правда, что людей и насиловали, и избивали, то это никуда не годится. Это преступление. Вот и все, что могу сказать об этом.
Говорил Ольге, чтобы она не ходила никуда. Я много пожил. Надо как-то по-другому. Никто этим не добьется толку.
– Почему против, чтобы она ходила на марши?
– Посмотришь по телевизору – разгоняют. Вы бы переживали за своего ребенка?
– Переживал бы.
– Ну вот. Только с этой точки зрения и говорил. А так я сильно в политику не лезу. И Оля – тоже. Она за справедливость и против издевательств, за то, чтобы людей не избивали и не хватали. У неё есть знакомые, которых очень сильно побили и они остались инвалидами. Она за это, а про политику мы не разговаривали. Она просто хочет, чтобы к людям было справедливое отношение.
– Кто спровоцировал насилие после выборов?
– Это нужно видеть и смотреть. Я там не был. Будет просто наговор на одних и на других.
– Но вы видели кадры с улиц?
– Нет, не смотрел. Но то, что людей убивали, – знаю. Но я верю своим глазам.
У нас в колхозе люди переживают, что всё развалится, что будет горе, что пенсионеры не будут получать пенсию. Вот о чём говорят.
– Но ведь ничего не развалится.
– Понимаю, что ничего не развалится, но люди…
– Про выборы вы с Ольгой разговаривали?
– Конечно, никто не верит в эти цифры. 80 процентов – это слишком.
– Вы голосовали?
– Да. Но мой голос – это мой голос.
– Говорите, Ольга за справедливость. Всегда такой была?
– Да, этого у неё не отнимешь. Мы с ней когда-нибудь так сцепимся, что будь здоров. Я ей объясняю, что, может, надо что-то иначе делать, а она в ответ своё... Ну и общаемся. Она такой человек, которого трудно переубедить.
Дочь хорошая. Добрая, золотая девочка. Помогает собакам, котам и людям. Чтобы ее почувствовать, надо с ней пожить. Вы бы удивились тем, какая она. Она такой человек, который отдаст душу за всех. Лишь бы только было хорошо. Точно вам говорю.
Она добрая. Хорошо общается с людьми. Она за добро. Ничего другого и говорить не надо. Зла в ней вообще нет. Правда, иногда шипит на меня. Когда увидит, что я чуть-чуть [пригубил], начинает воспитательный процесс :). Но без запретов. Никогда в жизни не сказала: «Папка, это нельзя». Сдержанная, не кричит никогда. Очень спокойная. Приезжает к нам в деревню. Все её любят. Уважают.
– Как ее изменят 12 суток?
– Ольгу? Да никак! Она верит в добро, и её не переубедишь. Решимость не поколеблется.
Фото: журнал «Большой футбол», Виталия Матусевича