«Работа Минспорта – просиживание задницы без всякой пользы». Топовый белорусский пловец – о том, как мы живем

Павел Санкович при нынешней власти ехать на Родину не собирается.

Пловец Павел Санкович уже не первый год живет в американском Таллахасси. Кажется, представитель Беларуси на трех Олимпиадах вполне освоился за океаном. Вместе с супругой – Светланой Хохловой, одной из лучших белорусских пловчих – работает в одной из частных спортивных школ Флориды и руководит собственным клубом, воспитывает сына, при этом не забывает следить за белорусской повесткой. Он читает новости про политику и преследования спортсменов, рассуждает о структурных проблемах Минспорта и даже готов помогать в создании независимой федерации плавания.

Для «Трибуны» Санкович согласился на откровенный разговор о ситуации в Беларуси и в белспорте – и о том, как можно все это изменить к лучшему.

– Ты уже семь лет в США, верно?

– Да, с января 2013-го. Изначально приехал плавать и учиться в универе. Мы жили в другой части города, тогда ничего не знал про Maclay School, где сейчас работаю главным тренером.

Попал сюда из Club Nole, клуба при университетском бассейне, где сначала несколько лет проработал тренером в те периоды, когда находился в Штатах. В 2017-м ненадолго стал в том же клубе главным тренером. Там был очень классный бассейн, один из лучших, где я плавал, но сам клуб не особо развивался, потому что для его владелицы это было что-то вроде бизнеса на стороне.

В это время моя жена работала в самом старом и самом крупном клубе города, тренировала старшеклассников. Клуб United Swim Club, которым мы владеем, сейчас находится в бассейне частной школы, куда нас и пригласили в 2017-м. В United Swim Club много программ: плавательный клуб, школа плавания, летний лагерь и мастерс (взрослые группы). До нас там тоже плавали дети, но жизнь текла вяло, хотя после того, как мы со Светой начали работать с ребятами, некоторые из них довольно хорошо поплыли и количество спортсменов всего за полгода выросло в несколько раз.

Изначально планировали объединить два бассейна и построить огромный клуб. Но потом Club Nole у нас быстро отжали, главный тренер сказал, что ему не нужны такие конкуренты. Так что того клуба не стало, и мы просто начали вдвоем со Светой работать на нынешнем месте, в Maclay School.

– С какими детьми вы работаете?

– У нас в клубе дети занимаются круглый год, причем это ребята, которые уже умеют плавать. Чтобы попасть в клуб, они уже должны уметь плавать кролем и на спине. Некоторые младшие группы делают перерыв на зиму, потом где-то в марте начинают возвращаться, и в августе-сентябре у нас пик посещаемости. Работаем с детьми от 5 до 19 лет. Ребята с 12-13 лет, конечно, уже плавают круглый год. Еще есть школа плавания, недельный плавательный лагерь и занятия категории мастерс, то есть для взрослых (это все с марта по сентябрь).

– Часто ли получается бывать дома?

– Да, раньше, когда мы еще тренировались, ездили домой несколько раз в год. Позже, когда перестали выступать, уже не летали в Беларусь – наоборот, родители приезжали к нам.

– Ты сейчас выступаешь только за свой клуб. Не планировал возвращаться на крупные соревнования?

– Планировал, но все накрылось из-за ковида. Мне надо выступать на мелких соревнованиях, чтобы потом постепенно отбираться на более крупные. Американцев, бывает, допускают на крупные соревнования просто с учетом предыдущих достижений, не пробовал узнавать, допустили бы меня или нет. Но мне не сложно было и проплыть.

Тут можно заявляться с результатами двухлетней давности, которых у меня не было, соответственно мне нужно принять участие в совсем мелких соревнованиях. Потом должен был поехать на более крупные, которые сорвались из-за ковида.

– Думаешь вернуться к этому вопросу после пандемии?

– В ближайшее время, наверное, нет. Продолжаю оставаться в хорошей физической форме – думаю, за эти три года она у меня в целом не ухудшилась. Но не знаю, что планировать, при текущей власти в Беларуси вряд ли я куда-то поеду и где-то смогу выступить. А готовиться в никуда… Наверное, у меня не тот возраст, чтобы делать это с той отдачей, скорее психологической, которая мне нужна, чтобы куда-то выехать. Говорим о мировом уровне, а не о первенстве области.

***

– В целом следишь за тем, что происходит на Родине?

– Не то слово! Первые несколько дней после выборов, когда только начались протесты, мы с женой очень плохо спали, ходили с красными глазами. Все читаем, даже захожу на сайты государственных СМИ посмотреть, что они там пишут. У них ничего не меняется, эти СМИ придерживаются одной и той же темы. Просто прут, как танки, и все.

– До нынешних выборов ты был аполитичным человеком?

– Если говорить про какие-то публичные высказывания, то скорее всего да. Но если ты имеешь в виду просто интерес к политике, то я однозначно не был аполитичен. У меня некоторые родственники разбираются в этой теме, я с детства слышал истории про исчезновения политических активистов. Думаю, лет в 12 я начал про все это читать, был в курсе каких-то событий.

– А с чего для тебя началась политическая кампания этого года?

– Наверное, с Бабарико. Где-то в начале лета услышал, что есть такой человек, начал смотреть его интервью, следить за другими активистами. Вроде бы Тихановский был больше всего на виду, потому что у человека свой видеоблог. Знаю, что он давно работал и рассказывал о том, что происходит в разных уголках Беларуси, но я вообще не смотрел его видео. Чем ближе были выборы, тем больше я начинал следить за оппозиционными кандидатами, мой интерес нарастал.

– Кто из них казался тебе интереснее всего?

– Бабарико. Он очень четко выстроил свою повестку, все было ясно. Единственное, мне хотелось, чтобы он излагал свои мысли немножко побыстрее, но у него своя манера говорить :).

– Ты ходил на выборы?

– Ни разу в жизни.

С супругой

– Даже в этом году?

– Нам слишком далеко ехать до избирательного участка, не хотел надолго оставлять беременную супругу.

– Чем тебе запомнилось 9 августа и последующие несколько дней?

– Наверное, отключением интернета, отсутствием связи с родными и близкими в течение трех дней. Самые молодые из моих друзей и знакомых загрузили себе VPN-программы, написали мне, что у них все нормально. Естественно, читал и про все те зверства на улицах – просто в шоке, что такое происходит в нашей стране. То, что наш президент – диктатор, все знают, он и сам про это открыто заявлял. Но то, что он может так далеко зайти и в 2020 году может твориться такая жесть… Не думаю, что кто-то это ожидал. Понятно, что неограниченная власть ведет к подобным последствиям, но все равно не ждал такого.

– В США обсуждают события в Беларуси? СМИ рассказывают о нас?

– Да. Слушаю National Public Radio – они немного поддерживают левые взгляды, как и я, и вообще стараются более-менее непредвзято освещать события. И на этом радио периодически говорят про ситуацию в Беларуси. В семь утра, когда я еду с тренировки, там как раз идут мировые новости.

Что касается простых людей, то, так как протесты продолжаются уже более 50 дней, все о них слышали. У нас в школе все знают, что мы, главные тренеры, из Беларуси, поэтому тоже стараются быть в курсе.

– Как твои коллеги по школе реагируют на новости о протестах?

– Говорят, что это полная жопа. Бывает, спрашивают, что именно происходит в стране, все ли нормально с моими родными и друзьями. То есть ведут себя, как нормальные люди, переживают за нас. В стране проходят акции солидарности – ездят на автомобилях с БЧБ, выходят с какими-то пикетами.

Акция солидарности с Беларусью, Сан-Франциско

– А за американскими протестами, тем же Black lives matter, ты следишь? Насколько они отличаются от событий в Беларуси?

– Судя по тому, что я читаю, белорусы и россияне совершенно не понимают суть этих протестов. Любому белому человеку в принципе тяжело прочувствовать на себе то, как в Америке живут черные. Может показаться, что они зря так агрессивно протестуют, громят витрины и так далее, но, к сожалению, только так их могут услышать. Не поддерживаю агрессию, но понимаю, почему она имеет место, и, как по мне, эти протесты очень закономерны.

В Беларуси, в отличие от США, протесты действительно мирные. Думаю, все, у кого есть доступ в интернет и немного ума, могут изучить информацию и самостоятельно прийти к такому выводу. В Америке все не так, но и ситуация другая. Здесь у населения очень много оружия, поэтому и полицейские ведут себя по-другому. Они понимают, что может быть адекватный ответ, да и протестующие это осознают. Ну как ты будешь избивать народ, когда у всего двора есть по калашу?

Про пытки в США я не слышал, про белорусские пытки говорят по всему интернету. В США тоже были случаи жестокости в сторону мирных демонстрантов, однако любая система не идеальна, например, тут много говорят про жестокость к черным. Но если в США речь идет про отдельные случаи, то в Беларуси наблюдается систематизация насилия.

– В чем она проявляется?

– О ней можно судить по реакции обычных людей на какие-то происшествия. Рядовые случаи насилия вызывают у белорусов очень мало удивления, мы просто вздыхаем – слава Богу, что жив. Реакции государства обычно вообще не следует.

***

– Почему ты подписал обращение спортсменов против насилия?

– Потому что никогда не поддерживал и не поддерживаю насилие, текущую власть и их методы, систему, которая сложилась в Минспорта. Варился в этом во время своей спортивной карьеры. Минспорта не выполняет никакой полезной функции, их работа – просиживание задницы без всякой пользы. У нас это еще и государственная структура, поэтому все завязано на госуправлении.

– Ты слышал о том, что многих спортсменов, подписавших обращение, преследуют, и некоторые из них отзывают свою подпись?

– Да, слышал. Ситуация у всех разная, не хочу никого судить. У некоторых людей есть, что терять, есть какие-то болевые точки. У кого-то таких болевых точек меньше, есть знакомые в правоохранительных органах, которые могут что-то подсказать. Конечно, не хотелось бы, чтобы люди отзывали подписи, но понятно, почему это происходит.

– Как вообще ты оцениваешь инициативу такого обращения?

– Начнем вот с чего. Часто, когда публичные люди, актеры, начинают высказываться о политике, им советуют не лезть не в свое дело. Со спортсменами происходит то же самое. Мне кажется корректным сравнивать актеров и спортсменов, потому что пути у нас похожие. Актер проходит через кастинги, чтобы получить роль, и спортсмен едет на отборочные соревнования перед попаданием на чемпионат мира или Олимпийские игры. Если ты добиваешься успеха, к тебе начинают прислушиваться, ты ездишь по миру, получаешь новый опыт и контакты, какую-то финансовую свободу, хоть в спорте, особенно в белорусском, это часто не происходит. Естественно, ты на виду у всех, и, что самое главное, можешь использовать это, чтобы обратиться к людям.

Почему с такими возможностями у тебя меньше права обратиться к народу, чем у рядового комментатора на Фейсбуке? Я этого не понимаю. Почему спортсмены или другие публичные люди должны куда-то не соваться, если им это интересно? Если вам не интересно мнение этого человека – ок, просто не читайте его, но мне интересно мнение таких людей. Слава Богу, что наши спортсмены и другие публичные люди высказываются. Если народу интересна их профессиональная и личная жизнь, наверное, будет интересна и их политическая позиция. Так что данную инициативу я, конечно, поддерживаю и думаю, что в рамках закона такое обращение может быть очень эффективным.

– Можно ли в США представить такую ситуацию, чтобы клуб, например, официально запрещал спортсмену давать комментарии в СМИ, как это происходит сейчас в Беларуси с Минспорта?

– В какой-то степени да, но есть принципиальные отличия. Например, у нас сотрудникам школы запрещено публично высказываться о ней негативно, все вопросы изначально решаются внутри школы. Но тут нужно учитывать специфику, у нас речь о детях. Также тут работает закон и любое давление на сотрудников школы исключено. Это сделано только в целях защиты от недобросовестных работников, клевете и т.п.

Что касается взрослых спортсменов, им нужен какой-то менеджер, который помогал бы им с организационными вопросами. Тренироваться мы можем и сами с тренером. Но надо организовывать сборы, выезжать на соревнования, заключать рекламные контракты, проводить обучающие выступления. При этом в Беларуси абсолютно другая система, у спортсменов нет менеджеров, и многие к ним относятся как детям в детском саду. Хотя, в последние годы ситуация немного изменилась к лучшему, как мне кажется.

Минспорта нанимает спортсменов за определенные качества, а именно за показываемый результат. Если мой результат их устраивает, они мне предлагают контракт, если меня устраивают их условия, я подписываю этот контракт. Если вам не нравится, как мы высказываемся в СМИ, то по истечении контракта его просто должны не продлить. Спортсмены, в свою очередь, должны иметь право это решение оспорить, если оно кажется неправомерным. Но, конечно, свобода слова прописана в Конституции, и таких вещей быть не должно, мы вообще не должны такое обсуждать. Хотя, скажу тебе, это не первое бредовое предложение, связанное с нашими контрактами, были и другие.

– Приведи пример.

– У нас же хотели ввести уголовную ответственность за употребление допинга. Я против допинга и не поддерживаю тех, кто на нем попадается. Но также знаю, что иногда люди вообще без понятия, как допинг к ним попал в организм, а иногда они могут что-то выпить и не прочитать при этом внимательно состав. Ясно, что федерацию все это не устраивает, и в контракте должно быть прописано: если ты попадаешься на допинге, с тобой расторгают контракт. Но все это – личные решения самого спортсмена, каким бы бессовестным он не оказался. Это не причина садиться в тюрьму. Вообще не понимаю, как они связали такие вещи с уголовным наказанием.

Но есть еще одна вещь, которую они прописали в контракте: если ты не выполняешь план или не выезжаешь на соревнования, тебя могут обязать возвратить все средства, потраченные на твою подготовку. Из-за этого я и отказался в 2018 году подписывать контракт – мы планировали завести ребенка, поэтому не знал, как у меня сложится год, и у нас действительно родился сын, Дэвид. Чтобы было понятно, у нас рядовой спортсмен получает шесть-семь тысяч долларов в год, а на его подготовку легко может уйти двадцать-тридцать тысяч долларов в год, особенно в олимпийский.

Санкович с сыном Дэвидом

Понятно, что вернуть эти деньги невозможно, да это и незаконно. Точно так же можно обратиться к любому человеку: ты проработал у нас год, но твоя работа нам не нравится, возвращай всю зарплату и еще накидай сверху. То есть власть подходит к нам с позиции рэкета.

– Ты недавно написал в соцсетях: «Минспорта Беларуси – отголосок советской диктатуры и книг Оруэлла». Имел в виду как раз отношение чиновников, которое проявляется через дикости в контрактах?

– Конечно. Минспорта действует с позиции полного контроля, запрета каких-то шагов вправо-влево. Например, у нас рабочий день прописан как у рабочего на заводе. Что-то вроде того, что спортсмен должен приходить в бассейн в восемь утра, уходить в шесть вечера, работать восемь часов в день. По-моему, даже прописано время обеда. То есть система осталась такой же, как в девяностые или восьмидесятые годы, может, и как в более раннее время. Никто даже не удосужился ее как-то поменять, адаптировать. Абсолютно ничего не продумано.

Еще, когда ты подписываешь контракт, ставишь себе какие-то прогнозируемые результаты. У нас же постоянно про это говорят: мы планируем столько-то медалей, такие-то места. Про такое можно сказать раз или два, но это не должно быть главным критерием постановки человека на зарплату, как это происходит у нас. От того, что мой тренер скажет про мои медальные перспективы, может зависеть, сколько денег мне выделят на сборы.

Никаких теоретических прогнозов в спорте не должно быть в принципе. Есть результат – тебе выделяют деньги, вот и все. Если прошел год и человек не показал результаты, просто не продлевайте контракт. Лучшие спортсмены – могу сказать это конкретно про свой пример – выслушивают больше всего дерьма от Минспорта, потому что от них всегда ожидают большего. У нас экономика на сто каком-то месте в мире, а мы планируем по медалям на каждой Олимпиаде быть на 20-30-м месте. То, что делают наши спортсмены – это уже очень здорово, если вспомнить про уровень жизни страны и степень развитости инфраструктуры.

– И при таком уровне жизни страны у нас спорт финансируется из бюджета.

– Да, и я это не поддерживаю. К сожалению, у нас система построена так, что добиться чего-то другого или невозможно, или очень сложно. Кроме того, все это напрямую завязано на том, как у нас в стране построена экономика.

– Ты говорил о том, что готов стать посредником в создании независимой федерации плавания. Ощущаешь, что назрела такая необходимость?

– Она не то чтобы назрела, это уже давно должно было произойти. Федерация не должна быть так ограничена в своих полномочиях, ей надо иметь больший контроль над деньгами и непосредственным планированием подготовки спортсменов. Все как-то непонятно, чтобы получить средства на сборы, надо подписать двести бумажек, все это хранится в огромных папках… Эти недочеты можно перечислять очень долго. Средства поступают через кучу посредников, и каждый из них на зарплате, каждому надо заплатить. Остатки бюджета наконец доходят до человека, который понимает, как проходит подготовка спортсмена, и далее идем обратно по цепочке. Снова надо все подписать и всем заплатить, чтобы информация дошла до самого верха и мы наконец выехали на сборы. Это бред. Если кто-то переживает за то, как расходуются деньги, за этим могла бы проследить налоговая служба.

Не надо придумывать с нуля ни принципы работы, ни систему отбора в нацкоманды. Все это придется адаптировать под наши реалии, но примеров для нас хватит. Например, в США у многих клубов есть Board of Directors, то есть совет директоров. Они работают либо за небольшую зарплату, либо бесплатно. Сам клуб или федерация функционирует как благотворительная организация, но даже у таких организаций есть прибыль, хотя у многих она и не очень большая, есть расходы. При этом нет кучи проверяющих, которые следили бы за деньгами, просто каждый год клуб отчитывается перед налоговой и она всем занимается. Никогда не понимал, зачем в Беларуси этим занимается столько проверяющих и зачем столько бумажек, если все могут подписать один-два человека, которые разбирается в спорте. Все это не мои гениальные фантазии, так работают многие команды во многих странах, просто можно взять что-то для себя на заметку.

– Твое впечатление от новости про то, что детской школе Герасимени не продлили аренду?

– Крайне неприятное. В стране не должно быть никакого преследования по политическим мотивам. Если оно происходит, значит, в стране не работает закон, в стране диктатура. Кстати, о ней заявлял и наш бывший президент.  

– Видишь для себя возможность вернуться в Беларусь?

– В 2020 году – нет. Если власть не сменится, вряд ли в ближайшем будущем поеду в Беларусь.

– А позже?

– Конечно, было бы классно жить в родной стране, классно, когда у твоих детей счастливое детство. Если не жить, то хотя бы проводить там достаточное количество времени, а не приезжать набегами на пару недель-месяц. Вообще, мне хотелось бы путешествовать, а не сидеть на одном месте.

– Что, по-твоему, ждет нашу страну?

– Надеюсь, что вся эта ситуация разрешится и люди не сдадутся, продолжат добиваться того, что им нужно. Хочется верить, что все получится.

Фото: страница Павла Санковича в Instagram, ex-press.by