«За прикрытие Остапчук Бадуев требовал 3 тысячи»

Александр Рудских готов говорить о легкой атлетике часами. Бывший главный тренер и руководитель федерации легкой атлетики Александр Рудских — о больших чиновниках, которые не должны руководить спортом, о вице-спикере Совета Республики Владимире Потупчике, о лондонском позоре, президентской стипендии Арямнова в 40 миллионов, негодяе Бадуеве и его роли в темной истории с допинговым скандалом вокруг Надежды Остапчук. — Легкая атлетика всегда приносила стране немало медалей на Олимпиадах. В Лондоне же получилась всего одна, да и ту, скорее всего, отнимут. В чем причина такого отступления с былых позиций? — Да, на Играх в суверенный период легкая атлетика всегда брала больше всех медалей. А сейчас — просто беда. Но это нужно было предвидеть. И не только я, но и другие специалисты предупреждали: регресс на лицо. Семь сезонов эксплуатировалась команда, созданная десять лет назад, молодых ведь никого не появилось. Достойной заменой былым лидерам можно считать разве что Талай. Правда, руководство национальной команды и федерации пыталось продвинуть такую идею, что и Кравченко, и Мирончик-Иванова, и Шуткова — плоды работы в их время. Однако Андрей, например, в 2004-м еще был чемпионом мира среди юниоров в итальянском Гроссето, установив тогда мировой рекорд для своего возраста. Шуткова брала «бронзу». Иванова на тех соревнованиях не выступала, но уже в 14 лет она прыгала на 6 метров 14 сантиметров. На нее мы обратили внимание и вели с этого возраста, как в свое время Надежду Остапчук, Наталью Хоронеко, Оксану Менькову и других. Кроме того, раньше федерация решала все вопросы, в том числе и финансовые — мы не только получали экипировку, а еще и зарабатывали деньги, которые тратили на подготовку резерва. Например, Минспорта выделяло квоту на участие в юниорском чемпионате мира 10 спортсменов, а мы за свои средства везли еще 15. Ведь если не будет достойных молодых спортсменов, то откуда они появятся потом? — Неужели все эти годы никто не понимал, что легкая атлетика катится к пропасти? — Звонки о том, что на Олимпиаде может случиться провал, были. В 2009-м на чемпионате мира не было завоевано ни одной медали, в 2011-м — всего две. Но ведь в прессе, особенно в «Прессболе», столько было опубликовано опасений, интересных предложений, но никто не обратил на это внимание. Все были заворожены семью наградами Пекина-2008 и думали, что все снова повторится. А Анатолий Бадуев не стеснялся педалировать эту тему, утверждая, мол, в Лондоне будет семь медалей, а может — и девять. У меня было другое видение. Думал, что при самом благоприятном стечении обстоятельств завоюем пять наград, при самом плохом — три. Прежде всего, надеялся на Остапчук, Тихона и Менькову. Причем не просто на медали, а на золото. Но с Тихоном стряслась беда, его отстранили. На мой взгляд, совершенно не заслуженно. Если исходить из презумпции невиновности, непонятно: как это — через восемь лет поднимать старые пробы, да еще именно нашего Ивана. Надо тогда проверять все четыре тысячи афинских проб. А ведь он был отлично готов к Лондону. — Это все — отголоски их с Девятовским победы над МОК и ВАДА в суде? — Конечно! МОК не простил ему, что он ткнул их носом, показал, что даже в такой могущественной международной организации может твориться несправедливость. Но вернемся к общей ситуации. Показательна история с Кравченко. Зимой я ему говорил: «Андрюша, не надо тебе ехать на чемпионат Европы с больным ахиллом. Если ты его оторвешь, никто тебя не пожалеет, и спорт для тебя закончится, даже если тебе сделают удачно операцию». В свое время мы так лечили Авдеенко, Сасимовича, и после вмешательства они могли тренироваться и выступать. Правда, если первый до операции прыгал в высоту 2,37, то после — 2,15. Разрыв ахилловых сухожилий — серьезная травма. Но Кравченко застращали, дескать, не поедешь — снимем с тебя президентскую стипендию. Я предлагал: «Давай пойду к министру и решу вопрос». Но он поехал, и вот результат. А ведь и его класс снизился. Я в свое время определил, что медальный уровень в многоборье будет не ниже 8500 очков. Так и вышло. В рассвете своей формы он набирал эту сумму легко, но в этом сезоне результаты упали. Не могу гарантировать, что он привез бы из Лондона медаль. — Что в остальных видах программы? — Мы как включили в свое время в команду толкателей Лыжина и Михневича, так с тех пор никого больше и не появилось в этом виде. То же и у женщин: Остапчук, Хоронеко — и все. Такая ситуация везде. Если какие-то молодые ростки пробивались, к ним проявлялось откровенно неадекватное отношение. Не побоюсь этого слова: главный тренер и некоторые сотрудники опустились до явного крысятничества. Как это можно представить, чтобы руководитель провоцировал своих спортсменов на то, чтобы они ему несли доллары, а он их якобы будет защищать? Взятый курс на фармакологию не может себя оправдать. Ведь сегодня самый легкий анаболик определяется даже через 85 дней. А за это время можно любую форму растерять, ведь нужно прятаться, чтоб не попасть на допинг-контроль. Остапчук вон и вне соревнований проверяли. Но главный тренер взял курс на фармакологию, а не авангардную подготовку, которую используют многие мировые звезды. Эти течения необходимо было доводить до всех специалистов, кто работает со спортсменами. Но этого сделано не было. Такой подход вместе с непопулярными управленческими решениями привел к тому, что 50 легкоатлетов на Олимпиаде набрали семь зачетных очков. Это же просто позор! Если бы моя команда так выступила, я бы давно в землю зарылся и не показывался. Но сейчас находятся даже какие-то оправдания, «условный провал»… Не понимаю этого. — Так кто виноват-то? — Мы методически проиграли Олимпиаду. Не государство, которое создало достаточные условия для подготовки. Спортсмены получают высокую зарплату. Стипендия для олимпийских призеров — 40 миллионов в месяц. Для Беларуси это хорошая сумма, а у нас некоторые еще начинают ныть: не хватает на дополнительное питание. Или как Арямнов — мол, такой бедный и голодный, а он получал 40 миллионов в месяц плюс призовые за «золото» Пекина 100 тысяч долларов, бесплатная квартира… Это просто распущенность, которую допускает руководство, включая чиновников высшего ранга. Не знаю, что докладывают министр и помощники президенту, но думаю, что они во многом лукавят. А раз лукавят — значит, не служат государству и своей должности. Таких помощников и министров быть не должно! Выступление легкоатлетической команды — большая боль для меня. Это ведь было дело моей жизни. Я с 1983-го года руководил этим видом, работал даже в сборной СССР. А после обретения суверенитета, почувствовав, что для становления нашей команды нужна железная рука, я стал главным тренером, совмещая этот пост с должностью главы федерации. И успехи были. Но легкую атлетику довели до такого состояния, что для того, чтобы выбраться, нужны очень серьезные усилия. — Какие? — Летние виды спорта проходят аттестацию в Минспорта осенью. И с самого ее начала нужно формировать нормальный штаб. Главный тренер должен создать коллектив не по принципу «разделяй и властвуй», а одну семью. Если будет позитивный микроклимат — это уже полдела. А остальное — это технологии. Раньше мы брали передовые методики, собирали всех интересующих нас спортсменов на установочные сборы и пытались их донести до всех. А дальше — только контролируй. — А сейчас что? — Мы не имеем должного контроля за подготовкой. Лишь на главных стартах узнаем, что наши атлеты не готовы к соревнованиям. И не только в нашем виде спорта. Технологии нужно определять путем системного анализа — тогда будет результат. — Еще какие-то причины? — В сборной не было хорошего микроклимата, который способствовал бы творческой работе. Там очень много подковерной возни — во многих видах спорта. Если не сделаем правильных выводов, в 2016-м можем оказаться в еще худшем положении по сравнению с Лондоном. В любом виде спорта — особенно в легкой атлетике — нужно видеть прогресс и не просто стремиться догонять, а играть на опережение. В толкании ядра у мужчин уже нельзя выиграть с результатом в 21 метр. Мы решаем какие-то непонятные задачи. Время нынче такое, когда только опытом и интуицией тренер не может добиваться результата. У него должны быть реальные показатели научно-медицинского характера, которые должны подтверждать, строит он спортсмена или разваливает его. У нас этот вопрос находится на нуле. — А как же гребля Шантаровича? — У него есть целая лаборатория. Перед Олимпиадой-2008 я руководил экспертным советом. Мы тогда старались внедрить современную систему управления тренировочным процессом и кое-что сделали. Но руководство, увы, этого не понимает и поэтому спустя рукава поддерживает. А без этого невозможно готовить спортсменов высшего класса. Такой пример: экипаж мужской четверки в академической гребле по своей талантливости и физической кондиции — просто уникумы, особенно Денис Мигаль и Станислав Щербаченя. Они очень правильно тренировались зимой, мы контролировали их. А потом их неожиданно так нагрузили специальной работой, что у них произошли срывы. По результатам анализов мы предупреждали тренеров об ошибке, но у нас ведь никто никого не слушает, все очень грамотные и все знают. Вот спортсмены никакого успеха и не добились. Прошло четыре года — и снова парни не у дел. А ведь ребята класснейшие. Это говорит об отсутствии управления тренировочным процессом. Этот вопрос должен стоять не только перед личным тренером, но и перед руководителями спорта, которые должны это понимать и контролировать. А у нас принимаются решения, которые этот контроль убирают. Целый год мы тренируемся, приезжаем на Олимпиаду — и оказывается, что готовились мы неправильно… — Вы знаете человека, который способен вывести легкую атлетику из пике? — Тяжело ответить, хотя и думаю постоянно об этом. Самое главное — найти человека, который воссоздаст нормальную обстановку для работы и творчества. Сейчас все обсуждения сводятся к персоне Александра Трощило. Ему нужно будет в первую очередь заняться сбором команды единомышленников. Потому что сейчас сборная просто неправильно формируется. Президентские стипендии вызывают борьбу и ажиотаж как среди спортсменов, так и среди тренеров. А в положении написано, что стипендию может получить только атлет и наставник, входящий в национальную команду. То есть чтобы дать, например, Ефимову возможность получать господдержку, его нужно зачислить старшим тренером сборной. Но он ведь там ничего не делает. Отличился Кравченко — нужно дать место его наставнику. Видите ли, в той школе, где он работал, стипендию получать нельзя. Этот вопрос я ставил еще пять лет назад. Хотел доложить руководителю страны, нужно было изменить формулировку. Мы же вместо того, чтобы создать коллектив тренеров, которые будут в сборной отвечать за детей, юниоров, следить за управлением и тренировочным процессом у молодежного и основного состава, даем много ставок личным тренерам. Мне кажется, эту поправку сделать легко. Но я верю, что есть еще в легкой атлетике кадры, с помощью которых можно создать ядро вокруг нового главного тренера. Можно привлечь ветеранов в качестве методистов — что лукавить, я бы с удовольствием согласился помочь. Кроме Трощило, знаю еще одного кандидата на роль главкома. Но он — любитель этого дела (прикладывает руку к горлу – Goals.by). А это беда, особенно в командировках по регионам, где все стараются проявить гостеприимность. Хотя надеяться нужно не на отдельную личность, а на команду. У нас еще есть достаточное количество легкоатлетов, которых можно довести до топ-уровня за четыре года, что остались до Рио. — Вопросы с выплатами стипендий, по-моему, должна решать федерация. Впрочем, полагаю, ее главе Владимиру Потупчику времени на легкую атлетику просто не хватает… — По-прежнему остаюсь сторонником своей прежней позиции: большие чиновники не должны рулить еще и спортом в нагрузку. Уже заявлял: федерация легкой атлетики по сравнению с тем, что она имела раньше, ныне опущена ниже плинтуса. Как можно не иметь контрактов на спортивную форму для такой команды, как у нас? Собирать подачки от фирм, которые экипируют атлетов на конкретные соревнования — стыдоба. Положительное влияние административного ресурса можно проследить только в академической гребле, где во время руководства Петра Прокоповича был построен канал в Бресте, другая инфраструктура. Но таким людям нужна команда, ведь сути они не понимают. Заместителем у такого человека должен быть специалист от спорта — у нас же такое получается далеко не всегда. Идут перевыборы в федерациях — и опять все чиновники, чиновники. А ведь, кроме Коноплева в гандболе, никто позитива в свой вид спорта и не привнес. Стремление назначать чиновников на руководящие должности в спорте сейчас уже не актуально. Ведь государство и так много сделало — в части возведения той же инфраструктуры. А Потупчик сидит в сенате. Понятно — высокая должность, но нельзя же и о легкой атлетике забывать. Он все передоверил Бадуеву, который теперь попал туда… — …от чего не зарекаются. Ситуация с задержанием главного тренера сборной могла повлиять на подготовку и настрой спортсменов перед Олимпиадой? — Не думаю. С кем ни общался — никто с сожалением об этом не говорил, никто не переживал. Все говорили: «Пусть воздастся ему то, что человек заслужил». Стиль управления Бадуева легкой атлетикой — просто недопустим. Тренер из Гродно выступила с критикой, они встречаются, он с ходу: «Ах, ты еще жива!» Если кто-то слово против сказал — сразу враг. Я никогда ни под кого не подстраивался, говорил, что думал. Но доходило до того, что главный тренер заявлял: «Все, кто будет общаться с Рудских, может писать заявление». Разве это нормальный человек? Он за семь лет довел легкую атлетику до состояния беспомощности. Так что не думаю, что его задержание отразилось на команде. Разве что на фармакологической, скажем так, ситуации… — Слышал, что легкоатлеты не получили перед Играми необходимые препараты — корни причины этого опять же вели к главному тренеру. — А я говорю о другом. О допинге. Думаю, пул Бадуева был завязан как раз на этом направлении. Я предупреждал некоторых спортсменов, что в Лондоне будет новая система допинг-контроля. А мне отвечали: «Нет, Бадуев говорил, что она еще два года не может быть внедрена, потому что должна пройти апробацию». Вот она и прошла апробацию… — «Прессбол» описывал ситуацию с допингом, если вкратце, так: группа белорусских атлетов попалась на допинг-тесте в Москве, и Бадуев потребовал с них деньги, чтобы спасти от дисквалификации. — Это он сам придумал, чтобы сорвать барыши. А инициатором противостояния стал Ефимов. У него Бадуев потребовал три тысячи долларов, чтобы прикрыть Остапчук. А тот ответил: «Зачем мне платить, если у Надежды все чисто, она уже несколько раз контроль прошла». «Ну смотри, будут проблемы». Через два дня ее приезжают проверять. Оказывается, Бадуев попросил об этом в Москве. А потом заявляет, что она попалась. Ефимов звонит Ванхадло (руководитель НАДА — Goals.by), тот утверждает, что, по пришедшим к нему документам, все нормально. После этого тренер идет к министру спорта: «Снимите Бадуева с работы!». Ефимов не хотел доводить дело до тюрьмы. Но его не снимают. Тогда Александр Николаевич, принципиально не согласный с позицией спортивного руководства, обратился в органы. Те проверяют — все сходится. — Если люди несли деньги — значит, им есть чего бояться? — Значит, те, кто платил, с ним и сотрудничали. Без него они просто не могли работать в этом направлении. …Я ведь тоже виноват, что Бадуев пришел к власти. В Афинах мы брали обязательство завоевать пять медалей — а вышло три. Я же не знал, что Анатолий Иванович уже тогда подставил меня по-черному. Тогда как было? После победы Нестеренко на стометровке российские коллеги говорили: «Тебе уже можно расслабиться и ни о чем не думать. Подобного не было и никогда больше не повторится». Еще шли олимпийские соревнования, а меня Михайловский (в 2004-м — глава БФЛА – Goals.by) уже приехал снимать с должности главного тренера. Он пошел к тренерам советоваться, кого назначать на мое место. А они все рассказали мне. Иду к нему, говорю: «Леонид Михайлович, не беспокойтесь, если план не выполним — я сам уйду, вину возьму на себя». Спросили у меня — порекомендовал Бадуева. Мы ведь с ним дружили семьями, за грибами ездили, в гости ходили. А потом получилось: «Все, кто будет общаться с Рудских, может писать заявление». Высшее руководство было им очаровано. А ведь семь медалей мы должны были завоевать еще в Афинах, а не в Пекине. Ведь за год до того у нас было именно столько наград на чемпионате мира в Париже, причем три из них — золотые. А на Олимпиаде вдруг занимаем четвертые, пятые места… Оказалось, Анатолий Иванович подсуетился. — Как? — Мы тогда за счет федерации приобрели фармакологию для 14 наших лидеров. Он за это направление отвечал. Это были незапрещенные энергетики французского производства, которые принимаются за пять дней до стартов, и форма у атлета держится. А когда я ушел в отставку, встретился с человеком, который продал нам эти препараты. Он спрашивает: «Почему подрываете мой бизнес?» Я не понимаю. Он объясняет, что в Москве продавал эти энергетики по цене 700 долларов за упаковку. Нам по дружбе (я дружил с его отцом) — по 500. А мы их якобы сбыли культуристам за 200. Я сразу опупел. Оказалось, это Анатолий Иванович. А ведь мне он докладывал, что все идет по плану. Вот так иногда в жизни случается. Поэтому ничего хорошего о Бадуеве сказать не могу. На всех фронтах он проявил себя только с отрицательной стороны. Так человек рвался к должности. А ведь сиживали даже у нас дома за «чаркой». А в мыслях, значит, было то, как достигнуть своей цели. Теперь Михайловский это понял и говорит: «Какую ошибку мы совершили!» Но это не та личность, о которой стоит много говорить. Главное — легкая атлетика, которую сегодня опустили, а надо, чтобы она заняла подобающее место. — Где в стране лучше всего поставлена подготовка молодых талантов? — Массового производства юниоров хорошего уровня нет даже в масштабах одной школы. А ведь у нас сейчас только в УОРах 500 с лишним мест для легкой атлетики. В училища раньше набирали по конкурсу. Теперь все пришло в забвение, народ набирается под тренеров, которые работают в школе. Но штучно нужно работать повсеместно, готовить детей и их тренеров. Многие наши наставники не понимают сути современных технологий, они по старинке варятся в собственном соку. Ведь не проводится конференций, курсов повышения квалификации. — Александр Григорьевич, не надоела вам легкая атлетика за долгие годы? — Это ведь моя жизнь. Мне уже никуда не уйти. Были ведь хорошие результаты — и в сборной, и в личной биографии. Мой ученик Курьян в 1966-м году пробежал стипль-чез за 8,28 — до сих пор никто не приблизился к этому результату в Беларуси. И та команда, которую мы создали к 2003-му году целиком из белорусов, — это моя радость и боль. Помню, как направил на нужный путь Тихона, которого тренер в молодом возрасте нагрузил силовой работой. Все прошло через меня, через тот коллектив, которым посчастливилось руководить. Все говорили, что я был очень строгий — но никого не хотел ведь обидеть. Однако очень серьезно подходил к отсутствию дисциплины, к нерадивости. Займет спортсмен 20-е место, говорю ему: «Это не ты виноват, все мы не научились работать». Эта психология пронизывала весь коллектив, и мне приятно, что люди помнят это до сих пор, приятно отношение тех, с кем работал. За исключением Бадуева. К сожалению, мы всегда идем не в авангарде, а догоняем. Почему попадаемся на допинге? Потому что отработанный материал, который нигде не применяется, у нас только входит в обиход. Думаете, американцы показывают сумасшедшие результаты просто так? Нет. Когда я в 70-е приехал в Минск, меня познакомили с одним физиологом, который уже тогда говорил про феромоны и пептиды. Сегодня предлагают в косметике крем для омоложения на пептидной основе. Нам эта технология пока недоступна, а, возможно, американские спортсмены уже имеют с ней дело. А это ведь природный препарат, который получается из растений. Он еще сто лет ловиться не будет. Правда, он очень дорогой: один килограмм пептидов стоит где-то 12 миллионов долларов… Все радости и беды всегда шли из Америки. Еще со времен Перри О’Брайена, когда появились анаболики и с ними началась борьба. Не буду строить из себя непогрешимую личность: все страны, в которых культивировался большой спорт, всегда ходили на грани допустимого. Кто ее перешагивал — попадался. Но если в США та или иная технология уже отходила, у нас только начинали ей пользоваться. Это наша беда. И в то же время одна лаборатория в Гомеле, которая работает на греблю на байдарках и каноэ, приносит больше пользы, чем весь НИИ по всем видам спорта. Мы же истратили деньги на то оборудование, которое не нужно. А необходимое теперь не можем приобрести…