Алексей Игнашов: «Японка ждала меня в гостинице с газовой плиткой, чтобы приготовить борщ»

Один из сильнейших бойцов Беларуси, звезда К-1, ученик Андрея Сергеевича Гридина Алексей Игнашов рассказал блогу «Кровь с молоком» о начале спортивного пути, сумасшедших фанатах, жизни в Новой Зеландии, тренировках с регбистами, поездке на Афон и возвращении в ринг.

- В Википедии написано, что свой первый профессиональный поединок вы провели в 1998 с Реми Боньяски в Польше на турнире «Боевая ночь Муай Тай».

– Турнир проходил в Голландии, а не в Польше – это ошибка. 26 апреля 1998-го мы боксировали с Реми по формуле «С», т.е. бой состоял из трех раундов по две минуты. Хотя Боньяски тогда уже выступал по формуле «А», т.е. пять по три. В том поединке я выступил неплохо, но проиграл. Помню, что после боя очень болели ноги – Реми четко и сильно работал по ним. Я выстоял, выдержал все, но когда пришел в душ и включил холодную воду, у меня боль все усиливалась и усиливалась. Просто после второго раунда, чтобы я не чувствовал боли, мне ноги замораживали спреем. А тут заморозка отходит, мне все хуже и хуже. Стою и думаю: «Да когда же это все прекратится?!». А Дима Пясецкий пришел тогда, посмотрел на меня и говорит: «А, ноги болят? Ну, настраивайся, это то, чем мы занимаемся». Но это ерунда, ноги отошли. Хотя на следующий день они в джинсы не влазили – так опухли! Я даже ночью переворачиваться не мог, просыпался, потому что боль была большая. Ходил потом несколько дней, как робот Вертер.

- Когда голландец Роб Каман проводил свой прощальный поединок, в качестве своего соперника он выбрал вас. Помните этот бой?

– Этот бой тоже проходил в Голландии. Роб Каман был и остается большой звездой. Для меня было большой честью с ним боксировать, потому что когда я только учился таиландскому боксу, смотрел его бои. Если бы мне кто-нибудь тогда сказал, что я буду с ним драться, никогда в жизни не поверил бы. Да и сам бой был хороший: грандиозный выход, барабаны, адреналин – здорово, в общем.

- В конце судьи отдали победу Каману, но голландец лично поднял вашу руку, признав, что вы были сильнее. Вас удивил этот поступок?

– Нет, не особо. Сразу было понятно, что он честный, добрый, хороший человек. И когда мы позже общались, он всегда переживал за меня. Говорил: «Леша, потерпи немного, я знаю, что ты иногда поступаешь неправильно. Потерпи и будешь, как я. Сейчас у тебя есть возможность, не то, что раньше». Тогда же как раз К-1 появилось.

- Почему на этот поединок Каман выбрал именно вас?

– Ну, этих тонкостей я не знаю. Да, там много претендентов было. Но так Господь управил, что он выбрал меня. 

- В 2001 году вы провели отличный бой со Стефаном Леко, но вас дисквалифицировали. Справедливо?  

– Леко тогда находился в отличной форме, очень хорошо двигался – был на пике. Это был мой первый экзаменационный бой в К-1. Наш поединок в тот день стоял последним. И голландская аудитория уже была немного заведена – им же там разрешают во время турнира пить пиво. Когда начался бой, буквально не прошло и 10 секунд, включается свет, и я вижу, что в самом конце зала человек 10 на 15 дерутся. Это конец турнира, почти все зрители уже под воздействием чего-либо. Их попросили прекратить. Мы с Леко начинаем опять боксировать, снова включают свет, я уже вижу, что там человек 50 на 50 дерутся, стулья летают. Рефери попросил меня не смотреть туда. А мне же интересно. Я таких массовых драк особо и не видел никогда. Спустя десять минут все успокоились, самых активных вывели, и наш бой продолжился. Когда мы начали боксировать, Леко работал больше с рук, а я – в тайской манере: типы, колени, ноги. Ну, и в какой-то момент получилось так, что я бью тип, Леко отлетает и говорит на эмоциях: «Давай, давай еще!» Ну, я долго не думая, ему еще туда добавил. Он немного смутился, опять говорит: «Давай еще», – но уже не так уверено. Я ему еще раз. Он отлетает от меня к канатам, от канатов опять ко мне, я ему навстречу сразу бью правый прямой, потом делаю скрутку, он падает, и я коленом успеваю ударить его по подбородку. Вот за этот удар меня тогда и наказали, хотя я все сделал по правилам. Он же не коснулся тремя опорами ринга, чтобы меня можно было дисквалифицировать. Наоборот, как я потом объяснял, это высший пилотаж, большое искусство. Если кто и виноват, так это рефери, потому что он не влез между нами и не остановил бой. Но в любом случае, Леко ко мне подошел после турнира, поблагодарил и давай знакомиться. Ему было интересно, что это за молодой человек из Беларуси. И потом у меня уже были бои, я заявлялся и утверждался.

-  В вашей карьере были периоды, когда вы могли провести по 8-10 поединков за год. Как вам это удавалось?

– Бывало и побольше. Ну, у меня была хорошая форма, мне это нравилось. Когда ты в хорошей форме, то не устаешь и не травмируешься во время боя. Да и такое количество боев было просто необходимо, чтобы заявить о себе. В К-1 нужно провести много поединков, чтобы тебя заметили. И не просто провести, а выиграть, и желательно нокаутом. Тогда тебя будут любить – всем же нравятся нокауты. А насчет того, что у меня было много боев, бывали случаи, когда мы тренировались в Таиланде, потом летели боксировать в Голландию на турнир и буквально на следующий день утром я улетал в Японию – там большой турнир. Многие смеялись, в том числе и Питер Артс, и называли меня: «Crazy». В Японии после турнира всегда вечеринки были, мы собирались и у меня часто спрашивали: «Может, ты еще и завтра выступишь?». Я отвечал, что все вопросы к менеджеру, но почему бы и нет? Но сейчас я бы не смог провести 10 боев за год – форма не та.

- Что вас тогда привлекло в ММА?

– Обстоятельства. Мы были в Японии. И там японские бойцы К-1 практикуют ММА. Тогда я познакомился с Сэмом Греко – он австралиец. Боб Сапп еще был, друг мой (позже мы тренировались вместе) и Марко Джара – тренер по джиу-джитсу из Бразилии. И мне предложили бой. Собралась команда. И я подумал: «Почему нет?» Тем более тренироваться нам нравилось. Японцы с нас смеялись, потому что мы втроем всегда были, но говорили между собой на разных языках: я – на русском, Сэм Греко –  на английском, а Марко Джара – на португальском. И прекрасно понимали друг друга.

- ММА сложнее, чем К-1?

– Это немного другая специфика работы. Борьбы много. Конечно, в ММА намного больше надо думать и быть более искусным, потому что когда ты стоишь на ногах и боксируешь в стойке – это одно, а когда ложишься в партер – совершенно другое. Это совсем другой мир. Меня Марко Джара познакомил с семьей Грейси – их несколько братьев. И мы с одним из них прорабатывали некоторые приемы. Помню один случай. Мы начали боксировать, и он на мне крутился просто как гимнаст на снаряде своем. Я продышаться не успевал. Он мне то руку, то голову, то ногу заломит. Верткий был, и я ничего не мог сделать. Сопротивлялся, как мог, но его опыт и профессионализм брали свое.

- Как вы попали в К-1?

–  Здесь большую роль сыграл Александр Загорский. Он дал большой толчок, очень помогал, в том числе финансово. Саша сделал здесь турнир-восьмерку в Ледовом дворце, пригласил японцев. Они увидели, что мы можем организовывать соревнования международного уровня. Тот турнир я выиграл, и для меня это была путевка в Японию.

- Помните свой первый бой в Японии?

– Это был поединок с Максом Скелтоном. Я тогда был в не очень хорошей форме, проиграл. Еще обстоятельства так сложились, что поехал туда без тренера. Скелтон намного выше меня, мощнее, боксер в прошлом. Три раунда мы отбоксировали. Когда приехал, меня японцы очень тепло встретили. Они видели, как я выиграл минский турнир-восьмерку, и полюбили так, как будто я уже давно звезда К-1. Организовали мне очень теплый прием. Ну и в дальнейшем моя популярность в Японии возрастала все больше и больше.

- Самый необычный знак внимания, который вам оказывали фанаты?

– Да там все знаки внимания необычные. Всегда говорил, что я в Японии будто на Луне нахожусь. Я был в разных странах, видел разных фанатов, но то, что творилось там, – это, конечно, не описать словами. Во-первых, сами японцы какие-то необыкновенные: когда они тебя видят, у них реакция неадекватного человека. Трясутся, могут закричать. В основном девушки, они любили меня :). И бывало, что в гостинице все тебя ждут, хотят сфотографироваться. А они больше всего любили на телефон фоткаться, потому что если на обычный фотоаппарат снимаешь, там ты просто стоишь, а если на телефон, то уже надо прижаться друг к другу, чтобы влезть в кадр :). По несколько часов могли фотографироваться. Уже, кажется, все, хватит, но им еще подавай. Постоянно хотели меня чем-то удивить. Бывало, даже ждали меня в гостинице с плиткой газовой, чтобы борщ приготовить.

- И как вам японский борщ?

– Обычный. Это была Сумие, она хотела меня удивить. Конечно, она ни разу в жизни его не готовила, в интернете рецепт прочитала. Борщ как борщ получился. Просто интересен сам момент: номер в гостинице, газовая колонка и она стоит, борщ готовит. Много моментов забавных было. Внимание приковано с утра до вечера. Я даже иногда его избегал. Любил выходить не через центральный вход, а через черный. Если день-два, тогда это внимание может немного и нравиться, но когда ты там живешь месяц, и тебя постоянно дергают, устаешь от этого. По улице или в метро пройти невозможно, постоянно надо автографы раздавать. После тренировок это очень утомляет. Ты уже хочешь спрятаться, чтобы тебя никто не видел и не беспокоил. А был случай однажды вообще жуткий. Мы после турнира выходим, открываются двери–и перед ними стоит большая толпа, человек сто. До автобуса нам пройти метров 50. Питер Артс идет первым, я за ним. И рядом еще мой менеджер Игорь Юшко. Артс увидел, что охраны нету, сразу развернулся и пошел назад. А я думаю: «Чего он пошел?». Я же тогда молодой был, еще не знал ничего, а он к тому времени давно уже боксировал в Японии. И я дальше пошел. И тут вся эта толпа меня сразу облепила. Ну, я подумал, что сейчас, как обычно, буду автографы раздавать. Но не тут-то было. Мне Игорь кричит: «Леша, надо немного поработать с фанатами, раздать автографы». Я смотрю, а тут уже не до автографов. Они начали меня обнимать, все плотнее и плотнее – получилось давка. И помимо этого, я вижу, все девочки начали ко мне прижиматься. Вдруг откуда-то рука появилась и давай трогать меня везде. Потом вторая рука, третья. Затем кто-то осмелился отщипнуть от моей майки кусочек материала. Смотрю, меня уже рвут. Я тогда действительно очень испугался. Вся эта толпа, крики, обнимаются, кто за ноги, кто прижимает меня. Слава Богу, меня тогда секьюрити спасли. Разобрали эту толпу, сделали коридор. После этого случая я уже их всех боялся и без охраны вообще не выходил никуда.

- Скучаете по К-1?

– Конечно. Япония – та страна, куда я всегда летел с удовольствием. Хотя на первый взгляд Токио мне показался большим заводом из бетона. Но потом привык. Там очень интересно. Я люблю морепродукты, суши. Да и плюс еще внимание мне тогда нравилось, конечно. Там, когда я в ресторан заходил, даже если в первый раз, меня сразу узнавали, говорили: «О, Игнашов-сан!», – и выделяли лучшее место. Бывало, мы сидим с друзьями буквой «П», нас человек двадцать. А там в ресторанах рыба же прямо в аквариумах плавает, повара ее достают и сразу готовят. И в этой рыбе есть разные части, которые можно есть. И какой-то части, самой вкусной, очень мало – всего две-три порции. Один повар обычно трех человек обслуживает. И вот он рыбу режет, потом колокольчиком звенит, и кто первее руку поднимет, тому эта часть и достанется. А мне не приходилось реагировать, мне постоянно первому предлагали. Если я отказывался, отдавали другим. Вот такое отношение было. Мне немножко это нравилось, конечно. Фанаты там, конечно, сумасшедшие, но с ними тоже весело бывало. Они знали, что у нас зима будет, столько шапок, шарфиков присылали по почте...

Еще был забавный случай, но это когда я уже в Новую Зеландию улетел. Есть такая фанатка из Японии по имени Тому. Она приехала в Минск и полгода жила в Беларуси. Устроилась в иняз, пришла в «Чинук» и спрашивает на ломанном русском: «Где Лёса?». А я-то в Новой Зеландии. Мы с ней потом в Японии встретились, когда я с Бадриком (с Бадром Хари – прим. автора) боксировал. Она русский язык выучила немного и рассказывает мне: «Ой, Лёса, у вас было так холодно, я думала умереть». Я спрашиваю: «Так чего ты вообще поехала туда? Надо было позвонить, согласовать, я бы тебе сказал, что меня нет в Беларуси». А у нас зима тогда действительно была хорошая, а не как в этом году.

- В 2007 году вы улетели в Новую Зеландию. Почему?

– Надо было сконцентрироваться. Я начал мало уделять внимание тренировкам – они отошли на второй план. Стал эгоистично относиться к спорту. Своя жизнь оказалась важнее. Это было неправильно. Мне надо было уехать туда, чтобы убежать от соблазна, потому что здесь любые выходные проходили по одному сценарию – все было пропитано этим годами. Это уже позже я понял, что от себя не убежишь. Мне нужно было новое место, где я мог бы сосредоточиться на работе. Я поехал в Новую Зеландию, там меня знали, но на самом деле я был один. Поначалу было тяжело. И потом уже спустя год-два у меня появились хорошие друзья, очень известные в Новой Зеландии. Это регбист Джона Лому, боксер Дэвид Туа. С регбистами из команды «Олл Блэкс» месяц вместе тренировались.

- Почему именно Новая Зеландия?

– Это была идея Игоря Юшко. Во-первых, Новая Зеландия – это же далеко от Минска, не будет возможности каждые выходные домой летать. И второе, так получилось, что мы были знакомы с Диксоном – это менеджер Рея Сефо. И у него довольно-таки неплохая команда и хорошие условия для тренировок. И рядом с Новой Зеландией Япония, США, Таиланд – такой треугольник. А Беларусь далеко.

- Сильно новозеландцы отличаются от белорусов?

– Да. У них все хорошо, но они более расслаблено живут, потому что им государств дает субсидии. У нас на сегодняшний день, если ты не работаешь, ты должен заплатить три шестьсот. А там, если ты не работаешь, тебе в неделю дают 350 долларов и жилье. Вот они там и не заботятся ни о чем, сидят возле моря и играют на балалайках своих :). Поэтому многие туда и хотят попасть. Но чтобы не работать и получать эти 350 долларов, ты должен быть гражданином страны.

- Вам не предлагали принять гражданство Новой Зеландии?

– Я там получал резиденцию. Просто я приехал потом в Беларусь на две недели, ну и получилось, что задержался здесь. Так вышло, от чего убегал, на то опять и попался. Эти две недели быстро прошли, надо было в Европу ехать. Смотрю, пролетел месяц, второй, третий. А я и сам не понимал, как так произошло. А я еще из Новой Зеландии летел и думал, что давно уже в Минске не был. А тут прилетел, и так получилось, что бес попутал. И опять все ненормально пошло.

- В Новой Зеландии у вас был клуб.

– Да, он и сейчас есть, но меня там нету. Но это не лично мой клуб. Я его открыл вместе с регбистом Ингой и с Лоло Хомули – тренером Рея Сефо. Тогда у меня было время, и я мог принимать участие в работе клуба. Но меня сейчас там нет, соответственно, и прибыли именно мне нету. А ребята как работали раньше, так и работают. Там очень большой профессиональный клуб, много железа, два ринга. Инвестировал в это все, конечно, Инга – в прошлом очень популярный регбист. Играл наравне с Джоном Лому. Чтобы лучше понимать: вот как в боксе знают Тайсона, так в регби знают Лому. Инга, в свою очередь, друг боксера Дэвида Туа. Они все с острова Самоа. Лоло – тренер Рея Сефо – он вообще с Тонго. А есть еще в Новой Зеландии маурийцы, т.е. местные. Это как Диксон. Нас – тех, кто прожил там долго, – называют киосы. Даже если бы мы гражданство получили, все равно бы оставались киосами.

- Вы тренировались с регбистами. Как ощущения?

– Я тренировался с регбистами и вместе с их тренером. Занимались кроссфитом. Честно сказать, было по-настоящему тяжело. Регбисты – очень сильные ребята. Я и не думал, что мне в начале будет настолько трудно. Мы работали недолго, где-то час, но за этот час выполняли огромную физическую нагрузку. Сначала идет работа три минуты, потом минута отдыха, затем опять три минуты работы. Восстанавливаться очень тяжело. Приходишь домой и сразу засыпаешь. Но это очень интересно. И ребята интересные, веселые. По статистике, новозеландцы вообще одна из самых больших и сильных наций планеты. Они широкие, но не очень высокие – «кубики». Это от того, что у них пища такая: уфи, таро и маньоки. Она содержит очень много протеина. Таро – это хороший овощ такой. Он растет в земле, как картошка. Но очень вкусный. Из тару, если отварить, клецки очень вкусные получаются. Уфи, если отварить, по вкусу как хлеб. Растет как куст. Я даже сажал, когда мы приезжали на Тонго. И потом через полтора месяца мне прислали фотографию показать, как уфи выросла. Это как у нас: одну картофелину посадил, и она корешки пустила. Только уфи, как прут, выглядит, ты берешь ее, в землю вгоняешь и обрубаешь мачете, потом опять втыкаешь и обрубаешь. И все, будет расти. Я хотел в Беларусь привезти, она бы за сезон выросла. Воды не надо, в Новой Зеландии жара постоянная. Потом уфи вырастают формой, как морковки. А таро очень большая может вырасти. Ее потом тянут, потянут и вытянуть не могут :). Еще там авокадо огромные. Я таких вообще никогда не видел больше – как арбузы.

Ну и, конечно, фауна. Очень много летучих мышей – флайфоксов. Они на деревьях днем сидят, и я, помню, всегда, как мальчишка, туда лазил, надо же было посмотреть. Лоло Хомули постоянно одергивал, переживал, что я по деревьям лажу, у меня же бои, мало ли упаду, поврежу себе что-нибудь. Да и у мышей зубы нормальные, они же кусаются. А вот купаться было сложно: вода очень горячая. Мне это не нравилось. Первых метров пять до берега так вообще невыносимо. Такая жара, хочется холодненького, а вода–как кипяток просто. И рыбы очень много, и вся разных цветов. В Тонго еще можно поплавать с большими черепахами, а в Новой Зеландии – с китами. Я с китами не плавал, но, я так понимаю, это были кашалоты. Мне объяснили, там два течения встречаются, и поэтому много планктона, вот и китов много. Я видел, как люди с ними плавали, но у самого желания не было: он проплывет, хвостом даст и все – позвоночник поломан. А с черепахами плавал. Помню, когда купался один раз, там скат был большой – метра два, не меньше. Широкий, и хвост у него длинный. Мы тогда долго плыли к океану, чтобы глубина метров 50 хотя бы была. И потом я стал плавать. А ребята местные, здесь выросли, им неинтересно просто купаться. И когда я плавал, они что-то резко кричать начали. Я смотрю, а там две тарелки огромные – скаты. Я испугался и быстро-быстро на яхту обратно забрался.

***

- Как вы пришли к религии?

– Так Господь управил. Тяжело было, тяжело именно духовно, потому что я понимал, что не все я в жизни делаю правильно. Очень трудно даже говорить об этом. И хотелось бы сказать спасибо всем, кто помогал и молился за меня.  Я побывал на Афоне на последнюю седмицу перед Пасхой. Я приехал туда, много о чем задумался. После этого я начал работать над собой именно в духовном плане. Сейчас это стало образом жизни. В Минске много храмов, но чаще всего я хожу к отцу Михаилу в храм Рождества Христова в Большом Стиклево. Сейчас эту церковь казачество поддерживает. Они заботятся о молодежи, стараются направить ее в нужное русло, чтобы все жили с гармонией.

- Сколько вы пробыли на Афоне?

– Недолго – всего-то две недельки. В последнюю седмицу перед Пасхой сказали: надо поработать будет. И после Пасхи еще неделю там был. Но мне хватило, чтобы понять многое. Там большая энергетика, очень много мощей. Работа над собой идет постоянно. Служба там длится не три часа, как здесь, а по пять-шесть часов утром и столько же вечером. Плюс ограничения в еде, это же все-таки последняя неделя перед Пасхой. А последние сутки там даже воду нельзя пить. Поначалу мне было весело, а потом, на второй-третий день, я понял, как тут все серьезно. Я тогда посмотрел на этих старцев и понял, что это тоже сила – постоянно быть в молитвах и за себя, и за всех нас.

Были интересные случаи. Как-то туда космонавты приехали. Они были в космосе полгода и приехали по одной простой причине. Когда они пролетали над Афоном, то увидели огненный луч света в небо. Они не могли понять, что это за феномен. А в этот день как раз Пасха была, и я так понимаю, это энергия шла от земли. Вот они и приехали, стали спрашивать, что это за луч света и как такое может быть.

Но там много чего интересного было. Крестный ход был потом. Мне понравилось, я оттуда и уезжать не хотел. Там все по-другому. Когда я вернулся и поехал в университет «Синергия» в Москву, с которым сотрудничаю, Лобов Вадим, ректор, он как меня увидел, сказал: «Леша, у тебя глаза другие, ты совсем другой!». И спустя месяц он сам поехал на Афон, потому что ему интересно стало.

- Как раз в то время на Афоне находился Александр Емельяненко. Пересекались с ним?

– Нет, он уже сошел с Афона, а я как раз зашел. Но Саша там был не десять дней, а гораздо дольше – около года. У него и борода за это время выросла. Говорили, три топорища сломал, когда дрова рубил. Но ребята рассказывали, что на глазах человек менялся.

***

- Кто вас наградил прозвищем «Красный скорпион»?

– Просто у меня была нашивка на трусах с изображением скорпиона, мне она нравилась. И тут еще японцы постоянно повторяли, что у меня стиль боя своеобразный: я боксирую, боксирую, потом – бах! – один удар – и человек падает. Как от жала скорпиона. Добивать не приходилось. И тут еще говорили, что скорпион сам себе мешает жить. Он когда ходит, может сам себя ударить. И я тоже как будто себя своим жалом бью. Вроде все хорошо, могу выигрывать шесть боев подряд, из них четыре нокаутом, а в финале надо собраться чуть-чуть, а я не могу, мне уже неинтересно ничего. У меня проблемы с самим собой.

- Когда спорт стал приносить вам деньги?

– Когда стал выступать в К-1. Японцы умели делать большое шоу и создавать всем комфортные условия. И самолеты были частные, и бизнес-классы, и роллс-ройсы. Все как надо. И, соответственно, это все не за красивые глазки. Ну, может и за красивые, но это только со стороны фанатов. Они любили меня, я был очень популярным. Японцы же постоянно перед турнирами опросы делали, узнавали у зрителей, за кого они болеть будут. И я всегда на втором месте шел, сразу после Питера Артса. Организаторы видели, что меня любят, и делали на мне деньги: все эти плейстейшены, куклы, майки. Поэтому тогда мне разрешалось многое.

- Я хорошо представляю, чем занимаются бойцы перед боем. А что вы делаете после поединков?

– Не буду говорить, что я раньше делал после поединков. И так все знают, как мы отдыхали. На сегодняшний день, первым делом я иду на службу благодарственную, а потом опять за работу. Тренироваться надо, это же моя работа, надо относиться к ней профессионально. Да мне и самому нравится. Ты приходишь, хочется кровь погонять. Единственное, я позавчера не выспался. По вторникам у нас всегда водное поло. Там я, Саша Устинов, Вова Задиран. Но это очень трудно, там же профессиональные спортсмены тренируются. Саша и Вова уже не один год плавают, они привыкли. А без привычки попробуй поплавай полтора часа туда-сюда, плюс борьба за мяч – это тяжело. Если в самом начале у меня броски хорошие, то спустя час мне говорят: «Что ты бросаешь, как девочка?». А у меня уже рука отваливается, мне бы просто на воде продержаться. Без привычки это очень серьезная нагрузка.

- Гридин часто повторяет, что поражение важнее, чем победа. Самое важное поражение в вашей карьере?

– Со мной важное поражение случались не единожды – это когда я сам себе проигрывал. Когда понимал, что после соревнования немного не так надо было себя вести во многих моментах. Это молодость была, можно сказать. Я ненормальный образ жизни вел. Всегда говорят, мол, да, надо отдохнуть, был график тяжелый, но на самом деле это большая ошибка. Ты спортсмен, ты профессионал. Отдыхать надо, но не так, как я. Но со временем мне за это пришлось отвечать. Поэтому мне было очень тяжело именно духовно. Я никогда не боялся физической боли. Мы все за столько лет уже к боли привыкли. А вот духовно – да, это тяжело. Я постоянно повторял себе: «Ну ты же говорил себе сколько раз, что больше не будешь, а тут опять двадцать пять».

- Когда вы прилетели из Новой Зеландии, Гридин охотно принял вас обратно?

– Ну, как-то начали тренироваться, даже не знаю, охотно это было или не охотно. Он просто спросил: «Леша, будешь тренироваться?» Я ответил, что буду. У нас же всегда взаимопонимание было. Да и тренироваться надо.

- Тяжело было вернуться?

– Не скажу, что легко. Когда ты не тренируешься год, а потом резко начинаешь, то, конечно, это тяжело. Это и психологически тяжело, и физически – это же все взаимосвязано. Но это надо было пройти. Я помню, первые два месяца тренировался сам, по две тренировки в день, чтобы приобрести форму и потом прийти в клуб. Тренировался, проклиная все, что я до этого делал неправильно. Вот так, через физику, через духовное, хочешь не хочешь, а пройти это надо. Господь дал мне силы, чтобы я смог бороться. Человек без этой силы мог бы свернуть с пути. Конечно, трудиться всегда тяжело, но тяжело тогда, когда ты не в форме. А когда ты что-то приобрел, то уже легче. Тем более, когда тебе это нравится. Ну, а правильная жизнь, она есть, ее обязательно надо поддерживать, и веровать надо, потому что оступиться любой может. Я тоже раньше много кого осуждал, мне много чего не нравилось, а потом бывало, шел и сам поступал так же. Поэтому здесь сложно что-то говорить. Все мы люди, все мы ошибаемся. Но надо постоянно бороться с этим. Бороться и понимать. А в душе всегда человек понимает, что правильно, что неправильно. В каждом человеке есть правильность жития, потому что внутри он знает, что такое хорошо и что такое плохо. Иногда он может, конечно, махнуть рукой: «Ай, ну и что, что плохо». А другой скажет: «Нет, это не «ну и что». Это неправильно». У меня из-за этого «ну и что» все в жизни наперекосяк и пошло. А надо же себя контролировать, тем более на тебя люди смотрят, с тебя берут пример. Вот когда я последний раз боксировал в Греции, ко мне многие ребята подходили и говорили, что для них большая честь выступать на одном турнире со мной. Надо понимать, что ты для многих кумир, поэтому и вести себя надо соответствующе.

Фото: superboxing.ru, empiremuaythai.com, vk.com

Автор: Nochka