Суд за фото, СИЗО без отопления и рассказы про мешок на голову. Чемпионка по муай-тай в шоке после 10 суток ареста
«Не понимала, почему со мной так обращаются».
Александра Ситникова не чувствует себя виноватой.
23 октября после административного ареста на свободу вышла Александра Ситникова, многократная чемпионка страны по тайскому боксу и К-1, а также трехкратная бронзовая призерка ЧЕ по муай-тай. 24-летняя Ситникова оказалась в руках силовиков абсолютно неожиданно – в день ареста спортсменка собиралась поздравлять маму с юбилеем и даже успела приобрести торт. Однако вместо этого девушке, которая нарушала в жизни лишь скоростной режим, пришлось побывать на Окрестина, в Жодино и услышать дикие истории о жестокости силовиков. Пока Александра восстанавливается от пережитого, она нашла время поделиться своим опытом с «Трибуной».
– Задержали меня 13 октября около трех часов дня. Вышла с работы, подошла к своей машине на парковке. Когда раздался сигнал, что машина открыта, два человека, которые сидели в соседней машине, встрепенулись. Подошли ко мне, показали ксивы. Было понятно, что ждали именно меня.
Спросили: «Вы Александра Ивановна?». Потом они рассказали, что у меня какое-то административное правонарушение – якобы не знали, какое – и нужно проехать в РУВД для разговора. У меня в машине лежал торт для мамы, собиралась поехать к ней и поздравить ее с юбилеем. Но сотрудники заверили, что мне дадут штраф, и я успею к маме. Рассказали, что ждали меня у работы весь день и были готовы прождать и дольше. Понимала, что, если они ждали именно меня, возможности уйти у меня нет.
В РУВД мне говорили, что надо подождать какого-то следователя, который ведет мое дело. Даже утверждали, что готовы отпустить меня поздравить маму и встретиться со мной после этого. Потом следователя попросили поскорее меня принять. Сотрудники РУВД что-то выясняли между собой, затем пришел оперативник и сказал – извините, но вас задержат как минимум на сутки, сообщите родственникам. Я возвращаюсь к своей сумке и вижу, что все ее содержимое лежит на столе и уже делают опись моих вещей. Это было крайне неприятно. Никогда не находилась в таких местах, и тут так грубо нарушили мое личное пространство, копались в моих вещах.
Мне сказали снять шнурки, ремень, сережки. Затем меня досмотрели и посадили за решетку, в «обезьянник». Спустя какое-то время появилось мое дело, они начали задавать вопросы по поводу митинга 16 августа и моего фото с плакатом. Говорили, что раз я опубликовала фото 16 августа, значит, я его сделала на том самом марше. Отвечала – не помню, откуда фото, прошло уже 2 месяца. Писали в протоколе, что я участвовала как в массовом, так и в индивидуальном пикетировании, что на заднем фоне стояли люди с БЧБ-символикой, хотя они и не имели ко мне никакого отношения.
У меня спрашивали: что я хотела сказать своим плакатом? Отвечала, что я против насилия, превышения полномочий, избиений, причем против насилия с обеих сторон. В современном обществе можно решать проблемы культурно, гуманно. Должен быть диалог, какие-то законные методы, но не избиения и гранаты.
Выйти с плакатом меня заставил весь тот ужас, который увидела в августе, когда появился интернет. Я и так слышала взрывы, но тут на меня обрушился поток информации, нескончаемые видео избиений. Это произвело на меня огромное впечатление, как, думаю, и на других людей. Помню, что на марше 16 августа атмосфера была прекрасной. Ты смотрел по сторонам и видел улыбающихся, умных людей, у всех был такой добрый взгляд. Чувствовала ощущение праздника, единения людей. Словно все долго жили рядом и не знали друг друга, а потом познакомились и стали относиться друг к другу с поддержкой и единодушием.
Кстати, я cпросила у сотрудника РУВД, как вообще можно пускать газ в пенсионеров и бросать в них гранаты. На это он мне с возмущением ответил: «Вообще-то бабушка била сотрудника ОМОНа палкой!» Если честно, я рассмеялась. А сотрудник мне сказал: «Когда вас бьют вот такой палкой (показал пальцами сантиметров десять), любому будет больно!» Потом, когда осознала, что он это говорил абсолютно серьезно, мне стало не очень смешно.
С самого начала была в шоке, что мои права так нарушаются. В РУВД очень холодно, там все сделано для того, чтобы тебе было неудобно. В «обезьяннике» стоят скамейки с таким поручнем, что ты вынужден постоянно подавать корпус вперед и даже не можешь удобно сидеть. Попросилась в туалет, так сопровождавший меня сотрудник даже не дал закрыть дверь и стоял там.
Потом меня перевели в камеру для задержанных. Она была два на два метра, серая, бетонная. Окон не было, только где-то наверху находилось что-то вроде вентиляции. Там стояла бетонная скамейка сантиметров 30 шириной, камера была обита кафелем. Я была легко одета, так как передвигаюсь на машине, и очень замерзла в том РУВД. Сидела на холодной скамейке и очень переживала, что могу из-за этого заболеть.
Около 9 вечера меня привезли на Окрестина. Еще раз досмотрели, я прошла через рамку, и затем на небольшое время меня закрыли в камеру-«стакан». Это помещение метр в длину и полметра в ширину, и ты там просто стоишь и смотришь на дверь. Страшное место. Затем меня отвели в другую камеру, и там все тоже было страшно. Лязгают двери, тебя запирают, ты передвигаешься, только опустив голову, тебя ведут как под конвоем. При этом знаешь, что ты ничего не сделал, никого не ранил, не обидел и не убил. Не понимала, почему со мной так обращаются.
На следующий день около 12 у меня был суд по скайпу с потрясающим свидетелем. Он сидел в балаклаве, представился как Александрóвич Александр Александрович – хотя отчество услышала нечетко, потому что он в этот момент закашлялся. Свидетель рассказал, что он видел меня именно 16 августа и в то время, которое написано в протоколе. Он меня узнал якобы потому, что я достаточно известная личность, спортсменка.
У меня в протоколе неправильно записали текст плаката. На нем было написано «Нет пыткам, арестам, репрессиям», а они заменили «арестам» на «агрессиям». Еще в РУВД засмеялась и сказала, что тут ошибка, слово «агрессиям» вообще грамматически неправильное. Но на суде был такой же протокол, и свидетель подтвердил, что у меня на плакате было написано «агрессиям».
Думала – за что мне давать сутки? Меня нигде не ловили, я не сопротивлялась, максимум, что нарушала в жизни – скоростной режим. Сутки за фотографию в Инстаграме? Думала, что это смешно, но в итоге мне дали 10 суток. Потом поняла, что другого быть не могло, потому что сутки давали всем.
Вечером в день суда меня перевели на несколько часов из ИВС в ЦИП, а потом перевезли в Жодино. На Окрестина ужасная вода, еда воняет, поэтому я ничего не пила и не ела. Утром выпивала сладкий чай и пробовала съесть пару ложек каши, но из-за стресса и качества еды ничего не шло. В таких условиях у меня обострился гастрит и начались боли.
Пришла медсестра, дала мне обезболивающее и стала ругать меня, что у меня боли, потому что я не ем. Медсестра обещала позже снова прийти с таблетками, но не пришла. А в обед всех нас, первый этаж, просто забыли покормить. И когда меня переводили в ЦИП, я так сгибалась от боли в животе, что не могла стоять. Перед Жодино успела получить передачу, смогла поесть, и боли прошли.
В Жодино камеры были приятнее, опрятнее. Там было больше света, в отличие от полумрака на Окрестина, который оставлял ужасное впечатление. Еще кормили получше, и, если не считать охранников, было спокойнее, чем на Окрестина.
Просьбы к охранникам – отдельная история. Можно стучать в дверь или нажимать на экстренную кнопку, тогда раздается звук и они точно вас услышат. Но в 90% случаев они в ответ на все это начинают ругаться матом, кричать, мне отвечали: «По голове себе постучи». Могли подойти, выслушать просьбу, хлопнуть дверью и просто уйти.
Среди них были те, кто нас выслушивал и что-то делал. Например, одни и те же сотрудники нас два раза вывели погулять на 20 минут, и за это мы их считали хорошими. А еще нас отвели в душ – за 10 дней я была там один раз. При этом у нас была угловая камера, поэтому в ней, в отличие от других, не было горячей воды, а в Жодино еще и не работало отопление. Чтобы помыть голову, мы набирали воду в пол-литровые бутылки. Я засовывала их в носки, под одеяло, хотя даже под одеялом и в одежде утром мы просыпались от холода. Так мы грели воду. На следующий день она была летней температуры, и мы мыли голову, потому что хотели хоть немного соблюдать гигиену.
В таких условиях у девочки из моей камеры начался насморк и кашель, ей было не очень хорошо. Психологически всем тоже было сложно. Давили события всех этих двух месяцев, плюс тебя закрывают, ругаются матом, говорят смотреть в пол. Все время старались как-то унизить, и для некоторых девочек это становилось очень тяжелым испытанием. Первые несколько дней я тоже была в шоке, но потом смирилась и относилась к ним немного с юмором. Считала, что я права, хоть я и за этой стороной решетки. Я не ниже их, и неважно, сколько бы раз они сказали мне посмотреть в пол.
В какой камере я ни была, везде со мной были интеллигентные девочки, с высшим образованием. Многие занимались вопросами домашнего насилия, прав женщин, феминизма, у одной женщины была диссертация по философии. В какой-то момент ты забывал, где ты, и радовался, что познакомился с такими людьми, потому что они на самом деле достойны внимания. Это женщины, которые придерживаются активной позиции в жизни, занимаются образованием других и самообразованием.
Там тебя держат в тонусе. В шесть утра кричат: «Подъем!», – и ты должен сразу же вскочить и свернуть матрас. Потом ты его не трогаешь и не можешь ничего брать с кровати, в десять вечера говорят «Отбой». Время нам говорили очень редко. Мы ориентировались по завтраку, который нам давали раньше, чем следует из расписания, которое висело у них же. При этом обед могли задержать, и перерыв между завтраком и обедом получался слишком большой. Один хороший охранник принес мне по моей просьбе книги. Еще мы пытались заниматься спортом, но, так как у нас была маленькая камера, могли тренироваться только поодиночке. Через несколько дней нам по нашей просьбе еще и принесли сканворды, это здорово помогало отвлекаться.
Очень многие сейчас говорят про условия, в которых отбывала арест Елена Левченко – была в ужасе от этих рассказов. Знаю, что такие методы действительно используют. Мы слышали, как в соседних камерах угрожали в случае чего забрать матрасы, и потом их на самом деле забрали у всей камеры. На следующий день ребята просили их вернуть, обещали больше не нарушать какие-то правила. Не представляю, что пережила Елена. Если она действительно весь срок спала на металлических решетках… Это очень изысканная казнь.
Когда к нам приводили новых задержанных, мы сразу спрашивали у них, что происходит в мире и стране. От одной из таких девочек узнала, что про мое задержание писали в СМИ. В самом изоляторе всегда играло радио, «Першы нацыянальны канал», но там новости были скорее про урожай картошки, плюс рассказывали про театр, кино, афишу. Серьезной информации мы не получали, но кому-то доходили письма.
Меня шокировала история одной девушки – она невысокая, стройная. Силовики ждали ее у метро, назвали ее по имени – она подтвердила, что это ее имя. Тут у нее выхватили телефон, ее саму заволокли в машину. Ей на голову надели черный мешок, положили ее на колени к силовикам, надели ей наручники и возили ее по городу, при этом подшучивали над ней. Слышала рассказы, что многим другим девочкам тоже надевали на голову мешок и снимали его только в помещении, где их допрашивали. То есть их в мешке заводили в РУВД и в помещение для допроса.
Есть еще одна история, которая меня поразила. Девушка ехала в баню, шла возле метро и сняла на видео, как силовики пытались догнать двух парней. Кажется, она даже что-то крикнула силовикам. И потом, когда она подошла к метро, к этой девушке подошли силовики со словами: «Раз ты такая мать Тереза, поедешь с нами». Ее схватили за руки и ноги, она кричала. Внутри машины она захотела поправить куртку, тогда силовики стали кричать на нее матом. Девушке стянули руки пластиковыми стяжками, и, пока они это делали, силовик поставил ей колено на голову. Оно несколько раз соскальзывало, но силовик только давил сильнее. А когда уже во дворе РУВД девушку выводили из машины, ей все лицо забрызгали красной краской, она еле успела прикрыть глаза. А потом на Окрестина той девушке сказали – не может такого быть, ты сама себе забрызгала лицо. Хотя у нее нет баллончика в описи вещей, она вообще ехала в баню.
Очень многие мне оказывали поддержку. Многие люди, в том числе и незнакомые, писали родственникам.Кто-то из спортсменов поддерживал мою маму, волонтеры у Окрестина рассказывали ей, как надо готовить передачу. Кто-то вызывался занять очередь для нее, хотя она приехала на Окрестина с передачей в шесть утра и стояла в очереди первая.
Сейчас я нахожусь в прострации, очень сложно осознать, что на самом деле провела 10 суток в том месте. Отвыкла от обычного ритма жизни, большое внимание к моей персоне тоже не дает успокоиться и понять, что происходит. Когда вышла на свободу, на меня обрушился шквал того, что произошло за эти дни. Очень многие написали, хочу всем ответить, но времени пока не хватает. Безумно благодарна каждому, кто переживает как за меня, так и за всех остальных заключенных и вообще пострадавших. Такая поддержка очень помогает тем, кто выходит.
Вообще, от такой поддержки мне хочется плакать. Да, писали и что-то негативное, но очень мало. А ту волну благодарности и добрых слов, которую я почувствовала, 10 суток не могут перекрыть. Не жалею ни о публикации фото с митинга, ни о том, что делала публикации в сторис в знак поддержки пострадавших от репрессий людей. Не жалею, что проявила свою гражданскую позицию и выразила свое мнение, оно все еще не изменилось. Все эти суды, задержания, то, как обращаются с девочками – это ужасно и несправедливо.
Там мне говорили посидеть и подумать о своем поведении, но я не чувствую себя виноватой и не считаю, что мне нужно это делать. Скорее нужно подумать над системой, которая так функционирует. Есть много вещей, на которые мы не обращаем внимания, и одна из них – как раз система наказания и исправления людей. У нас просто административное правонарушение, а с нами так жестоко обращались. Если обычный человек проведет там много времени, он выйдет на свободу более обозленным, а так не должно быть. Во всех развитых странах в тюрьмах пытаются показать человеку другой путь и интегрировать его в общество. А у нас, что бы ты ни сделал, все направлено на то, чтобы унизить тебя и сломать, показать, что ты – никто и они главнее: могут закрыть тебя, сделать с тобой что угодно, в данный момент полностью тобой владеют.
Понятно, что там со всеми обращаются не очень, но вопрос еще и в том, как люди это переносят. Я в порядке. Находясь там, больше переживала не за себя, а за тех, кто за меня волнуется на свободе. После первых трех дней там поняла, что не буду думать о том, как все это несправедливо. Решила просто дождаться освобождения и сосредоточиться на том, что у меня есть. У меня были книги, я читала и слушала истории девочек. В какой-то степени была рада, что увидела все это воочию и теперь знаю, как эта система работает. Понимала, что, если бы не было поста с плакатом, меня могли бы задержать и по какой-то другой причине.
Любой может оказаться в том месте, и не важно, делал ты что-то или нет. Смирилась со всем, и мне стало немного смешно от того, насколько все это абсурдно. Мной пытались командовать, на меня кричали и ругались матом, а я смотрела на это с легкой иронией. Знала, что единственное, что они могут – это пытаться угрожать тем, что заберут матрас или еще что-то сделают. Не было желания их провоцировать, потому что это только сделает твою жизнь еще сложнее. Но мы и не молчали, пытались добиваться соблюдения каких-то базовых прав, в основном безуспешно.
Хотела бы сказать людям, чтобы они, когда готовят передачки для близких, клали туда что-то запасное. Это могут быть зубные щетки, тапки, майки и так далее, то есть что-то, что человек сможет оставить другим. Часто так бывает, что человека переводят из одного изолятора в другой, он не получает передачку, и у него ничего нет. Даже если передачи принимают в среду, а ваш близкий выходит в четверг – передавайте передачу, еду или что-то еще. Он оставит эти вещи тем, кто в одной камере с ним.
Там люди находятся в стрессе и ждут передачку от родственника – их нужно готовить, и многих они спасают. Еще видела на Окрестина, что до людей часто не доходит волонтерская помощь, то, что привозит Красный Крест и другие организации. Девочкам не дают прокладки, оставляют людей без средств гигиены, щеток и зубной пасты, хотя все это привозят в изолятор. Видимо, это зависит от смены или сотрудников изолятора, но я много слышала о таком, и мы сами с этим столкнулись. Многим там даже не дают туалетную бумагу, хотя они обязаны это делать. Просто ужасно, что помощь просто не доходит до людей, потому что ее не передают.