Tribuna/Футбол/Блоги/Контора пишет/Из сборной Беларуси хотели вышвырнуть всадницу с правом выступать на Олимпиаде, но в самый последний момент передумали

Из сборной Беларуси хотели вышвырнуть всадницу с правом выступать на Олимпиаде, но в самый последний момент передумали

Ольга Сафронова – топ в белорусском конном спорте.

Автор — Дмитрий Руто
30 декабря 2020, 08:00
Из сборной Беларуси хотели вышвырнуть всадницу с правом выступать на Олимпиаде, но в самый последний момент передумали

Ольга Сафронова сочувствует протесту и отказалась подписываться за Лукашенко – так начались ее проблемы.

История 29-летней всадницы Ольги Сафроновой для сегодняшней спортивной Беларуси на первый взгляд довольно банальна. Девушка не поступилась своими принципами и, рискнув работой, местом в сборной и возможностью поехать на Олимпиаду, отказалась удалять из соцсетей фотографии с бело-красно-белым флагом и подписывать обращение в поддержку Лукашенко.

Около месяца назад чиновники из центра по конному спорту уведомили Сафронову о непродлении контракта, несмотря на то, что это единственный представитель нашей страны в выездке, уже имеющий полную олимпийскую квалификацию (то есть она выполнила и подтвердила олимпийский норматив на двух этапах Кубка мира в 2020 году). К тому же Ольга – действующий чемпион Беларуси и финалист Кубка мира-2019.

Когда мы общались с Сафроновой пару дней назад, она была была уверена, что со сборной на ближайшее время рассталась. Начальники всем видом показывали, что им важнее наказать непослушную, чем сохранить потенциальную участницу Игр. Однако когда текст уже был готов к печати, спортсменка позвонила с радостной новостью: ей продлевают контракт, о чем без лишних подробностей сообщили эсэмэской.

.Дмитрий Руто зафиксировал эту драму со счастливым (на данный момент) концом.

– В середине августа вы стали чемпионкой Беларуси – и, по сути, можно было радоваться, ни о чем не волноваться?

– Да, я впервые выиграла чемпионат и была искренне рада, этот результат позволил мне возглавить белорусский рейтинг, однако титул чемпиона Беларуси – это больше национальное признание, ведь в международном рейтинге он не учитывается, особых привилегий не дает. Но учитывая, что этот старт мог стать единственным для меня в 2020 году, волноваться, конечно, было из-за чего. Изменилось ли что-то для меня как для спортсмена? Наверное, нет, потому что у меня свой частный конь Сандро де Амур, которого я купила 10 лет назад, сейчас ему уже 13, и большую часть этого времени я его растила, поила и кормила сама. Так продолжается и сейчас: мы сами ищем корма, сами оплачиваем постой, ветеринарию, международные старты и так далее. Поверьте, не у всех спортсменов жизнь прямо-таки шикарная. Я не могу сказать, что, став чемпионкой Беларуси, что-то для меня поменялось в этой ежедневной работе, что мне как-то вдруг начали усердно помогать.

Возможно, титул чемпиона Беларуси будет учтен при выборе тех, кто поедет от страны на Игры, все-таки единственная лицензия по выездке для Беларуси не именная, а выдана на страну. Шанс представлять выездку Беларуси на Олимпиаде есть так же у моей коллеги Анны Карасевой, очень достойной и профессиональной всадницы. Можно сказать, что мы обе в одном шаге от этой возможности. Мое единственное преимущество на данный момент – наличие именно полной подтвержденной квалификации. Необходимые баллы я получила на единственном в 2020 году домашнем этапе Кубка мира и на еще одном – в Польше. Стоит отметить, однако, что до 1 июня 2021 года подтвердить квалификацию может и другой спортсмен.

– Вам легко удавалось концентрироваться на спорте или были отвлекающие моменты?

– Не буду лукавить и скажу, что, конечно, те события, которые сейчас происходят в обществе, то насилие, которое выливается на улицы, отсутствие какого-либо диалога и страх, как мне кажется, влияют на деятельность и состояние любого гражданина. И это касается не только спорта, но и повседневной жизни. Мне очень хочется, чтобы наша страна стала спокойнее, добрее и, главное, безопаснее.

– И все же как вам удавалось заниматься спортом, показывать такие результаты в течение последних нескольких месяцев?

– С одной стороны, опасений за судьбу лошадей у меня не было, потому что они находятся достаточно далеко от развивающихся событий и животным ничего не угрожало. Что касается лично меня, то, честно, определенные опасения за здоровье, за будущее были и остаются. Мне кажется, в нашей ситуации просто невозможно быть уверенным, что ты находишься в полной безопасности в своей же стране. Можно просто оказаться не в том месте не в то время либо, воспользовавшись своим конституционным правом на свободу мнений, убеждений и их свободное высказывание, выразить свою гражданскую позицию – и в итоге поехать в места не столь отдаленные, при этом абсолютно ничего противозаконного не сделав. Так что нет уверенности в безопасности себя и своих близких.

– Вы живете в районе площади Бангалор, где в свое время также происходили активные действия, марши и акции.

– Мы все видим, что определенные движения происходят до сих пор. Но за всем, правда, я стараюсь наблюдать со стороны, из окна, в эпицентре событий мне быть не приходилось. Но даже в таком случае чувства спокойствия у меня нет. Не участвую в акциях я, наверное, потому, что чувствую большую ответственность перед своими партнерами – лошадьми. За ними ведь нужно постоянно ухаживать, кормить три раза в день. И я понимаю, что если вдруг меня заберут, то за ними просто некому будет смотреть. Поэтому в нынешних событиях я принимаю участие, но больше так, морально.

Но разве этот страх – это нормально?

– У вас во владении несколько лошадей? Сколько стоит их содержать?

– Да, у меня три лошади. Если говорить о расходах на уход, то сумма набегает немалая. Порядка 700-800 евро в месяц. Еще нужно прибавить расходы, которые я несу во время сборов и соревнований. Участие в одном турнире может стоить до нескольких тысяч евро: дорога, проживание, питание, стартовые взносы. Какие-то соревнования оплачиваются из бюджета РЦОП, но их немного, и они в основном домашние, еще в каких-то оплату берут на себя организаторы, но для таких нужно приглашение и рейтинг. 

Что касается стоимости непосредственно лошадей, то тут как-то однозначно не определить. Например, сегодня взрослая лошадь может выиграть турнир, находиться в топе и, соответственно, стоить десятки тысяч долларов. А завтра животное может заболеть, захромать и уже ничего не выиграть – и стать просто домашним питомцем. А так цены на лошадей могут достигать миллионов евро. Это если говорить о призерах чемпионатов мира, олимпийских чемпионах и так далее.

Если бы не семья, то, наверное, одной мне тяжело было бы содержать все это хозяйство, ведь финансовые траты на самом деле внушительные. А если хочешь вырастить хорошую лошадь, то вкладывать и средства, и силы нужно постоянно.

***

– После августовских событий ваши опасения, в том числе за лошадей, оправданы. Но еще до выборов в Минске были многотысячные акции, в том числе в парке Дружбы народов. Вы там были?

– Конечно. Мы живем совсем рядом с парком, и когда были митинги, например, в поддержку Светланы Тихановской, я тоже там была, мы с друзьями ходили. Тогда реально было ощущение единение народа, такие эмоции, которые словами даже не передать. На эти акции я шла осознанно, по своему желанию, без какой-то разнарядки и принуждения. Хотелось узнать, что предлагают альтернативные кандидаты. Да и какого-то страха тогда не было, потому что, по сути, не было даже малейшего предположения, что с людьми, которые высказывают свою позицию, свое видение развития, могут поступать так жестоко, как мы увидели сразу после выборов. Я чувствовала себя в безопасности, осознавала, что если что-то пойдет не так, то всегда могу вернуться домой. Сейчас такого ощущения у меня просто нет.

– Когда вы были на этих митингах, верили, что это начало перемен?

– Скорее, мне хотелось в это верить, было приятно видеть смелых, умных девушек, стоящих перед тобой, внутри зарождалось чувство, ощущение и возможность перемен, глядя на них, возникало чувство чего-то нового, появилась надежда и вера в большое и светлое будущее для Беларуси. И в лозунги, обещания, которые произносились со сцены, я верила.

– Тогда предположу, что 9 августа вы голосовали за Тихановскую.

– Голосование у нас тайное, поэтому оставлю свой выбор в секрете. Единственное, могу сказать, что мне очень импонируют люди, которые не боятся высказывать собственное мнение, люди с действительно активной жизненной позицией, с широким кругозором и волей. Говоря о Светлане Тихановской, мне очень нравится, что она прекрасно владеет английским языком. Для нее как для лидера это огромный плюс. Я сама не раз сталкивалась с ситуациями, когда спортивное руководство на международных соревнованиях не может выразить свои мысли, так как банально не знает языка. А Мекка нашего спорта – это Западая Европа, и хоть какой-то из общепринятых иностранных языков ты должен знать обязательно.

– Вы верили, что Тихановская победит на выборах?

– Может, и верила, но твердого убеждения в этом не было. Мне 29 лет, 26 из них нашей страной управляет один человек. Грубо говоря, у нас ведь другого примера не было. Но когда я увидела эти очереди в ее поддержку, когда в абсолютном большинстве моего окружения люди совершенно разных возрастов и профессий говорили о поддержке альтернативных кандидатов, вера и надежда на перемены начала зарождаться.

– Но в итоге выборы прошли по знакомому сценарию. Тем не менее могли представить, что все обернется настолько жестокими событиями?

– Абсолютно нет. День 9 августа был для меня, прямо скажем, таким праздником. Мы с друзьями собрались и сделали такое турне по Витебской области. Проголосовали в Орше, откуда я родом, в других районных центрах – кто где прописан. Прошли все буфеты, видели танцующих пенсионеров, нас до слез тронули бабули, которые, опираясь на палочку и с передышками, все равно шли на участок, было много людей с белыми ленточками на запястьях. У меня было ощущение праздника, как из детства.

Мы очень поздно вернулись в Минск, после 10 часов вечера. К тому времени уже давно «лежал» интернет, мы, по сути, не знали, что происходит в Минске. Поздно вечером я открыла в квартире окна и услышала какие-то звуки, хлопки в районе стелы. Сначала подумала, что это какой-то салют, праздник. Живу я на 13-м этаже, и высота позволяет немного увидеть тот район. Но я услышала гул, выстрелы, крик людей – я плакала всю ночь. Реально, смотрела всю ночь в окно и плакала. Потом два дня вакуума, когда ты не можешь дозвониться до друзей, лишь от кого-то узнаешь, что и когда произошло. Эти события перевернули отношение к жизни, к стране.

Более того, я вообще не верила, что все это творится в моей Беларуси. Было сплошное непонимание того, что же случилось: то ли это теракт, то ли вандалы бушевали, то ли еще что-то. Из наших окон ничего не было видно, но доносился постоянный гул машин, выстрелы, взрывы, крики людей. Я неотрывно смотрела вдаль, видела вспышки, и в этот момент сжималось сердце, потому что понимала, что через секунду услышу очередной хлопок.

– Родные из Орши звонили, волновались?

– У меня там остались, в принципе, только друзья, и они, что самое интересное, в ночь после выборов спали спокойно, ни о чем даже не догадывались. Нигде не было новостей, интернет не работал, по телевизору о таком, естественно, не говорили. И когда мы позвонили друзьям и все рассказали, люди испытали настоящий шок.

– В последующие дни вы не боялись выходить из дома?

– Было страшно, да, но мне все равно нужно было ехать к лошадям. Единственное, муж в течение месяца ездил со мной на конюшню. Благо, работать он мог удаленно, поэтому во время моей тренировки сидел на трибуне, а потом мы вместе ехали домой. Более того, после августовских событий я впервые в жизни начала закрывать машину изнутри. У меня выработалась привычка: сажусь – закрываю дверь. Только так могу почувствовать себя в относительной безопасности.

– Когда жизнь вернулась в более-менее привычное русло?

– Думаю, до сих пор не вернулась. Я и многие белорусы просто привыкли жить в такой обстановке. Ведь во время той же войны люди тоже как-то жили, растили детей, занимались сельским хозяйством. Просто ожидали чего-то нехорошего.

Мне пришлось заново учиться спокойно спать, высыпаться, потому что нужно все-таки где-то брать силы, восстанавливаться. Лошади – это дело моей жизни, и я не могу бросить этот спорт.

– Были у вас мысли уехать подальше от всего этого, покинуть страну?

– Вы знаете, несмотря на все это, я люблю Беларусь, я хочу, чтобы страна процветала, чтобы тут все развивалось. И такие люди, как мы – молодые, перспективные, заряженные на успех – должны делать все в своей сфере, чтобы улучшать жизнь в стране. Так что мыслей покинуть Беларусь не было.

– На марши ходили?

– На самых первых, конечно, была – и на стеле, и в парке Победы. Люди сидели на газонах, общались, ели арбузы, пили водичку. Для меня это не было каким-то маршем. Это, скорее, встреча белорусов, нации. Я тогда отчетливо почувствовала, что я – часть большого белорусского общества. Вокруг были такие же неравнодушные, открытые люди.

– Верилось тогда, что эта нация может привести страну к переменам?

– А на самом деле уже так, как раньше было, не будет никогда. Мы должны изменить жизнь если не для себя, то хотя бы ради своих детей, внуков, оставить им хороший след в истории. Сделать все от нас зависящее, чтобы последующее поколение жило в мире, согласии и свободе.

– Предположу, что вы перестали ходить на марши, когда начались жесткие задержания.

– Конечно. А задержания начались буквально после третьего марша. Я из первых уст слышала страшные истории о задержаниях, об издевательствах, и меня это все остановило. У меня знакомые и друзья попадали в неприятные ситуации, были пострадавшие, но не считаю уместным рассказывать истории чужих жизней.

– Вы верите, что виновных в насилии накажут?

– Хочу в это верить. Эффект бумеранга, победу добра над злом никто еще не отменял. И я хочу верить, что виновные будут наказаны. Невозможно даже предположить, что во всех этих издевательствах не было превышения полномочий или лишнего применения сил и спецсредств. Не может быть, чтобы в тысячах ужасающих историй были такие выдумки. Хочу верить, что все, кто перешел черту, за это ответят.

– И сейчас дико слышать, что Тарайковского убили, потому что он «нагло и бесцеремонного стоял перед силовиками».

– Это точно. Да даже пусть кто-то «нагло стоял», кто-то не там вышел, кто-то был пьян или не так посмотрел – но неужели за это нужно убивать и калечить? Извините, ты вышел в магазин или на прогулку, а в итоге уехал на 15 суток на Окрестина, при этом имея в руках чек из того самого магазина, камерами зафиксирован твой маршрут – почему в этом никто не разбирается? Но я уверена, что рано или поздно виновные понесут справедливое наказание. Потому что даже в голове не укладывается, как в мирное время, в центре Европы, в XXI веке на улицах убивают безоружных граждан. Тарайковский, Бондаренко – как это возможно?

***

– Именно эти события повлияли на то, что вы подписали открытое письмо спортсменов, или вы сделали это раньше?

– Именно насилие на улицах. Может, я не могу выйти на акции и марши, но проявить свою позицию все равно обязана. Я с народом.

– В петиции есть и политические требования.

– Однако для меня в первую очередь были важны пункты, касающиеся насилия и наказания виновных в нем. Политикой должны заниматься непосредственно политики, хотя, по сути, сейчас белорусам невозможно быть вне этой сферы. У нас слишком маленькая страна, слишком все очевидно. Мы – спортсмены, обычные граждане – мы в первую очередь люди, которые не имеют права оставаться в стороне. В политике я не разбираюсь, но общечеловеческие вещи, гуманизм, репрессии – мимо этого пройти невозможно. Поэтому я подписала открытое обращение спортсменов.

– Проблем на работе в этой связи не возникло?

– Поначалу на мою подпись никто не обратил внимания. Я даже не знаю, видели ли в РЦОП, что я подписала петицию. Единственное, после начала всех августовских событий спортсменам советовали быть аккуратными, внимательными, осторожно вести социальные сети. Но я, естественно, делилась, выкладывала посты, в которых выражала свое отношение ко всем событиям.

Так вот, проблем с тем, что я подписала петицию, у меня не было. Вопросы начались, когда появилось письмо от НОК. В конце ноября к себе в кабинет меня пригласил заместитель директора РЦОП «Ратомка». Он положил передо мной лист с тем самым текстом, попросил прочесть, и если я согласна со всеми пунктами, расписаться. Я прочитала и ответила отказом. Мне сказали, что это мое право – и на этом мы разошлись.

На следующий день в центр приехал директор Виктор Малашко. Он в это время был в отпуске, но, видимо, человек так предан работе, профессии, что оставил отдых, чтобы встретиться со мной. В итоге Виктор Валентинович попросил удалить из соцсетей определенные фотографии – с БЧБ и «Погоней». Я отказалась. После этого меня спросили о моем отношении ко всему происходящему в стране. Я ответила, что против насилия, того беспредела, который творится в Беларуси сейчас, но при этом в политику лезть не хочу. Мне сказали, что наша национальная сборная – это элита конного спорта Беларуси, она должна быть в нынешней ситуации нейтральной. Я ответила, что это моя личная страница в соцсетях, что я имею право выражать свои мысли и чувства и не могу спокойно смотреть на происходящее. В итоге директор, сказав, что он тоже против насилия, просто предложил мне пройти в отдел кадров и подписать уведомление о непродлении контракта. Для меня это был как гром среди ясного неба, потому что я имею полную квалификацию на Олимпийские игры, в августе стала чемпионкой Беларуси, позже прошла аттестацию (не аттестовать меня просто не было никаких поводов), я в добром здравии, большие перспективы, конь молодой и здоровый. Но такое уведомление я все же получила.

– Вы же до этих встреч знали о провластном письме?

– Конечно, в интернете видела. Но нас, если честно, не трогали по этому вопросу. Можно сказать, началось все с меня.

– Что вы сделали после встречи с Малашко?

– Пошла в отдел кадров и подписала уведомление, в котором даже не указывалась причина, почему со мной не продлевают контракт. Внизу листа я попросила указать мне причину, но никакого ответа не последовало. При этом, естественно, я не стала ничего из соцсетей удалять, ничего не поменяла, осталась при своем мнении.

– Почему? Могли же избежать всех проблем...

– Считаю этот выбор совершенно неравнозначным. Невозможно поставить на одну чашу весов работу и зарплату в 800 рублей и все, что происходит с людьми, с народом, со всеми нами в Беларуси. У меня даже на секунду не было сомнений, что я поступаю неправильно.

– Как Малашко отреагировал на то, что вы приняли такое решение?

– Мне кажется, он был к этому готов. Никакого удивления в его глазах я не увидела.

– Кто-то из ваших коллег подписал провластное письмо?

– Да, есть те, кто оставил свою подпись. Кто-то никак не выражает свою позицию. Считаю, это дело каждого, плюс мы не так тесно в команде общаемся, чтобы обсуждать такие моменты. У нас некомандный вид спорта, каждый показывает свой результат.

– Перед походом к начальникам вы как-то обсуждали это с родными, с мужем?

– Нет. После того, как подписала уведомление, позвонила мужу и маме и просто сообщила об этом, то есть поставила перед фактом. Никто такого особо не предполагал, но они знали мою позицию, поэтому о подобном развитии событий где-то думали. Да и, по сути, я ничего особо не теряю, кроме зарплаты, покинув сборную. Конный спорт – такой вид, где практически все и так лежит на плечах спортсмена.

– Вас именно мама привела в конный спорт, она ваш первый тренер. Неужели она не уговаривала вас поменять решение?

– Понимаете, из вида спорта я никоим образом не выпадаю. Если я перестану быть членом сборной, это не значит, что я перестану быть Ольгой Сафроновой на Сандро де Амуре или на каком-то другом коне. Самое ценное, что есть у спортсмена, это его квалификация, знания и умения, а не принадлежность к какому-то клубу, стране или сборной. Умения, знания и опыт отобрать невозможно.

– Получается, всадники тоже могут выступать под нейтральным флагом, принимать гражданство другой страны?

– Конечно.

– Когда вы подписали уведомление о непродлении контракта, не задумались о смене гражданства?

– Пока таких мыслей не было. Я продолжаю работать, идти к своей цели, к турнирам. Надеюсь представить Беларусь на Олимпийских играх. Не получится поехать на эти – будут следующие. Они же проходят каждые четыре года, а мне всего 29 лет. Время еще есть.

– Недавно многоборец Андрей Кравченко сказал: «Если бы я сейчас мог выбирать, под каким флагом выступать, выбрал бы БЧБ. Зелено-красный флаг у меня теперь ассоциируется только с насилием». Вы поступили бы так же?

– Вы знаете, к этому я отношусь немного проще. БЧБ – это символ. И если бы люди в тот момент вышли с флагами других цветов, то были бы такие цвета. Так что тут вопрос не во флаге, не в расцветке. Главное – это позиция, мнение, отношение и мировоззрение.

– После того, как вы подписали уведомление, препятствий в тренировках не было?

– Нет, потому что мой тренировочный план для всех лошадей расписан до конца года, а турнирный сезон окончен. После тех встреч с руководством никто мне не звонил, никто со мной больше не разговаривал.

– В Фонд спортивной солидарности обращались?

– Мне кажется, сейчас есть спортсмены, которым помощь фонда нужнее – людям, оставшимся без средств к существованию. У многих из них дети и семьи.

***

– Мне рассказали такой момент. В мировом рейтинге выше вас сейчас Анна Карасева, и она также претендует на поездку на Олимпиаду. Но если по каким-то причинам не сможет принять участие в Играх, а вас в сборной не будет, то лицензию отдадут стране с более низким рейтингом.

– Да, именно так. Если ни она, ни я не поедем на Игры, наша лицензия будет отдана другой стране.

– То есть фактически руководители готовы давить на спортсменов, увольнять их, рискуя лицензией?

– Для меня вообще непонятна такая позиция. Еще до всех августовских событий, когда из-за коронавируса то назначались, то отменялись турниры, я связалась с директором РЦОП и попросила дать мне отпуск за свой счет для поездки на квалификационные соревнования в Австрию, на что получила ответ, что если я так сделаю, то со мной расстанутся. До сих пор не могу понять почему, по мнению руководства, я на своей личной лошади и за свой счет не могу поехать на международный турнир.

В этом году все лето российские, украинские спортсмены выступали в Европе, получали баллы, чтобы квалифицироваться на финал Кубка мира. А у нас, несмотря на открытые границы, такой возможности не было. Первые международные соревнования прошли в Ратомке только в октябре.

– Как думаете, почему чиновники и функционеры готовы отказываться от топовых спортсменов, которые не поддерживают нынешнюю власть?

– Если честно, даже не могу найти ответ на этот вопрос. Просто без понятия. Для спорта самое важное – это результат, а у нас почему-то в первую очередь учитывают идеологические взгляды. Для чиновников важнее иметь в своем подчинении правильного спортсмена, который «нейтрально» смотрит на все происходящее и никуда не лезет.

– Что вы намерены делать дальше?

– Тренироваться, искать возможности выступать на топовых турнирах, перенимать опыт лучших европейских специалистов, других конезаводчиков, владельцев лошадей и привлекать спонсоров для сотрудничества. Из конного спорта я не ухожу и, главное, остаюсь со своей позицией и со своим мнением.

UPD. После того, как материал был готов к публикации, Ольга Сафронова сообщила, что контракт с ней все-таки продлили.

– Я даже не могу объяснить, почему так произошло. Получила смс от начальника национальной команды, в сообщении сказано, чтобы я пришла и подписала заявление о продлении контракта. Почему так поступили руководители, какие мотивы, не знаю. Пока никаких разговоров по этому поводу у меня ни с кем не было. Даже по телефону не общалась.

– Может, руководители испугались последствий? Ведь МОК уже ввел санкции в отношении НОК Беларуси.

– Честно, не знаю. Не представляю, как и почему у них все так резко поменялось и кто принимал это решение.

Фото:  из личного архива Ольги Сафроновой

Лучшее в блогах
Больше интересных постов

Другие посты блога

Все посты