«Силовики сами делают, чтобы было, как на Майдане». Гурков – о слежке, возможной фабрикации уголовного дела и отъезде из страны
...
Многократный чемпион мира в тайском боксе Виталий Гурков всегда имел свою позицию – выносил в ринг БЧБ-флаг, делал капу с “Пагоней” и откровенно высказывался на острые темы. Уже много лет спортсмен совмещает карьеру с гастролями, участвуя в проектах, пожалуй, главного протестного голоса Беларуси Сергея Михалка. После выборов и выброса насилия силовиков в стране Гурков какое-то время молчал, но потом мощно выступил в составе группы BRUTTO, а недавно подписал письмо спортсменов за новые выборы. Перед этим боец успел попрощаться с Беларусью и переехать в Киев, откуда теперь вышел в прямой эфир в инстаграме Tribuna.com (подписывайтесь), чтобы рассказать о причинах эмиграции, сфабрикованных делах на знакомых, собственной теории об избиении брата Дарьи Домрачевой, желании сделать кое-что, как в Украине, отношении к Свободному объединению спортсменов и Координационному совету и своем кандидате в президенты Беларуси.
– Почему ты уехал в Киев?
– У меня была давно запланирована поездка в Украину. Это было связано со многими вещами: планировал открыть зал здесь, должна была состояться встреча с партнерами, также была запланирована запись видеоклипа, концерты появились, новый материал, репетиции. То есть это плановая поездка. Но с учетом развития событий в ходе предвыборной кампании и всего того, что происходило в Беларуси, я решил уехать чуть пораньше, чтобы все-таки доехать. Потому что непонятно, что могло бы случиться. Я видел, что происходило в стране, что происходило в городе, ощущал какие-то вещи, которые касались лично меня. История моего переезда оправдала все мои предположения. На данный момент у меня в Минске нет ничего, с Минском меня вообще ничего не связывает. Я спокойно уволился из сборной, всю свою спортивную деятельность в Минске закрыл.
– Что сейчас с твоим залом в Минске?
– Я продал зал перед отъездом.
– За сколько?
– За мало.
– Ты сказал, что было много предпосылок для отъезда. Можешь рассказать одну историю, чтобы к тебе вообще не было вопросов, почему ты уехал?
– Скажем так, Минск – это маленькая деревня, а я в этой деревне как Бонифаций. Как говорил мой учитель информатики Людвиг Антонович, когда с хулиганами в школе разговаривал: «Я тут 20 лет работаю, меня тут каждая собака знает». У меня с самой юности очень обширный круг друзей и знакомых, и, как правило, это люди, не всегда согласные с происходящим. Это творческие люди, музыканты. В юности были друзья-анархисты, футбольные хулиганы. Я знаю очень много людей с разными интересами и из разных сфер. Плюс ко всему я такой человек, чья система координат была характерной: из сборной меня выгоняли несколько раз по политической части, у меня были какие-то профилактические разговоры с Юрием Хаджимуратовичем [Караевым, министром МВД и главой Белорусской федерации кикбоксинга и таиландского бокса]. То есть я знаю, как и что работает. И, скажем так, несколько источников мне намекали, что за мной очень серьезно наблюдают.
Когда я был на рок-концерте на Бангалор [акции в поддержку Светланы Тихановской], сначала ко мне подошел мужчина, представился полковником КГБ в отставке, сказал, что работает с объединенным штабом, и предложил со сцены высказать девочкам слова поддержки. Я отказался, объяснил, что просто пришел посмотреть на все происходящее. Меня насторожил этот момент. Потом заметил, что за мной постоянно ходили двое – смотрели, с кем разговариваю, с кем здороваюсь, как себя веду. Заметил их, они это заметили, мы даже друг другу поулыбались. Я их сфотографировал, сбросил надежным источникам – мне сказали, что один точно из ГУБОПиК.
И выпускали меня из страны, когда я улетал, очень странно. Зарегистрировался на рейс, прошел через рамку металлоискателя, забрал ручную кладь и пошел спокойно к паспортному контролю. Через метров пять меня останавливает на вылете таможенник и еще раз начинает проверять. В моей практике такого не было никогда, чтобы до паспортного контроля тебя проверяла таможня. У меня была с собой упаковка снотворного, которое продается в аптеке без рецепта. Мне сказали, что нужно посмотреть, можно ли его провозить через границу. Один сотрудник стоял со мной, а другой отошел в другую комнату минут на 10, а я стоял, ждал, пока они решат. Но в итоге сказали, что все нормально, и пожелали счастливого пути.
Дальше события начали развиваться стремительно. Очень тяжело… Говорят, что пробито дно, но нет никакого дна. Есть бездонность какого-то произвола, насилия, ужаса всего происходящего. Например, когда главу Католической церкви Тадеуша Кондрусевича не впустили в страну и заявили, что он уехал в Польшу получить какие-то указания. Я не знаю, что там в голове этих людей. С моей историей могут подумать, что я у Зеленского получил какие-то указания, не знаю, деньги на революцию. Сейчас же все перевернулось. «Вагнеровцев» мы отдали в Россию, а не в Украину, сейчас уже враги – это Украина, Польша. И я понимаю, что, в принципе, на меня можно любое дело придумать. Взять, например, людей, которых я знаю, футбольных болельщиков. В 2017-м мой товарищ Илья Воловик по сфабрикованному делу получил 10 лет якобы за «руководство незарегистрированными организациями». Очень много людей, которые сидят в тюрьме по сфабрикованным делам. Например, со стороны «Динамо» тот же Виталий Пума около трех лет отсидел, недавно вышел. Вспомнить дела анархистов... В свое время я был в неформальной тусовке, где что-то делали хулиганы, анархисты, которые получили сроки. Ничего не мешает придумать, что я с ними в одной когорте.
Еще одна причина [отъезда] в том, что – сначала же системе нужно что-то придумать, а потом «доказать» – я видел такой вброс на каком-то интернет-ресурсе: я был выставлен ярым националистом. Что я, мол, хожу по городу в вышиванке, соцсети веду по-белорусски и, получается, в первые дни митингов готовил хулиганов, которые противостояли ОМОН, какой-то такой бред сумасшедшего, но это все реально «доказать». Я же знаю определенных людей, у меня с ними есть фотографии, с кем-то лично здороваюсь. И в статье меня выставили радикальным предводителем, что-то говорилось про «банду спортсменов». Понимаю, что я, в принципе, классно подхожу под эту тему, а «доказать» это – раз плюнуть. Поэтому я очень спокойно принял решение об эмиграции.
– Как ты увольнялся из федерации?
– Когда уезжал, написал [заявление] на отпуск за свой счет и уехал. Когда я понял, что мне возвращаться просто глупо, то написал заявление и спокойно уволился.
– Заявление по электронной почте отправил?
– Написал им письмо.
– Что ответили?
– Да ничего. По соглашению сторон я уволился. Ничего мне не сказали.
– Михалок недавно рассказывал, что Караев говорил: «Не хочу, чтобы омоновцы ломали вашему Гуркову руку». Было такое?
– В федерации было какое-то заседание, где собрали всех тренеров и сказали: «Ребята, будут сложные времена. Держите своих учеников, чтобы никто никуда не влез. Потому что будет неприятно, если омоновцы проломят голову Виталию Гуркову либо он кого-то с локтя ударит». Почему-то я удачным примером оказался. Тоже очень странно это.
– Так голову или руку?
– Я слышал, что голову.
– Когда планируешь вернуться в Минск?
– Я не планирую возвращаться в Минск. Вообще.
***
– Как ты относишься к Свободному объединению спортсменов, к инициативе письма за честные выборы и против насилия?
– Могу сказать, что это письмо я подписал много лет назад, когда его еще не было. Мне приятно, что наконец-то спортсмены начали проявлять гражданскую ответственность, выражать свое мнение и не бояться этого. Долгое время я, кроме себя, не знал никого из спортсменов, кто реагировал бы на происходящие события. Мне очень приятно, что спортсмены не топят за какую-то политическую силу, а просто выражают мнение солидарности с народом. Мне очень приятно, что среди спортсменов достаточно много таких сильных людей, которые не побоялись. Спорт – это такое занятие, в котором тяжело без спонсорской и государственной поддержки. А у нас все, в принципе, государственное, курируется государством очень много видов спорта. Поэтому многие поставили на карту свою спортивную карьеру и понимают, чем они рискуют. Сейчас очень важно для спортсменов сделать какой-то выбор. Я подписал письмо сейчас из уважения к ребятам и к тому, что они делают. Вижу, что они настоящие, они с народом, не купленные, как у нас кем-то принято считать. Мое почтение Елене Левченко, которая пострадала за свои убеждения. Я никогда не верил в письма, но письмо в МОК, насколько я понимаю, повлияло на определенный ход событий.
– Знаешь о давлении на спортсменов, которые вступили в SOS.BY?
– Я знаю, как это будет происходить, якобы по букве закона. Кто-то, например, прогулял тренировку.
– Романовская у нас любит, оказывается, прогуливать тренировки.
– Я так понимаю, что просто никому не дадут выступать и как-то развиваться. Знаю историю с одним парнем из нашей федерации – сейчас был чемпионат республики по кикбоксингу, сдавали анализ на коронавирус, и у него якобы оказался положительный тест. Он пошел сдал платно и принес отрицательный тест. А ему говорят: нет, нужно сдать еще мазок. Пока он делал все эти анализы, чемпионат быстренько и прошел.
– Это прибивает, разочаровывает?
– Не знаю, как там у вас, а я лично знаю это уже давно. Из сборной отстраняли меня в 2015-м, наверное. Год где-то я был вне сборной. Ничего не изменилось с тех пор, просто люди увидели это сейчас более массово.
– Из сборной по фристайлу убирают Николая Козеко, лишают его президентской стипендии. Это тебя удивило?
– По-моему, все логично. Зачем поддерживать Козеко президентской стипендией, если он подписал письмо, чтобы признали недействительными выборы президента? Это все можно расценивать как потерю очень классного специалиста, воспитавшего плеяду олимпийских чемпионов и призеров, но здесь все работает так, что незаменимых нет, должны быть только согласные. Те, кто не согласен с текущими делами, они в принципе не могут занимать государственную должность.
– Как ты относишься к высказываниям Домрачевой, Соболенко о текущей ситуации в Беларуси?
– У каждого есть какие-то свои причины делать так или иначе. Я не могу и не хочу в этом плане кого-то судить. Здесь сейчас в обществе идет серьезный раскол, который начался еще задолго до. Задолго до выборов я увидел сценку зарождения гражданской войны: человек подрался с таксистом, потому что таксист был за Лукашенко. Их разнимали и говорили: «Какая разница, за кого он?» А человек говорит: «В смысле «какая разница»?» И я понял, что в этом году будет очень горячо.
А по истории с братом Домрачевой у меня очень много вопросов. Это очень неудобный случай. У меня сложилось впечатление чуть ли не спланированной операции. Это все классно снято с трех камер, это все появляется в сети. Почему-то силовик, который его там задерживал, бросает его прогибом – какой-то бывший борец вдруг соскучился по татами? Странно. Как будто нужно было сделать так, чтобы все заметили. Мы же сейчас можем себе напридумывать чего угодно. Можно придумать, что это была какая-то специальная операция, чтобы подставить кого-либо, чтобы Даша высказалась, а она высказаться не может. То есть спровоцировать какую-то волну. А может быть, случайности не случайны, и даже те, кто не митингуют, рано или поздно… Ситуация такая, что в городе неспокойно. Люди боятся на улицу выйти, отправить детей в школу или поехать на работу, потому что легко можно случайно оказаться в такой же ситуации и пострадать. Очень легко.
***
– В Киеве сразу пацаны из BRUTTO тебя встретили?
– Да. У нас было много концертов разных, репетиций, плановых каких-то вещей. Параллельно занимаюсь собой, тренируюсь, тренирую. Стараюсь вести свой обычный образ жизни.
– Обращение BRUTTO «Грай» – это было очень сильно. Почему так долго молчали Михалок, ты?
– А сколько с вами можно говорить? ##### [блин], еще 20 лет давайте поговорим. Послушайте альбом BRUTTO «Родны край», пять лет назад написанный. Сколько с вами еще можно говорить? Вот сейчас песня «Родны край» каждому белорусу, который оказался по тем или иным причинам за границей, очень зайдет. Послушайте другие песни, послушайте альбомы «Рабкор», «Матрешка».
– Где ты в Киеве живешь?
– На базе морских котиков.
– Реально сейчас на Крещатик выходишь – и каждый второй белорус?
– Белорусов очень много, много айтишников. Встретил – убегал от меня, кстати – парня из Координационного Совета, который видео записывал в темноте: «Я покидаю временно страну». С длинной такой прической, как его звали?
– Иван Кравцов.
– Ну вот. Там на Крещатике были он, еще один парень и девочка. Когда я до них дошел, один из них говорит: «Там Гурков. Пошли-пошли». Ускорились и давай тикать. А я узнал эту девочку – она у меня в Минске когда-то брала интервью. Я такой: «Привет, вы куда?» А они: «Мы спешим, мы спешим».
Я не хочу «топить» за какую-то политоту, потому что я в принципе никогда ни за кого не топил. Вопросов по этим Координационным советам и еще чему-то очень много. Например, Маша [Колесникова] порвала паспорт – кто-то говорит, что она испугалась Службы безопасности Украины. Ведется какая-то игра, о которой мы, в принципе, вообще ничего не знаем. Я не хочу в этом участвовать.
– За кого ты голосовал на старых выборах и за кого бы проголосовал на новых?
– Давайте признаем, что Тихановская – технический кандидат. Люди были объединены, так как голосовали конкретно против, а Тихановская пообещала новые честные выборы. Да и никого из минувшей кампании я бы никогда не хотел видеть президентом. Это не мои кандидаты. Должен быть человек, который своей деятельностью в течение жизни доказал, что он «топит» за Беларусь. Вот Елена Левченко может смело стать президентом. Ей я доверяю. Подсказывают мне в комментариях о [Павле] Латушко, я ведь как-то в фэйсбуке написал: «Латушко – мой президент». Он тогда что-то интересное сказал. Да, классный человек, вполне меня устраивает. Вообще, я думаю, что если будут новые выборы, то мы увидим гораздо больше толковых кандидатов, которые сейчас просто не могли подать заявку.
– Что бы ты спросил или сказал АГЛ при встрече? Не ВКЛ, а АГЛ.
– Надеюсь, что эта встреча никогда не состоится. Что мне у него спрашивать? Да и сказать было бы нечего.
***
– Как ты относишься к шествиям, которые сейчас проходят в Минске по воскресеньям?
– Мне больно смотреть на то, что происходит. Очень тяжело. Все же видят, что происходит, насколько это все жестоко. У меня создается такое впечатление, что силовые структуры очень легко готовы убивать. Я не знаю, чем их там кормят в казарме, каким «Озверином». Как показал марш, когда пенсионеров просто так бьют... Не знаю, может, силовики какой-нибудь амфетамин валят. Ну что это может быть? Настолько испытывают ярость к своему народу, что это не вписывается ни в какие рамки. И дна здесь нет.
– Как тебе видится развитие ситуации?
– Мы часто слышали: «Вы что, хотите, как в Украине?». Я вот здесь сейчас живу – и да, я хочу, как в Украине. Хочу, чтобы мэром города был известный боксер, например, известный спортсмен. Чтобы человек, который классные шутки шутит, стал президентом. Чтобы люди могли выражать свое мнение и свободно себя чувствовать. Как-то так.
– Это может случиться в этом году?
– У меня такое впечатление, что это очень небыстрый процесс.
– Что тогда нужно сделать белорусам, чтобы пройти этот путь? Что бы посоветовал Виталий Гурков?
– Я ничего не буду советовать. Мне сложно об этом говорить, потому что я не живу там, не чувствую, когда иду по улице, напряженного минского воздуха. Мне отсюда что-то говорить достаточно сложно. Я не могу какой-то контрольный срез сделать и подытожить. Если говорить какими-то шаблонами, чем пугали нас массмедиа: «Вы хотите, как на Майдане?» Как раз этого у нас никто не хочет, у нас мирные акции проходят. Но, значит, кто-то другой хочет, чтобы было, как на Майдане. Силовики сами делают так, чтобы было все, как на Майдане. Не знаю, может, какой-нибудь дедушка, чью бабушку обидели, возьмет и снимет с чердака охотничье ружье. Я не знаю, что может случиться. И никто этого не знает.
Но еще одну мысль хотел бы сказать: сейчас очень много людей не уезжает из страны, потому что гордятся своим народом. Вот это я знаю точно. И я не раз слышал фразы: «Я уже не раз хотел уехать, потому что чувствовал безнадегу, но сейчас я горжусь, что я белорус». И это приятно слышать.
***
– Понятно, что в комментариях миллион вопросов про Мелитину Станюту, но я спрошу так: каго, Віталь, любіш?
– Люблю Беларусь.
– То ўзаемна.
