Как Левченко узнала про особое отношение на Окрестина и что она намерена делать дальше

Баскетболистка вышла в эфир.

Елена Левченко находится на свободе меньше недели после 15-суточного ареста. Звездная баскетболистка сейчас не особо светится в медиа – отходит от случившегося, проводит время с родителями (маме Елены на днях исполнилось 70). Во вторник один из лидеров Свободного объединения спортсменов все же вышла в прямой эфир для Фонда спортивной солидарности и на протяжении получаса отвечала на вопросы об аресте, продолжении карьеры и о том, какой позитив отыскала в последних событиях.

- Ты уже «разобрала» свой Инстаграм. Какое количество сообщений получила, когда включила телефон?

– Когда забрала его из РОВД, то, конечно, сразу и включила. Чувствовала, что будет какое-то количество сообщений, но то, что там увидела и пытаюсь разобрать по сей день, – это такое огромное количество, я просто не ожидала. Мне кажется, там тысячи сообщений.

Конечно, мне очень тяжело ответить каждому. Просто хочу, чтобы люди знали, что я прочитаю каждое сообщение, каждый комментарий.

- Сейчас, когда ты ездишь по своим делам и появляешься в городе, видишь это тепло вокруг? Было что-то такое классное и удивительное, чем ты хочешь поделиться?

 – Да. Это происходит везде, как только я выхожу в город. Мне сегодня нужно было зайти в банк. Меня ждали люди на крыльце. Также был в банке человек, который сидел напротив меня и на меня смотрел. Потом он спрашивает: «Извините, вы Елена Левченко?» – «Да». И мы очень хорошо побеседовали. Когда еду на машине, я не понимаю, конечно, что происходит со мной, а человек просто проезжает, смотрит, махает, здоровается, и мы едем дальше. Это было, и когда я заходила в аптеку.

Меня переполняют эмоции. Это еще больше придает уверенности, что я не одна, что меня поддерживает огромное количество людей, что мы движемся в правильном направлении.

Пользуюсь возможностью, хочу сказать огромное спасибо всем тем, кто поддерживал моих родителей. Я очень переживала за них – и за маму, и за папу. Спасибо огромное моей команде SOS.BY, всем ребятам, которых я уже могу называть близкими мне людьми. Это, наверное, как часть моей семьи, которые поддерживали не только меня, делая огромное количество постов, разговаривая со СМИ, а также поддерживая моих родных. Хочу поблагодарить мой дом, который очень поддерживал меня до того, как это все произошло. Хочу поблагодарить бывших коллег, с которыми играла. Всех людей, всю Беларусь и страны зарубежья. Я не ожидала, что так будет, и я очень благодарна. Хочу, чтобы вы знали это.

- Всех очень сильно интересует вопрос про изолятор на Окрестина. На втором суде в ходе заседания ты рассказывала об условиях содержания. Что было самым диким?

– Я сказала на суде, что у нас забрали матрасы с постельным бельем и [больше не выдавали] на протяжении 13 дней – после перевода из ИВС в ЦИП. 2-го числа их просто забрали. В тот же момент исчезла горячая вода, перестал смываться туалет и к нам сразу же подселили двух девчонок. То есть нас находилось уже пятеро в камере на четверых.

Многие будут говорить: «Ты что, не понимаешь для чего это?» Все я прекрасно понимаю. Я адекватный человек и я знаю, что сегодня происходит у нас в стране. Но в какой-то момент мы этого не понимали и не знали. Мы думали, что, может, мы в чем-то провинились, что-то произошло или мы что-то сделали. Ведь все там люди адекватные, образованные, которые занимают какие-то должности. Но я подумала: «Ну как так! Все пропало в одно время».

Понимала, что нужно получить какую-то информацию. Может быть, у всех нет горячей воды? В двери камеры есть окошко. Когда тебе приносят завтрак, обед и ужин, это окошко открывают и закрывают. Иногда его закрывают до конца, а иногда немножко прикрывают.

И я придумала. Сказала девчонкам: «Подождите, я хочу узнать». Они на меня так смотрят. Я говорю: «Давайте быстрее книжку». Пишу на обложке книжки. Напротив была камера, и там жили ребята. Мы их слышали и немножко видели.

Понимаю, что у меня есть возможность: там такой был небольшой проем [в наших окошках]. Я пишу на книжке: «Есть ли у вас горячая вода?» Просовываю это. Им очень плохо видно, они не понимают. Я боюсь, чтобы это никто не увидел, но мне нужно узнать, что происходит. Я просунула [книгу в окошко]. И потом, в конце концов, они кивают, что у них есть горячая вода. Мы начали понимать, что это не какая-то пропажа горячей воды или отключение по всему ЦИПу, а что здесь что-то не то.

- Все, кто тебя знает и с тобой работал, понимают, что у тебя никогда нет выходных. У тебя плотное расписание. Для этого есть специальный блокнот, и ты живешь в очень плотном тайминге. И вот ты остаешься на 15 суток в изоляции. О чем думала?

– Во-первых, я понимала, что это тюрьма, а не курорт или санаторий. Во-вторых, я была не одна, со мной находились девчонки, которые в очень короткий срок стали не просто девчонками. Наверное, наши взгляды нас объединили. Складывалось чувство, что мы знаем друг друга не пару часов, не день или два.

Конечно, когда ты находишься в небольшой камере с группой людей, возникает желание побыть [наедине] в личном пространстве. Для меня было важно находить время на медитацию. Я верю в Бога, и для меня это очень важно.

Когда выключался свет в 10 вечера, то где-то мы еще поговорим, а потом кто-то ложился спать. Нужно еще было приготовить эту кровать – постелить газеты, одежду. Когда все утихали, это было мое время помолиться. Это было мое время где-то поплакать. Я не буду говорить, что я здесь такая сильная. После этого немножко становилось легче.

Вернусь чуть назад. На протяжении всего лета и после травмы, которую я получила в прошлом году, был тяжелый для меня период. Такой же, как после увольнения из национальной сборной. В какой-то момент я понимала, что мне нужно себя восстанавливать не только физически, но и энергетически и эмоционально. Все лето я провела в работе над собой, над своим психологическим состоянием. И я эту работу применила [на Окрестина]. Понимала, что если войду в то состояние, которое не могу контролировать, меня полностью купирует страх. Мыслей было много. Просто начинаешь думать о родителях, о беззаконии, которое происходит, о вещах, которые забрали у меня в аэропорту. Там было много личных вещей. Именно по вечерам, когда было тихо, я находила баланс, могла немножко уравновеситься, успокоиться, помолиться, промедитировать и [потом] пыталась заснуть. Хотя сном это не назовешь.

- В блиц-интервью возле дома в самых первых комментариях ты говорила, что для того, чтобы все это осознать, переосмыслить, переварить, тебе понадобится много времени. Прошло четыре дня. Как ты вообще себя чувствуешь эмоционально? Может, обращалась за квалифицированной помощью психолога?

– У меня настроение нормальное. Потому что рядом со мной мои близкие, друзья, люди, которые меня поддерживают. О чем можно просить еще? Плюс люди, которые меня поддерживают, куда бы я не пошла.

Да, [арест] это тяжело. Психологически и эмоционально для меня самое тяжелое – осознавать, что там остались люди. А что касается эмоционального состояния, может, где-то эта помощь [психолога] и понадобится. Если это будет нужно, то я не стесняюсь. Это [арест] такая эмоциональная, можно сказать, травма. Не хочу вдаваться в негатив, зацикливаться на этом. Стараюсь искать позитив – ту же огласку, которую получила моя ситуация. Перемены в жизни не могут происходить без каких-то жертв, как бы странно это ни звучало. Любые перемены стоят определенных затрат. Я осознаю, что если этой затратой было мое нахождение там, то это дало огласку на весь мир. Еще больше изданий, СМИ, людей обратили внимание на то, что происходит в нашей стране. Для меня это главное – стараться сконцентрироваться на позитивных вещах, а не оставаться в негативе.

<…> Я думаю как обыкновенный человек, который живет в своей стране и хочет перемен. Очень негативно отношусь к несправедливости. Люди, которые ко мне близки, знают, что я такая с детства, так меня воспитали мои родители. Наверное, я бы не поступила по-другому [при возможности отмотать ситуацию назад] и выражала свое мнение как обыкновенный человек, который живет в этой стране. И буду продолжать это делать.

- Из-за того, что ты публичный и известный человек, ситуация, которая с тобой произошла, привлекла внимание общественных спортивных организаций. Например, Международный олимпийский комитет пригрозил Беларуси санкциями. Ты можешь это как-то прокомментировать?

– Когда сидела в тюрьме и к нам подсаживали девчонок, то мне было очень интересно. Это была единственная возможность узнать какие-то новости. Девчонки, бывало, заходили и смотрели на меня: «Вы Елена Левченко, да?» Понятное дело, мы знакомимся. И у меня сразу первый вопрос: «Скажите, пожалуйста, с моими коллегами все в порядке?» Да нет, вроде, ничего не слышали, все хорошо.

Потом сказали, что ребята написали письмо в МОК, и МОК отреагировал. А ведь такая организация может рассматривать какие-то вещи достаточно долго. То, что они отреагировали быстро, это уже какой-то позитив, толчок, то есть мы сдвинулись к чему-то, к каким-то действиям. Я просто надеюсь, что таких организаций, как МОК, будет больше, и что они будут реагировать и видеть, что происходит со спортсменами здесь. Надеюсь, будут какие-то действия.

Меня спросил адвокат: «Елена, как мы можем помочь?» Сказала, чтобы придали как можно большую огласку тому, что происходит, – не только о моей ситуации, но и о ситуации в стране. Я понимала, что я спортсменка и меня многие знают. Мне ребята показали, что CNN написало про мою ситуацию и о происходящем в Беларуси. Никогда бы не могла подумать. Просто невероятно, сколько СМИ и людей писало об этом.

- Под открытым письмом спортсменов подписалось уже 916 человек. Наверное, среди подписантов могло бы быть больше спортсменов, которые имеют регалии, звания, народных любимчиков. Но они либо ничего не говорят, либо чего-то ждут, либо используют очень расплывчатые формулировки. Ты осуждаешь этих людей?

– В это время тяжело не осуждать. Я думаю, многие это делают не специально, а просто мы сегодня находимся в таком эмоциональном и психологическом состоянии. Что касается осуждения, то кто я, чтобы осуждать кого-то? У меня [только] может быть свое мнение по этому поводу.

На протяжении какого-то времени – и до выборов, и сразу после выборов – у нас были спортсмены, которые высказались против насилия. Какое-то первое время это имело место. Как бы люди высказались. Вы меня извините, но мы уже прошли, как говорили мои коллеги-спортсмены с SOS.BY, точку невозврата. Говорить, чтобы просто поставить галочку и отметиться, что я хоть что-то высказала… Конечно, извините, но, к сожалению, лучше вообще ничего не говорить.

Когда мы с коллегами из Свободного объединения делали видео [на английском], я специально в Инстаграме добавила своих бывших коллег, с которыми играла, чтобы придать огласку тому, что происходит [в Беларуси]. Также отметила нескольких наших звезд: тех людей, чье мнение очень важно не только у нас в Беларуси, но и на международном уровне.

- Кого добавила?

– Домрачева, Азаренко, Соболенко, Мирный. Никакой реакции и репоста я не увидела. Считаю, у каждого человека есть совесть. У каждого человека есть какие-то внутренние взгляды. Если этим людям спится ночью хорошо и они чувствуют себя нормально, то тогда ни вы, ни я, вне зависимости от наших разговоров и упоминаний, статей в газетах, ничего не поменяем. Этим людям самим решать, как они будут действовать. Я уверена, что они прекрасно знают, что происходит. Считаю, не надо давить и осуждать. Это действительность, и ее нужно принять, а то она не будет меняться. Давайте двигаться дальше.

Пусть тогда на сегодняшний наш день будет 200, 300, 400 и больше подписей от людей, у которых огромное имя, но они не делают никакую значимость для страны. Это будут обыкновенные спортсмены, люди, которые готовы говорить [о том], что происходит, и готовы поставить свою подпись, рискуя намного больше, чем люди, у которых огромная сила слова и значимость по всему миру.

- Что сейчас с твоей карьерой игрока и какие у тебя ближайшие планы?

– Планы у меня были в четверг утром: выйти и встретить родителей. Потом планы немножко поменялись, но я все равно сейчас нахожусь рядом с родными и близкими. Живу немножко сегодняшним днем.

Что касается баскетбола, то многие называют меня «бывшей». У меня нет планов заканчивать карьеру. То, что я собиралась уезжать, – мне нужно было кое-что подлечить, проверить, поиграть с командой. Это было в планах и, надеюсь, опять будет в моих планах. Постепенно я иду к этому. Кроссовки на гвоздь не собираюсь вешать. Даст Бог, пошумлю еще. Любовь к спорту, любовь к баскетболу, – это у меня осталось. Надеюсь, все еще получится.

- Не удивлюсь, если скажешь, что у тебя уже была тренировка.

– Была в такой форме, когда уезжала… Я тренировалась очень долго: на протяжении полугода по пять-шесть дней. Те люди, которые были со мной, это знают.

Сегодня не выдержала. Давно не занималась плаванием, но решила, что мне нужна вода. Просто поплавать. Созвонилась с тренером и сказала: «Можно я приду?» Без вопросов. Пришла, немножко потренировалась. Это, конечно, не та тренировка, к которой я привыкла. Понятно, мышечная масса ушла. Это не то состояние, но все равно я была рада попасть в бассейн.

- Мы надеемся, что на этой неделе будет больше хороших новостей. Скажи нам что-нибудь вдохновляющее.

– Вы знаете, когда я сидела, то ко мне приходило много мыслей и очень много хотелось сказать тогда.

Мои дорогие Беларусы! Нас могут запугать, нам могут угрожать, нас могут избить и нас могут посадить. Но никогда не смогут убить силу, волю, дух и единство белорусского народа. Я хочу пожелать вам отличной недели, хорошего настроения, улыбок. Знайте, что нас много, мы вместе, и мы друг друга поддерживаем.