«Нацистов вообще не видела». Беларуска в Харькове играла за лучший ФК Восточной Европы – вот что она говорит о городе, который уничтожает Россия
В июле 2021 года вратарь сборной Беларуси Мария Свидунович перешла из могилевского «Днепра» в состав действующего чемпиона Украины – харьковского «Жилстроя-1». В конце минувшего лета новая команда беларуски единственной из Восточной Европы пробилась в групповой этап Лиги чемпионов. Там Свидунович провела один матч, защищая ворота в гостевой игре против мадридского «Реала» (0:3).
В январе харьковчанки вышли из отпуска и начали подготовку в весенней части чемпионата. На турецкий сбор команда улетела 23 февраля – за день до нападения России на Украину. Из Турции Мария вернулась уже в Беларусь. 12 марта «Минск» объявил о подписании вратаря сборной Беларуси.
Свидунович рассказала Telegram-каналу «О, спорт! Ты – мир!» о своих переживаниях по поводу войны, вынужденном возвращении в Беларусь и о том, видела ли в Харькове нацистов. «Трибуна» с разрешения канала перепечатывает это интервью.
– 24 февраля я проснулась где-то за час до будильника: как сейчас помню – было 6:30. Взяла телефон в руки, зашла в Telegram – и офигела, если честно. Начала мониторить новости. Понимала, что война – это ужасно и страшно. Эмоции, мягко говорят, были негативными.
– Когда улетали в Турцию, не было предчувствия, что скоро начнется война?
– Изначально в интернете писали, что днем нападения станет 16 февраля. Да, тогда ждала, боялась. Помню, ночью проснулась от грохота – реально тряслось все. Подумала: все, началось! Как оказалось, это погода резко изменилась и упал снег. Было настолько страшно...
Потом все подобные новости казались обычной шумихой, курс доллара в это время рос, но я не думала, что вот так все резко начнется. Мы просто улетели на сбор, не знали, что вот так все будет.
– Как новость о войне встретили в команде?
– Действовали по обычному распорядку дня, который накануне вечером сбросили команде. Взвешивание, давление, завтрак, но никому до этого дела уже не было – все сидели в телефонах, читали новости и переживали. Связывались с родственниками – и я не исключение. Непросто описать атмосферу в команде 24 февраля.
Первые дни мы тренировались, провели два товарищеских матча, которые выиграли. Тренерский штаб говорил, что продолжаем готовиться. Правда, не было понятно к чему. По очевидным причинам, у девочек футбол оказался не в приоритете. Все больше в интернете сидели.
Затем начались тренировки по желанию, но никто их не пропускал. Выходя на поле, можно было выхлестнуть эмоции, немного разрядиться, отвлечься. Например, на тренировках у меня голова отдыхала.
– Слезы были?
– Много. У меня много, у девочек много. До сих пор, даже находясь в Беларуси, плачу.
– Беларусские власти не отрицают, что часть атак российской армии идет с территории РБ. По этому поводу ничего в команде не говорили?
– Было, но в шутливой форме: что там ваш «батька» устроил? Как-то так больше. Девочки прекрасно знают, что я поддерживаю Украину.
– Как скоро руководство клуба решило отпустить всех футболисток?
– Нам предложили разные варианты продолжения карьеры: мы могли уехать в Армению, пойти в аренду, но через некоторое время дали зеленый свет на расторжение контрактов. Поэтому всех отпустили вообще без проблем. Нужно было зарабатывать, дальше жить, у всех семьи, необходимо помогать своим близким.
У меня появились варианты из Литвы, Польши и Венгрии. Из последней страны были очень заинтересованы в моих услугах, но тогда еще не было ясности по контракту и трансферному окну, поэтому вопрос не решился. Когда ФИФА разрешила игрокам из украинских команд переходить вне трансферного окна, уже сам венгерский клуб не захотел подписывать со мной соглашение. Просто сказали, что беларусов видеть не хотят. Такая же ситуация получилась в Литве и Польше. Так вышло, что по факту на руках было предложение только от «Минска».
– Долго выбирались из Турции в Беларусь?
– Больше были проблемы финансового характера. Налички не было, украинские карты заблокировали, на беларусской ничего особо не лежало. Если раньше я могла зайти в приложение банка и посмотреть, сколько у меня там заблокированных средств, то теперь не могу сделать даже этого. Поэтому не знаю, заблокирована ли сейчас украинская карта или нет. Каждый день пытаюсь зайти в надежде хоть что-то попробовать перевести, но пока никак.
А что касается возвращения в Беларусь, то билеты до Минска были, но получился очень долгий путь. Вылетела из Антальи в три часа ночи, затем в Стамбуле сидела восемь часов, а потом шесть летела оттуда до Минска. Был достаточно тяжелый перелет.
Пока не слышала, чтобы кто-то из футболисток «Жилстроя-1» вернулись в Украину. Административно-тренерский штаб и некоторые девочки в Армении сейчас. Кто-то нашел клубы в Польше, Исландии, Турции. У меня тоже вариант в турецкой лиге был. Скорее, не вариант, а рассматривали возможность продолжения карьеры там. Однако в Турции трансферное окно закрывалось 4 марта, поэтому почти все команды уже были практически укомплектованы.
– В «Минске» обсуждали украинские события?
– Когда я приехала, девочки интересовались, спрашивали, как дела, как в Турции все было. Переживали, интересовались украинками. Некоторые из них ведь раньше за «Минск» играли. Спрашивали, куда переходят. Про Харьков говорили, чем живет город, какие новости там.
– Украина – какая она?
– Свободная. Когда пересекла после перехода в «Жилстрой-1» беларусско-украинскую границу, сразу это почувствовала. Мне было очень комфортно и хорошо в Украине. Я только с теплом в душе могу отзываться об этой стране. Там живут простые, веселые, добрые люди. Негатива в них вообще нет.
В Украине люди более раскрепощены, чем в Беларуси. Открытые, но при этом скромные. Располагают к себе, не стесняются подойти и спросить что-нибудь. Чувствовала, что всегда могут помочь. В любое время готовы к диалогу, агрессии вообще не заметила. В Украине не загоняются о том, что о тебе думают другие. В Беларуси, наверное, по-другому с этим. У нас люди скованные. Хотя прям глобальных отличий не заметила: просто не акцентировала на этом внимание – может, из-за того, что хожу на своей волне.
– Нет какой-то зависти к украинцам из-за того, что проблемы только объединили народ?
– Зависти точно нет. Скорее уважение. Это отличный пример для других. Понимаю, что украинцы сплотились не от хорошей жизни. Честно говоря, печальный повод.
– В «Жилстрое-1» были футболистки из Западной Украины. Может, они чем-то отличались от остальных?
– Да ничем. Только если тем, что на украинском говорили. Некоторые даже переживали, что я их не понимаю. Но у меня с украинским языком вообще проблем не возникало. Только со словом «додаток». Вообще не понимала, что это. Стою на кассе в магазине, а у меня про «додаток» спрашивают. Думаю: «Какой додаток?» Только потом поняла, что это приложение. Единственное слово, у которого я вообще не понимала смысл.
Но в целом не заметила разницу – характеры не отличаются [в зависимости] от регионов Украины. Различия в команде были лишь в мастерстве на поле, но оно от места рождения никак не зависит.
– А если говорить про Харьков, который подвергается массовым бомбардировкам?
– Он похож на Минск, но все равно какой-то другой. Да, может, Харьков беднее Минска, но ты можешь зайти в другой район – и там уже совсем другие здания. Мне было очень интересно, я любила гулять по Харькову. Покупала кофе и отправлялась в город.
Пусть по населению Минск и Харьков сопоставимы, но в украинском городе людей на улице куда больше, чем в беларусской столице. Даже не знаю, с чем это связано. В Харькове много студентов, в центре постоянно все гуляют, наслаждаются жизнью.
В первое время для меня шоком были разные с Беларусью продукты, к которым я привыкла: «А где те макарошки? А где тот творог, сыр?» Для меня это было сложно в первое время. Когда привыкаешь к определенным маркам продуктов, а в Украине их нет, то нужно разбираться с нуля и подгонять все под свой вкус. Но со временем адаптировалась. Даже цены на продукты в большинстве своем в Украине дешевле: если покупать авокадо, то в Харькове это повыгоднее. Хотя некоторые позиции все-таки дороже. К примеру, молочка, которая не такого качества. Смотря что.
– Не было опасений за свою безопасность? Все-таки Харьков находится практически на границе с Россией.
– Да, я понимала это, но боязни не было. Просто не верила, что все может так произойти. Вообще не представляю, что было бы со мной, если бы я была в Харькове на момент начала войны. Наверное, было бы очень проблематично выехать оттуда. Честно, не знаю. Если говорить про безопасность в обычной жизни, то не боялась выходить на улицу.
– А в самом городе не чувствовалось напряжение перед войной?
– Вообще никакой разницы не заметила. Военных на улицах больше не стало. Разве что доллар немного вырос :).
В команде даже не обсуждали это, все спокойно было. Но ближе к 16 февраля что-то говорили, однако немного. Я еще шутила: «Да ладно, начнется война, я выйду со своим беларусским паспортом и скажу, чтобы не трогали меня». Как оказалось, не до шуток уже. Мысли о возможной войне появились только в феврале. Но не скажу, что боялась.
– Встречали в Украине нацистов, о которых постоянно говорят в российских и беларусских СМИ?
– Нет, вообще не видела.
– А что касается русского языка, была ли дискриминация?
– В Харькове я говорила по-русски и не имела из-за этого никаких проблем ни на улице, ни в команде. Никто ни разу не нагрубил, ничего не сказал. Наоборот, если что-то не понимала, то люди с улыбкой переключались на русский язык. Когда на съемной квартире в Харькове подключала интернет, звонила провайдеру. Мне понравилось, что на другом конце провода предложили двух операторов – украиноязычного и русскоязычного. В Украине нормально относятся к русскому языку. Там нет никакой дискриминации. Никто меня ни разу не принуждал говорить по-украински или учить язык.
Наоборот, интересовались, почему уехала из Беларуси, как в Харькове мне люди. Все старались помочь. Ходила на курсы английского, и мой преподаватель много спрашивала про Минск. Между собой люди в Харькове общаются на русском языке, но в государственных заведениях или в магазинах переходят на украинский. Повторюсь, если видят, что говоришь по-русски, то начинают с тобой говорить на нем.
– Вы говорили, что любили гулять по Харькову. Сейчас следите за тем, что происходит с теми местами, где вы бывали, да и городом в целом?
– Конечно. Слежу на новостями того района, где жила. Недавно в наш командный чат прислали фотографию стадиона ХТЗ, где мы тренировались. Прямо на поле приземлился снаряд. Из зданий рядом повылетали окна. Очень сильно расстроилась, плакала.
Приходят флешбэки, как ты приезжаешь туда. На этом стадионе тренировались, сдавали нормативы, получали экипировку. В голове не укладывается, что там такое происходит.
Когда смотрю фотографии и видео разрушенного Харькова, где чуть больше месяца назад я гуляла... Думаю, все видели, как ракета упала на площадь Свободы. А ведь всего за неделю до этого я там гуляла и снимала на видео улицы. Я не могу описать свои эмоции. Мне очень сложно. Красивая Сумская улица, по которой я любила гулять... Тяжело.
– Из-за того, что улетели на турецкий сбор, бóльшая часть ваших вещей осталась в Харькове...
– Насколько знаю, дом, в котором снимала квартиру, цел. Мне хозяйка писала, что он не пострадал. Даже окна не выбило. Мы списались сразу после начала войны – я ответила, что накануне улетели в Турцию. Хозяйка квартиры рассказывала, что с семьей сидят в подвале, и им очень страшно. Потом уехали в Ужгород. На путь ушло четыре дня, ночевали в машине. Были проблемы с бензином, но все-таки доехали. Не представляю, что они чувствуют. Это просто бросить все и уехать в другой конец страны...
В Харькове у меня осталось все: вещи, обувь, ноутбук – все, что было нажито. Мы летели в Турцию на сбор – брала тренировочную форму, бутсы, перчатки. Даже ноутбук не взяла. Думала, зачем он мне? Когда я на нем что смотреть буду? Нам еще тренер вратарей говорил, что предстоят сложные тренировки, поэтому понимала: в Турции после занятий ничего не захочется. Даже только одну книгу взяла.
– Нет страха, что, когда после войны поедете в Харьков за своими вещами, увидите совершенно другой город?
– Надеюсь, что скоро все закончится, Харьков отстроят – и все будет намного лучше, чем было до этого. И я не поеду туда вещи забирать, а просто вернусь в «Жилстрой-1» :). Если будет тот же коллектив и, конечно же, если буду нужна команде, я готова.
– Вы сказали о надежде, что все скоро закончится. Искренне верите в это?
– Конкретную дату не назову, конечно же. Да, я искренне хочу, чтобы все как можно быстрее закончилось. Но если быть реалистичной, то сложно судить, что у кого на уме. Печально, что из-за этого умирают и мучаются люди. Сложно отрицать тот факт, что сейчас идет информационная борьба между странами. Одни и те же новости или факты могут преподносить совершенно в разном свете.
– Кому больше верите?
– Больше располагают украинские СМИ. Плюс я общаюсь с девчонками из команды, у которых близкие сейчас в Украине. Им я точно верю.
Фото: «Жилстрой-1», Gettyimages.com/Chris McGrath, ARIS MESSINIS/AFP, Vyacheslav Madiyevskyy/Ukrinform/NurPhoto, «Минск»
